Я переводила взгляд с одного на другого и ждала, когда кто-нибудь из них сломается.
— Я собираюсь на встречу выпускников в школу Святого Игнатуса, — выпалила Одри.
— С Грегори?
Одри смутилась. Я указала на свою шею, давая понять, что засосы для меня не тайна за семью печатями.
— О Боже, нет. Этого парня зовут Итан. Черисс пойдет с его другом Хантером. Подожди-ка, — она задумчиво пожевала губу, — я могла бы спросить, возможно, кто-нибудь из его друзей остался без пары...
— Нет-нет, всё в порядке, — быстро ответила я, понимая, что ничего хуже свидания вслепую на глазах у Черисс просто не может быть.
— Ты злишься? Пожалуйста, не злись...
Я снова вспомнила наш разговор про клуб французского и кругах общения.
— Вовсе нет, — с наигранной веселостью заверила ее я.
— Прости, Пэн. Я хотела сказать раньше. Я думала, что мы переросли фестиваль, и в любом случае туда не поедем. Не нужно было решать за всех.
Она не хотела меня обидеть, но я сразу почувствовала себя ребенком-переростком, который все еще хочет поехать на фестиваль.
Я вспомнила, как мы с Эфом в прошлом году в первый раз уговорили Одри прокатиться на колесе обозрения, как она тряслась весь путь наверх, хотя была зажата между нами, и как она выдохнула на самом верху, увидев огоньки внизу.
— Почему ты никогда не говорила, что это так красиво? — возмутилась тогда она.
Я встряхнула головой, возвращаясь в реальность и пытаясь скрыть, как расстроена. Словно отказ от многолетней традиции не имел большого значения. В глубине души я чувствовала себя очень одинокой, для меня эта поездка была очень важна.
— Полагаю, ты тоже хочешь слиться? — c натянутой улыбкой на лице спросила я Эфа.
Он странно посмотрел на меня.
— Что с твоим лицом? И почему снова покрываешься пятнами?
— Ты. Пойдешь. Или. Нет?
— Прости, Отом достала нам билеты на интерактивный спектакль «Макбет» на каком-то складе.
— Звучит потрясающе, — соврала я.
— Поверь, я с куда большим удовольствием провел бы время с тобой. Отом перешла в фазу отношений под названием «мы-всегда-держимся-за-руки». У меня ладони постоянно потеют.
В доказательство своих слов он протягивает мне руки ладонями вверх.
— Ладно, ладно. — Я прикусила губу, пытаясь сообразить, как же тогда быть. — Может, тогда в следующую субботу? Точно! Пойдемте на Кони-Айленд! Это, конечно, не осенний фестиваль, но должно быть весело. И рядом с океаном.
Отлично. Вышло очень естественно и непринужденно. Какая я молодец.
Одри сникла.
— В следующую субботу? Я пообещала Черисс, что пойду с ней на вечеринку в честь Первого октября к этому новенькому, Китсу.
У Китса, оказывается, вечеринка.
— Вечеринка в честь Первого октября? — фыркнул Эф.
— Я бы взяла вас с собой, но вход только по приглашениям...
(Разумеется)
— ...И Черисс по уши влюблена в Китса...
(Кто бы сомневался)
— ...и это костюмированная вечеринка...
(Ну да, круто. Разумеется, конечно, кто бы сомневался: у новенького красавчика будет костюмированная вечеринка!)
В это мгновение я была готова припомнить им всё: засосы, фестиваль, клуб французского, круги общения, а еще то, что моя жизнь была для них открытой книгой, а в их некоторые главы были только для избранных. Про себя я начала грустно напевать «Единице всегда одиноко»[4]. Только этого не хватало.
— Я пойду с тобой на Кони-Айленд, Пэн, — согласился Эф. — Слышал, на прошлой неделе люди застряли на Циклоне[5], и им пришлось спускаться пешком с самого верха. Офигенно, правда?
— Очень, — ответила я машинально.
Если мы не пойдем втроём, это будет совсем не то. Хотя уже все не то. Плюс еще эта вечеринка у Китса. К черту Кони-Айленд. Я была более чем уверена, что все то, что мне всегда хотелось испытать, то, что постоянно обходило меня стороной, будет на той вечеринке.
