— «Как веган, я предпочитаю фразу «кормить двух птичек одним зернышком». Это более гуманно». Какая разница, если она носит свои дурацкие дорогие замшевые сапоги?
Я вошла во вкус.
— Или когда она возмущалась, что на моем пальто была кошачья шерсть, это, видите ли, «негигиенично». — Я рефлекторно почистила одежду от невидимых кошачьих шерстинок и только потом продолжила: — «Как веган», она должна быть добрее к животным.
Я не могла просто замолчать.
— А помнишь, как она привезла из Парижа огромную коробку обалденно вкусного шоколада, и когда я потянулась за вторым кусочком, она прочитала целую лекцию о том, как опасен жир и как важно иметь силу воли? Кто вообще так делает?!
Меня было не остановить.
— По крайней мере, наконец-то она узнала, как меня зовут. Одри, по-моему, представляла меня ей раз одиннадцать, пока она смогла запомнить. Но я уверена, что она просто притворялась, что не помнит.
Эф молчал.
— Почему ты ничего не говоришь? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Не знаю... Может, Одри права...
— Что?! По поводу Черисс?! — Мой голос превратился в визг.
Он усмехнулся.
— Ни в коем случае. Я о кружке общения.
— Круге общения.
— Не важно, ты же поняла, о чем я.
— Мне нравится мой круг общения! У меня есть ты и Одри. Зачем мне кто-то еще? У нас замечательный социальный треугольник, верно?
Он не ответил.
— Погоди-ка. Вы что, пытаетесь от меня избавиться? — Я попыталась обратить все в шутку, но мой голос дрогнул, и это скрыть не удалось.
— Ничего глупее я не слышал, — усмехнулся он. — Прекрати нести чушь.
Хоть он и все отрицал, но каким-то равнодушным и одновременно покровительственным тоном, и от этого мне немедленно захотелось разреветься и ударить его чем-нибудь тяжелым. К счастью для нас обоих в эту самую секунду мама позвала нас к столу:
— Всё готово!
Когда наши мамы вошли в столовую, мы сидели за столом друг напротив друга. Я была мрачнее тучи, и каждый раз, когда мы встречались взглядами, он тихо посмеивался, явно считая мои слова невероятной чушью. Наверное, в тот момент я была для него Королевой Глупости. Да что там — и президентом в одном лице!
Идиот.
Эллен начала раскладывать по тарелкам пасту, а моя мама поставила на стол большую чашку томатного соуса, от которой все еще шел пар. Я откинулась на спинку стула, старательно не обращая внимания на Эфа и наблюдая за нашими отцами, которые вошли в столовую, увлеченно разговаривая о музее.
Как обычно, мой отец походил на Чокнутого профессора: он весь как будто вибрировал, нервно проводил рукой по тонким волосам, рассыпая перхоть на свой черный свитер, а его очки были слегка изогнуты на носу. Отец Эфраима, Джордж, по-прежнему очень хорошо выглядел, был подтянут и полон энергии. В первом классе я была в него влюблена и даже спросила Эфа, могу ли стать его матерью, когда Эллен умрет. Сейчас с этим, конечно, уже покончено, но иногда он бывал таким галантным, словно герой старых черно-белых фильмов. Мне приходилось отводить глаза, потому что он напоминал солнце.
— Пенелопа, очень рад тебя видеть, — сказал он, наклоняясь и целуя меня в щеку. Пытаясь скрыть румянец, я опустила голову.
— Миссис Маркс, можно мне хлеб? — спросил Эф, и мама протянула мне хлебную корзину.
Я не торопясь выбрала себе ломтик, а затем дождалась, когда мама отвернется, и передала корзинку на другую сторону. Он закатил глаза.
— Эллен, как твоя новая студия? Она в Бушвике, да? — вежливо поинтересовалась мама.
Она уже раз двенадцать признавалась, что беспокоится, как бы Эллен не ограбили, пока она добирается до работы в Бруклине.
— Великолепно, — ответила Эллен, — там так много пространства...
В этот момент я почувствовала, как трясется стол. Серебро слегка задребезжало, бокалы покачивались, а напитки из них стали выплескиваться. В голове мгновенно возникли мысли о землетрясении и огромном инопланетном корабле, парящим над городом. Эф поймал мой взгляд и кивнул в сторону моего отца — источника этого маленького переполоха: он так сильно тряс ногой под столом, что, казалось, комната сейчас соскочит с фундамента. Мама всё еще притворялась, что слушает Эллен, хотя всеми силами пыталась понять, почему трясется стол.
