— Вивьен, ваниль с малиновым джемом для тебя, крем-брюле для меня.
— Чудесно, — пробормотала Одри.
Я повесила куртку на вешалку, и подруга, громко зевая, последовала за мной на кухню. Из окон лился серый свет, в котором можно было разглядеть лениво плавающие пылинки.
— Где твои родители?
Одри протерла глаза, стряхивая с себя сонливость.
— Уехали в Плезантвиль навестить бабушку.
— Как ей в новом доме престарелых?
— Не очень. Ей по-прежнему очень не хватает дедушки, а еще она твердо уверена, что он говорит с ней по ночам.
— Это трудно пережить. Мне так жаль.
— Да, мне тоже.
— Во сколько ты ушла с вечеринки? — Я вытащила из посудомоечной машины два стакана и налила в них апельсиновый сок. — Я не смогла найти тебя, когда собралась уходить.
— Не очень поздно. — Она вытащила табурет и, зевая, сгорбилась над столешницей.
— Черисс была слишком пьяна, чтобы идти домой, поэтому осталась ночевать у меня. Она всё еще спит. — Одри указала на потолок, а я в свою очередь на пончики: один для меня, один для Одри и ни одного для Черисс.
— Упс.
Одри махнула рукой.
— Она все равно не стала бы его есть. Не вегетарианский. Жареный. Слишком много калорий.
Я подтолкнула к ней тарелку, и она откусила большой кусок желе прямо из середины.
— Идеально, — произнесла она блаженно, не переставая жевать.
Я тоже откусила большую часть от своего пончика и почувствовала себя абсолютно счастливой, даже несмотря на то что мой заклятый враг находился этажом выше.
— Итак, прошлой ночью... — начала я, смакуя тестообразный рай у меня во рту.
— Мне жаль, что не получилось провести больше времени вместе. Я очень хотела, но даже после стакана воды Черисс рвало на заднем дворе, и она боялась, что в таком состоянии её увидит Китс. Так что почти всю ночь я пыталась привести её в чувство.
Вытянув пальцы, я взглянула на свою руку, которую держал Китс, и удивилась, что от неё не исходит лунный свет.
— Ничего страшного. Кстати, я была с Китсом. — Я пыталась говорить спокойным голосом, хотя на самом деле мне хотелось петь, как в «Звуках музыки».
Одри с открытым ртом уставилась на меня.
— Ты была с Китсом?!
Моя широкая улыбка ответила сама за себя. Одри отложила недоеденный пончик и начала дергать себя за переднюю прядь волос.
— Не думала, что ты так хорошо его знаешь.
— Я и не знала. До этой ночи. Од, это было потрясающе! Он необыкновенный! У него столько восхитительных книг! Одну он мне даже дал почитать! Его комнату заливал лунный свет, мы были только вдвоем, и в какой-то момент... — Я закусила губу.
— Пожалуйста, скажи, что вы не наделали глупостей.
Я удивленно посмотрела на нее.
— Нет, но он держал меня за руку. Это было так романтично... Думаю, Дельфин наконец нашла своего...
— Нет, нет, нет, этого не может быть... — Она уткнулась лицом в руки.
— Что это значит? — нахмурилась я.
Она постучала по столу и начала говорить медленно, как будто подбирая нужные слова.
— Пэн, я не уверена, что Китс тот, кто тебе нужен.
— Подожди. Что? Почему нет?
Она потерла ладонью лоб, словно пыталась избавиться от головной боли.
— Это... как бы сказать... Черисс и Китс...
Я с облегчением выдохнула.
— А, всё в порядке! Китсу не нравится Черисс в этом плане. Он сам сказал, так что всё хорошо. Он даже дал мне книгу...
— Нет, всё не так, это очень запутанная история.
— И что? Эта история — в прошлом, — с улыбкой выпалила я.
Одри оставила в покое волосы и, положив обе руки на стол, глубоко вздохнула.
— Пэн, твоя влюбленность в Китса — не то же самое, что томные вздохи по книжному персонажу или любовь на расстоянии. Поверь мне: он точно не Прекрасный принц! Послушай...
Не знаю почему, но моё тело напряглось, как на аттракционе «Циклон» на Кони-Айленд, когда ты пытаешься свести к минимуму синяки и тряску еще до начала поездки.
— Я счастлива, что тебе наконец-то понравился кто-то настоящий, но Китс — не самый лучший выбор.
Кто-то настоящий?
В этот момент всё вокруг меня застыло. Только стук сердца отдавался в ушах. В глазах потемнело. Только что произошло нечто ужасное. Я и не думала, что Одри может причинить мне боль, что ж, добро пожаловать в реальность.