С моих губ сорвался предательский тихий вздох.
И на этом наш разговор неожиданно затих. Эф нахмурился и вернулся к блокноту, а Одри так сильно вцепилась в волосы, что еще чуть-чуть и вырвала бы их. У меня же на лице застыла очень неестественная улыбка.
Всё должно было быть по-другому. День пошёл коту под хвост.
Будь выше этого, Пэн. Ты же любишь этих людей.
— Ты уже знаешь, в чем пойдешь? — спросила я Одри, пытаясь перевести тему в более позитивное русло.
— На вечеринку Китса? — отозвалась Одри смущенно.
— Нет, на встречу выпускников!
Она с облегчением выдохнула и улыбнулась. Достав телефон, она пролистала несколько фотографий, прежде чем найти нужную.
— Вот, мы с Черисс нашли его в новом винтажном магазине «Гонконг 8» в центре.
Платье было чудесным, бледно-розовым с серебристым напылением и расшитым бисером, четко по фигуре.
— В стиле Одри Хэпберн. Собираешься подражать тёзке? На тебе оно должно смотреться великолепно.
— Милое, — отметил Эф, мельком взглянув на телефон.
Одри заметно расслабилась, рассказывая, как она собирается уложить волосы (профессиональная укладка, после которой волосы будут прямыми и сияющими), что собирается обуть (серебристые туфли на шпильках от Мэри Джейн) и какую бутоньерку она купила своей паре (пионы насыщенного розового цвета).
Пока мы сидели в кафе, я всем своим видом старалась показать, что все хорошо. Но как только мы попрощались, я завернула за угол, где они не могли меня видеть, и меня накрыло волной облегчения, я облокотилась о здание и разжала кулаки.
Чувствовала я себя отвратительно.
Я еще никогда не чувствовала себя настолько далекой от Одри и Эфа.
* * *
Следующие несколько дней я пыталась себя убедить в том, что фестиваль не имел такого уж большого значения, а наш разговор в «Чипотл» не обернулся катастрофой. Получалось не очень.
Теперь я на 100% была уверена, что наша несостоявшаяся поездка стала началом конца, мои друзья бросят меня, и я останусь одна на всю оставшуюся жизнь.
Я все так же была влюблена в Китса, и 11 уроков по биологии не дали никакого результата: его не назначили моим партнером по лабораторным работам, мы не сталкивались случайно в коридоре, не встречались в кафе.
На самом деле кто-то (у кого весьма дурное настроение) мог бы сказать, что мой прогресс с Китсом скорее отрицательный. В среду, на второй неделе учебы, я увидела, что он машет мне. Сердце забилось с неистовой силой, и я уже было начала махать в ответ (слишком энергично, слишком резко и просто слишком), но тут заметила впереди себя парня, который помахал Китсу в ответ, и поняла, кому на самом деле предназначалось это приветствие. Поэтому я сделала вид, что всё это время просто пыталась поправить волосы. Но моё большое янтарное кольцо в форме цветка зацепилось за них, и мне пришлось бежать в туалет, чтобы его вытащить.
Определение слова «безнадежно» отлично бы вписалось в ситуацию.
Тем временем суббота, день Осеннего фестиваля, подкралась незаметно, и я чувствовала себя хуже живущих в канализациях крыс, питающихся мусором.
На кухню я выползла в старых трениках, неумытая, волосы бесформенной массой лежали сзади, но торчали спереди. Отец отложил «Нью-Йорк Таймс» и оглядел меня с ног до головы.
— Тяжелое утро, милая дочь. Или лучше сказать день?
Я взглянула на часы: почти полдень.
— Всё нормально, — произнесла я таким голосом, что сразу стало понятно, что ничего не нормально.
— Ну, если ты хочешь это обсудить...
— Не хочу.
— Хмм... Сегодня моей любимой девочке явно не хватает любви, — усмехнулся он.
Я закатила глаза, молясь, чтобы этой фразой он исчерпал свои запасы «юмора от папы» на ближайшие пару недель.
— Кстати, тебя искала мама.
Я хотела было съязвить, что наша квартира настолько огромная и меня можно в ней потерять, но вовремя прикусила язык.
Какой же гадиной я себя чувствовала!