Так что ради неё (но не ради Эфа, который назвал меня глупой), я приняла огонь на себя.
— Как прошел день, пап?
Он глубоко вдохнул, готовясь рассказать нам, что его так взволновало.
— Вилло скоро приедет, моя дорогая дочь!
Поделившись этой новостью, он словно вздохнул с облегчением, а затем взял кусок хлеба и начал радостно его жевать.
— Кто такой Вилло? — спросила Эллен.
— Рад, что ты спросила, Эллен, — начал говорить отец с полным ртом. Мама погладила его по колену и покачала головой.
— Тео, давай я? — предложил Джордж моему отца.
Папа нахмурился, он явно хотел рассказать все сам, но сдался требованиям моей матери вести себя прилично. Джордж расстелил на коленях салфетку.
— Мы устанавливаем крупный экспонат, который должен рассказать нам больше о физиологии динозавров. Были ли они быстрыми или, наоборот, медлительными? Их физиология ближе к рептилиям или к птицам? Вилло был...
Раздалось жужжание, и Джордж прервался, вытащил мобильный телефон из кармана и опустил свои очки с темной оправой, чтобы посмотреть, кто звонит.
— Я должен ответить. — Он отодвинул стул.
— Джордж, — сказала Эллен, касаясь его локтя, и кивком указала на сидящих за столом.
— Это важно, извини. — Он наклонился и поцеловал её в щеку, а затем повернулся к моей матери. — Джейн, пожалуйста, извините меня, обещаю, скоро я вернусь к столу. — Он подмигнул ей и вышел из комнаты.
Эллен взяла свой бокал вина и залпом осушила его.
Всем своим видом мама демонстрировала неодобрение, только непонятно, то ли из-за вина, то ли из-за ухода Джорджа. Иногда она слишком волновалась из-за наших совместных ужинов. Несколько раз я слышала, как она говорила отцу, что беспокоится за Эллен, потому что та слишком много пьёт; что ей не нравится, как Джордж распускает руки в конце вечера; также она считала, что Эллен и Джордж не должны так надолго оставлять Эфа одного, когда отправляются в длительные командировки по делам Джорджа. Я любила её, но лучше бы она поменьше волновалась из-за пустяков.
— Так кто такой Вилло? — снова спросила Эллен.
Отец проглотил хлеб, наклонился вперед и, продолжая дожевывать, заговорил:
— Вилло — это динозавр. И что же в нем особенного, спросишь ты?
— Забавно, именно об этом я и хотела спросить, — сказала я.
— На самом деле — ничего.— Отец рассмеялся собственной шутке, звание «Шутник года» у него в кармане. — Но вот, что интересно, — его голос опустился до громкого шепота, — в 2000 году ученые из Северной Каролины стали более внимательно изучать останки Вилло, они счистили всю грязь и пыль с костей его грудной клетки и обнаружили то, что стало великим открытием. Можете угадать, что это было?
— Детеныш динозавра? — сказала мама.
— Второй мозг?— предположила Эллен.
— Останки Амелии Эрхарт? — спросила я.
— Сердце? — высказался Эф.
— Эфраим выиграл! — выкрикнул отец, давая пять Эфу рукой, которой все еще держал вилку с пастой, поэтому весь соус оказался на его рубашку.
Эф произнес одними губами «Я победил!», и я показала ему язык.
— Это первое найденное сердце динозавра! Никто уже и не надеялся его найти! Представляете, каково это: увидеть орган, который гонял кровь по организму этих существ? Боже, это же поразительно! Но я еще не рассказал вам самого важного. Готовы? Результаты исследований показали, что сердце было четырехкамерным! Можете в это поверить?!
Мы все уставились на него.
— Это значит, что динозавры по своему строению куда ближе к нам, чем мы могли подумать. Это значит, что они были похожи на млекопитающих! Четырехкамерное сердце динозавра! — Он восторженно нам улыбнулся.
— Вау, это действительно интересная новость! — любезно сказала Эллен.
Эф повернулся к моему отцу.
— Значит, сердце Вилло будет у нас в музее?