— Я не могу вдаваться в подробности, потому что поклялась Черисс хранить это в тайне, но он действительно плохо поступил с ней. Он лжет, манипулирует и действует в своих интересах, а потом ты чувствуешь себя дерьмом. — Она протянула через стол руку и сжала мою неподвижную ладонь. — Я не хочу, чтобы ты неверно все поняла, а потом страдала.
Я отпрянула, отдергивая руку.
— Ты думаешь, я настолько жалкая, что не в состоянии понять, нравлюсь я кому-то или нет?
Она резко выпрямилась.
— Нет! Я совершенно не это имела в виду!
— Ты счастлива, что мне наконец-то понравился кто-то настоящий? — Мой голос дрогнул в конце фразы.
После этого она, кажется, окончательно проснулась, но выглядела встревоженной.
— Я не это имела в виду!
— Ты считаешь меня жалкой, — сказала я скорее себе, медленно проговаривая каждое слово.
Я схватила сумку, засунула в неё недоеденный пончик и встала.
— Мне нужно идти. — Голос мой дрожал.
— Постой, Пэн, давай поговорим! — отчаянно взмолилась она.
— Мне нужно идти, — повторила я.
— Пенелопа!
Я поспешно прошла по коридору, сминая края бумажного пакета. Когда я проходила мимо лестницы, то увидела Черисс, от ее кудрей не осталось и следа. Она стояла на ступеньках и пялилась на меня. Я подавила в себе желание показать ей средний палец.
— Пэн, подожди! — закричала Одри, её голос сорвался.
Не оборачиваясь, я открыла дверь и вышла на улицу. Ветер усилился, косой дождь падал острыми каплями.
Я вспомнила первый раз, когда мы с Одри ночевали вместе. Я тогда проснулась рано утром и увидела, как она пристально на меня смотрит.
— Что ты делаешь? — прошептала я.
Она торжественно указала на стену позади меня: там сидел черный паук, который, судя по всему, никуда не собирался оттуда уходить.
— Ты спишь с открытым ртом. Я не хотела, чтобы он туда упал. Я увидела его в 5:23.
На часах было 7:02. Всё это время она охраняла мой сон.
Я перевернулась на другой бок, подальше от паука.
— Не считая Эфа, ты мой лучший друг. Навсегда, — заявила я.
— А ты мой навсегда-навсегда, — отозвалась она, протягивая мне свой согнутый мизинец. Мы сцепились мизинцами, и я, ни на минуту не сомневаясь, поверила, что это правда.
Я мысленно вернулась в прошлый вечер: лунный свет в комнате Китса; его удивление при моем появлении; мы держимся за руки; завитки волос на его шее; то, как он убрал ресницу с моей щеки... Но теперь всё казалось другим: я стала глупым жалким ребенком, а магия вчерашней ночи, словно динозавры, исчезла навсегда.
Я захотела застегнуть куртку, но внезапно осознала, что её на мне нет: она так и осталась висеть на вешалке у Одри. Это было ужасно не только из-за нашей ссоры и ухудшения погоды, но и потому, что это была моя любимая джинсовка — идеальное сочетание потертости и мягкости, — которую я купила на распродаже. И теперь она потеряна для меня навсегда, потому что в дом к Одри я больше ни за что не вернусь. И пусть это была последняя самая лучшая в мире джинсовка, от которой зависела моя жизнь (или, как минимум, температура тела, потому что от холода зуб на зуб не попадал).
А если я на самом деле всё неправильно поняла? Одна мысль об этом могла сломать меня.
Я ссутулилась и съёжилась под дождем, ветер продувал насквозь, с каждым шагом я всё больше промокала и замерзала. На пересечении улиц Колумбус и Восемьдесят первой я остановилась перед большим красивым кирпичным домом. С помощью дверного молоточка в виде медного кулака я постучала, от холода ногти покраснели.
— Иду! — прокричал кто-то изнутри.
Эф распахнул дверь, его мягкая ухмылка контрастировала с острыми скулами.
— Отличный день для прогулки, да? — Он указал на свой нос, слегка припухший от вчерашней встречи с моей головой. — Пришла закончить начатое?
Я обхватила себя руками, прикусила губу, чтобы не расплакаться, но зубы предательски стучали друг о друга, и он мгновенно переменился в лице.
— Что случилось?
Я не знала, как рассказать всё, что случилось за те двенадцать часов, что мы не виделись. О том, что парень убрал ресницу с моей щеки, а потом держал за руку, что я до сих пор чувствую его тепло, от чего по всему телу бегают мурашки. И что сейчас я чувствую, как боль, подобно чернилам осьминога, расползается по всему телу. Что с этим делать, я не представляла.