Чтобы поднять себе настроение, я достала свой любимый стакан с рисунком мальчика, который держал нос под водой, налила туда молока и добавила какао.
Сидя рядом с отцом и слушая, как он с закрытым ртом напевает мелодию какого-то классического произведения, я решила, что мне нужно поменять точку зрения. Ну и что, что я не пойду на свидание ни с Китсом, ни с кем-либо другим? И не важно, что на Осенний фестиваль мне тоже не с кем пойти. Зато у меня есть вкуснейшее какао и целая суббота в одном из лучших городов мира. Я могу, например, пойти в Мэт[6] и почитать у бассейна в храме Дендур[7]. Или могу купить сэндвич в «Челси Маркете» и почитать в парке Хай-Лайн. Кому нужны парни? Или друзья? У меня есть Нью-Йорк и электронная книга с полным собранием сочинений Джейн Остин. Что еще нужно обычной девчонке?
— Пэн, вот ты где! — Мама стояла в дверном проёме, прижимая к груди чашку с чаем. Она всегда мерзла, даже в солнечное сентябрьское утро. — Когда пойдешь на фестиваль, не забудь захватить сумку, которая стоит возле двери. В ней платок, что я связала для «молчаливого» аукциона. Ты его видела? Получилось неплохо.
— Платок должен уйти с молотка как минимум за 800 долларов, Джейн, — предположил отец, хотя, как я и думала, совершенно ничего не смыслил в этом.
— Я не пойду.
— Почему? — спросила мама.
Словно напоминая, что я уже на две минуты дольше, чем нужно, размешивала какао, ложка громко стучит о стакан.
— Не хочу.
— Эф и Одри, наверное, расстроятся?
— У них другие планы, — ответила я, и мне снова стало обидно.
— Вот оно что, — сказала она, будто это всё объясняло.
Мама обо всем догадалась, но я была не в настроении обсуждать с ней эту тему. На самом деле мне вообще не хотелось обсуждать это с кем-либо.
Я представила себя мерзкой, морщинистой девяностопятилетней старухой, которая живет в ветхом доме престарелых с отвратительными желтыми стенами и орет «Не смей меня об этом спрашивать!» каждому, кто посмеет со мной заговорить. В моей голове эта картина выглядела очень правдоподобной.
— Может, не будем об этом? — спросила я.
— Мы с папой собираемся на Лонг-Айленд наблюдать за птицами.
Я едва удержалась, чтобы не съязвить.
Готова поспорить, что родители Эфа не тратили время на что-то настолько скучное и неинтересное. Они скорее гуляли по галереям «Челси» или посещали новую выставку костюмов в «Мэт».
— Ты всегда можешь пойти одна. Наверняка там будет кто-то из твоих знакомых.
В её голосе я услышала желание помочь и надежду. Мама любила меня больше, чем кого бы то ни было на земле, возможно, даже больше, чем папу, но в этот раз из-за ее беспокойства я чувствовала себя жалкой, что злило и раздражало, поэтому я сорвалась на крик.
— Я же сказала, что не хочу идти!
Мама вздрогнула, папа оторвался от газеты.
— Я не хочу... — Я осеклась.
Родители снова смотрели на меня, как на четырехлетнего ребенка, потому что именно в этом возрасте я последний раз повышала на них голос
Мой внутренний монстр исчез, а на его место пришел стыд, расставляя всё по местам.
— Сумка у двери? — тихо спросила я.
— Да, — коротко ответила мама. — Спасибо.
Я потопала наверх, чтобы принять душ и более-менее привести себя в порядок.
* * *
Через четыре часа я оказалась в холле школы, где и оставила собранную мамой сумку (президент АУР[8] сказал, что торги можно начать с 75 долларов). Я вышла на улицу, и осенний ветер донес до меня звуки карнавала.
Вместе со звуками ветер принес и запах торта «Муравейник», от чего мое сердце совершило сальто и замерло в предвкушении порумяненного теста и сахарной пудры. Можно же быстренько пробежаться по рядам фестиваля, всего один кружок по одному блоку, а потом отправиться в Центральный парк и почитать? Я всё еще винила себя за то, что накричала на маму, и это казалось вполне приемлемым наказанием. Во всяком случае, я могла бы сказать, что неплохо провела время.