— Видишь ли, Эфраим, дело в том, что после всей этой шумихи в прессе другая группа ученых тоже исследовала Вилло. И к всеобщему разочарованию они предположили, что это не сердце, а просто отложение песка. — Отец откинулся на спинку стула, его глаза сияли.
Мама выпрямилась, услышав знакомые нотки в голосе. Он собирался рассказать историю, которая могла бы длиться больше, чем все Триасовые, Юрские и Меловые периоды вместе взятые. Она прочистила горло.
— Дорогой, мы же еще не спросили О’Конноров о их недавнем путешествии! Давай ты поделишься с нами своим рассказом в другой раз?
— Конечно, конечно, — пробормотал отец, мгновенно утратив интерес.
— Мистер Маркс, а можно в следующий раз, когда я приду в музей, посмотреть на Вилло? — спросил Эф, и отец снова заулыбался.
— Выставка откроется этой осенью, Эфраим.
Я всё еще злилась на него из-за нашего разговора, но должна была признать: Эф был куда более терпеливым в отношении моего отца, чем все остальные.
Джордж вошел в комнату, приглаживая волосы, его лицо покраснело. Сколько же он уже успел выпить?
— Итак, ребята, расскажите о Кении, — сказала мама, передавая по кругу чашу салата.
— Джейн, это было великолепно! Там такие прекрасные закаты! Небо будто пылает огнем, а как прекрасна она смотрелась на его фоне, — произнес Джордж, обняв Эллен и погладив ее по волосам. — Человек не заслуживает такой красоты.
Эф раздраженно фыркнул, и если бы не знала его так хорошо, могла бы и не услышать.
— Простите, — сказал он, — сейчас вернусь.
Он бросил салфетку на стул и вышел из комнаты. Эллен высвободилась из-под руки Джорджа и налила себе еще вина.
— Мы нашли окаменелости. Эти образцы прекрасно сохранились. Одна из лучших поездок за последние годы. И люди были так приветливы!
Эллен согласно кивнула.
— Вам бы понравились все эти предметы, сделанные своими руками. Удалось найти несколько мастеров по плетению бус. Ой, чуть не забыла...
Она наклонилась, чтобы взять сумку, и вытащила из неё два небольших пакетика. Один она протянула моей маме, а второй — мне.
— Эллен, он прекрасен! — сказала мама, разглядывая на свет изящный браслет с голубыми бусинами.
— Я знала, что тебе понравится.
Мой браслет был из оранжево-красных бусин, подходивших по цвету к ожерелью Эллен.
— Спасибо, он очень красивый, — сказала я, пытаясь застегнуть браслет.
— Давай помогу, Пенелопа, — сказал Джордж, наклоняясь. Мое сердце забилось чаще, а от запаха его одеколона закружилась голова.
— Итак, Пенелопа, ты уже задумалась о том, куда будешь поступать? Пойдешь по стопам отца? Еще один гений музейных дел в семье? — спросил Джордж.
Я размазала остатки спагетти по тарелке.
— Я больше думаю о журналистике или английском. Мне нравится работать со словами... — неуверенно произнесла я.
Отец выглядел довольным, но слегка смущенным, мама мягко улыбалась мне.
— Недавно Эфраим рассказал, что думает о поступлении в школу искусств. Школа искусств, — фыркнул Джордж. — Ему следует хорошенько подумать, действительно ли это то, чем он хочет заниматься. Обычно художникам трудно заработать на жизнь. Эллен понимает, о чем я говорю.
Эллен неловко улыбнулась, уставившись на ножку бокала.
— Может, еще салата? — спросила мама резко, протягивая салатницу.
— Что касается Вилло... — начал говорить отец.
Нахмурившись, я склонилась над тарелкой и крутила в руках свой новый браслет.
— Что я пропустил? — спросил Эф, обходя угол стола.
— Мы с Тео должны уйти, — сказал Джордж, смотря на часы. — Мы опаздываем на собрание сотрудников музея.
Отец вздохнул, резко отодвинул свой стул и, ворча о бюджете и идиотах, вышел из комнаты еще более взъерошенным, чем вошел. Хлебные крошки рассыпались по его свитеру, красное пятно от соуса расползлось на воротнике. Мама тяжело вздохнула, вздох получился уставшим, но любящим, пропитанным годами хлебных крошек и лекций о динозаврах.