На входе меня чуть не сбили с ног две девочки в одинаковых красных кедах, мамы почти в унисон просили их не бегать. Потом мальчик, рот которого был весь в сахарной вате, оббежал меня кругом. Какой-то папаша одной рукой толкал коляску, а в другой держал огромного плюшевого льва. Ребенок в коляске спал, запрокинув голову, рот был открыт, а лицо было заплаканным.
Я прошла мимо аттракциона с метанием колец, главным призом в котором была золотая рыбка, и стенда, где продавали какое-то невероятное количество носков с эмблемой США. Мне вспомнился год, когда нам было по 9 лет, и Эфа стошнило после поездки на Скрэмблере (два съеденных перед поездкой хот-дога оказались лишними), а потом нас с Одри стошнило за компанию, и моим родителям пришлось увезти трех ревущих детей домой. Как-то потом я выиграла сертификат в кондитерский магазин в игре «Убей крота». Моя мама отвела туда нас троих, и мне показалось, что умерла и попала в рай.
Я наблюдала за счастливыми детишками, слушала карнавальные песни и только тогда поняла, как мне не хватает Эфа и Одри. Я сама себе напоминала дом с привидениями: пустой и заброшенный.
Чтобы успокоиться, я нащупала в сумке электронную книгу. Развернувшись, я собралась уйти, но тут мой взгляд упал на небольшой складной столик, втиснутый между кабиной для аквагрима и информационным дисплеем о лыжной команде. На краю стола виднелась аккуратная надпись:
РАЗГОВОР С МЕРТВЫМИ ПОЭТАМИ!
1$ за звонок
ЖИВИ ОДНИМ ДНЕМ!
ЛОВИ МОМЕНТ!
ПОГОВОРИ С ВЕЛИКИМИ!
(все доходы идут в фонд « Nevermore »)
Я подошла ближе. Посередине стоял старый дисковый телефон, а рядом с ним чашка с двумя одинокими долларами на дне.
Мне показалось, что я узнала парочку, стоящую позади стола. Я была почти уверена, что это старшеклассники из моей школы. Девушка была невысокой и фигуристой, явной фанаткой рокабилли[9]: огненно-красные крашеные волосы, футболка с надписью «SchoolhouseRock» и супер-темные очки в стиле Бадди Холли[10]. У парня на голове был ирокез, а выражение лица каким-то надменным. Этим он мне напоминал второстепенного злодея из фильма «Шедевр». Его взгляд не отрывался от старой, потрепанной книжки с поэзией Э. Э. Каммингса.
Девушка заметила, что я рассматриваю их инсталляцию, и просияла.
— Хочешь поговорить с мертвым поэтом? Все средства пойдут на развитие литературного журнала Святого Барта «Nevermore». Кстати, завидую твоей футболке.
На ней была надпись: «Цирковое Шоу Кони-Айленд». Мне тут же вспомнилось, как в прошлом году Одри представила меня Черисс, когда та только перешла в школу Святого Барта. Та осмотрела меня с головы до ног и выдавила из себя страдальческую улыбку, которая мгновенно перенесла её в фильм про супергероев в роли Злой Ледяной Королевы.
От девушки напротив меня веяло совершенно противоположной, солнечной и теплой энергетикой. Возможно поэтому, а может потому, что я так отчаянно чувствовала себя одинокой, мне сразу же захотелось, чтобы мы подружились.
— Я Грейс, а это Майлз, — сказала она, указывая на мальчика с ирокезом.
— Ты из средней школы? — спросил он, растягивая букву «о».
Он не вызывал доверия, и я просто кивнула. Его глаза были теплого серого цвета, но кончики волос выглядели такими острыми, что о них можно порезаться, во взгляде читалась скука.
— Я Пенелопа, — представилась я, — но все зовут меня Пэн.
Майлз сгорбился в кресле и, прикусив губу, с подозрением смотрел на меня. Я выпрямилась и включила «броню Черисс».
Затем он резко подскочил.
— О, боже! Это же ты постоянно ходишь с этим высоким потрясающим парнем! — Он плюхнулся обратно, обмахиваясь книгой. — Он сексуальный.
Десять секунд до меня не доходило, о чем это он.
— Постой, ты про Эфа? Ты считаешь его сексуальным? — спросила я.