— До свидания, мистер Маркс, — произнес Эф.
Тем временем Джордж надел пиджак, наклонился к Эллен и прошептал ей что-то на французском.
— Увидимся дома, Эл? — закончил он.
Она холодно кивнула, и Джордж расцеловал ее в обе щеки. На ее лице застыла неловкая улыбка.
— Спасибо за чудесный ужин, Джейн.
— Пожалуйста, — ответила она слишком громко.
Эф кивнул отцу, а я махнула ему рукой.
* * *
После еще получаса разговоров о Кении (рассказов о сафари), о четвертом классе, что достался моей маме (шестнадцать мальчиков и всего пять девочек), и о брауни (моём любимом пирожном с добавлением шоколадных стружек) Эллен расслабилась и немного захмелела.
— Нам тоже пора собираться, — сказала Эллен, потрепав Эфа по волосам.
— Мам, — застонал он, уворачиваясь от её руки.
Десять минут спустя я помогала Эллен надеть её зеленое пальто из кожзама (очень крутое и потрясающе красивое), а моя мама отдавала Эфу два заполненных контейнера.
Она обняла его, а потом подошла к Эллен. Эф тем временем снова ухмыльнулся и посмотрел на меня.
— Куда ж я от тебя денусь? Чушь все это.
— Никакая не чушь!
— Кстати, что это у тебя тут?— спросил он, держа в одной руке оба контейнера, и наклонился ближе.
— Рыгнешь на меня, и я тебя убью, — пробормотала я.
Но вместо этого я почувствовала прикосновение его руки за ухом, словно он собирался достать оттуда четвертак. Когда его мозолистые пальцы коснулись моей кожи, по телу пробежали мурашки, сердце забилось чаще, а в жилах закипела кровь.
Он положил на мою ладонь маленький, сложенный вчетверо кусочек бумаги.
— Как-нибудь потом, убийца, — сказал он.
Когда мама вышла их проводить, я развернула бумажку. У меня перехватило дыхание. Эф нарисовал крошечного тираннозавра Рекса, державшего в лапках сердце, а под рисунком заглавными буквами было написано: НЕ НЕСИ ЧУШЬ.
Листовка клуба « Nevermore »
Академия Святого Варфоломея
Нью-Йорка, штат Нью-Йорк
Кат. № 201X-5
Подарок Грейс Дросман
— Итак, во сколько... — начала говорить я.
Сгорая от любопытства узнать, не рисовал ли он еще своих динозавров, я украдкой попыталась заглянуть к Эфу в блокнот. После совместного ужина на прошлой неделе, я не решалась поднимать эту тему, хотя выяснить жуть как хотелось. В кафе «Чипоттл», где мы сегодня зависали, он сидел в такой позе, что подглядеть было просто нереально.
— ...в субботу мы выезжаем на фестиваль Святого Варфа?
Не отрывая глаз от своего блокнота, Эф изобразил пуканье, что происходило каждый раз, когда кто-то произносил созвучное с этим звуком слово. Привычка, которая вырабатывалась годами, потому что мы посещали Академию Святого Варфоломея с детского сада.
— Ты омерзителен. Одри?
Стараясь не смотреть мне в глаза, Одри начала громко тянуть через трубочку свою диетическую колу.
— Стоп, ребята, мы ведь едем, правда?
Одри выразительно посмотрела на Эфа. Его рот был всё еще полон чипсов, он пожал плечами.
— Я думал, ты ей скажешь.
— Скажешь мне что? — спросила я.
Когда в третьем классе мы познакомились с Одри, то втроем стали посещать осенний фестиваль Святого Варфа. И не только потому, что это приносило нашей школе деньги, хотя и это тоже. В детстве мы ходили туда, потому что все ходили. Нам рисовали на лицах маску Человека-паука, мы объедались сладостями до такого состояния, что уже через полчаса нам казалось, что наши зубы начинают гнить. Однажды мы выиграли золотую рыбку в полиэтиленовом пакетике с водой и зачет лишь за то, что выиграли заезд на мотороллере. Я обожала эти поездки, и каждый раз ждала их с нетерпением. Конечно, с возрастом они становились все менее интересными, но мы все равно посещали фестиваль каждый год. Это было нашей традицией.