— Мы можем посмотреть фильм? — Мой голос прозвучал совсем тихо.
Он впустил меня.
— Эф, кто это? — спросил Джордж из соседней комнаты.
— Пэн. Мы будем наверху.
— Привет, Пэн! — прокричали в унисон два голоса.
Я шла за Эфом, отчаянно завидуя его красным вязаным носкам и еще больше скучая по своей куртке.
— Только скажи мне, и я его убью, — произнес Эф, открывая дверь и отпихивая кучу грязного белья, освобождая место.
— Кого?
— Китса. Принца театра мастурбации. Причину, по которой мы поперлись на эту дерьмовую вечеринку.
— Нет, нет, — поспешно сказала я, пытаясь согреть руки, — Китс был очень мил.
— Что-то незаметно, — удивленно фыркнул Эф.
Он порылся в ящике и бросил мне серый свитер. Он пах порошком и выглядел вполне чистым, во всяком случае, казался чище, чем валяющийся в ногах темно-синий свитер и термофутболка на кресле. Свитер щелкнул электричеством, когда я его надела, рукава опустились ниже запястий. Меня словно проглотила огромная серая масса. Эф принес мне синее полотенце и опустился на пол, облокотившись на кровать и согнув колени. Я вытерла волосы и села рядом с ним; скрестив ноги, попыталась завернуться в свитер целиком.
— Итак, ты хочешь об этом поговорить?
— Мы с Одри поссорились. Из-за Китса.
Он терпеливо ждал, пока я теребила рукава, решая, как много могу ему рассказать. Рукава были мягкими и потрепанными, по краям торчали серые нитки.
— Она... она думает... похоже, что у Черисс и Китса есть общее прошлое, и она не хочет, чтобы я «неправильно» поняла происходящее с ним. — Я пальцами изобразила кавычки.
— Оу. — Он постучал пальцами по полу.
— Что такое? Расскажи.
Он смущенно пожал плечами.
— Вчера вечером, уже ближе к концу вечеринки, я видел, как Китс и Черисс вместе зашли в спальню.
Я вонзила ногти в ладонь с такой силой, что остались следы в виде красных полумесяцев.
— Она не интересует его! Боже, почему так трудно поверить, что я могу кому-то понравиться?!
Он поднял руки вверх, показывая, что сдаётся.
— Эй, успокойся. Я вообще не об этом говорил, Пэн. Я просто подумал, что ты захочешь это узнать. Я бы на твоем месте хотел.
— Прости, — пробормотала я и перевела дыхание, отказываясь на него смотреть. — Я хотела бы знать, я хочу знать.
— Хорошо.
— Хорошо.
Эф нахмурился. Когда я взглянула на него, то вновь обратила внимание на его невероятно длинные ресницы. Однажды я уже сказала ему, что они прекрасны, так он не разговаривал со мной несколько дней.
— Так вот. Одри. — Я с усилием выталкивала слова, надеясь, что Эф на меня не смотрит, он не должен на меня смотреть, когда я говорю такое. — Она почти прямым текстом сказала мне, что я жалкая. И что до сих пор я впустую тратила время, укрываясь за выдуманными влюблённостями в своём сказочном мире, и что Китс вовсе не для меня.
Я быстро взглянула на него и успела заметить, как он поморщился. Но это была не жалость, а скорее сочувствие.
— Это действительно дерьмово, Пэн, — наконец сказал он.
Мы оба долго молчали, и когда я повернула к нему голову, увидела, что он закрыл глаза и запрокинул голову на кровать. Я не знала, спал он или нет, но это не имело никакого значения. Повисла тишина.
Я начала составлять в уме список всех реальных людей, которые мне нравятся или нравились в прошлом: Китс, конечно, тот сексуальный парень из кофейни «Грей Дог». Я не собиралась считать отца Эфа, потому что это... пошло. Потом шел Райан Куртц, который перевелся к нам в третьем классе. В детстве он перенес какую-то ужасную болезнь, а сейчас у него было черные волосы и черные глаза. Он мне очень понравился. Настолько, что я как-то опрокинула его парту (не нарочно), когда он за ней сидел (ладно, может, не так уж и не нарочно). А потом был...
Что ж, пожалуй, я внесу в список отца Эфа. И остается...
Я подтянула рукава. Дыхание Эфа выровнялось, грудь подымалась и опускалась с каждым его вдохом. Он уснул.
Не осталось никого, кого я могла бы добавить в список.
Я не хотела даже думать об этом, но эта мысль — непреклонная, уродливая, неизбежная и отвратительная — никак не давала мне покоя: Одри была отчасти права.
Я глубоко вздохнула, опустила голову на плечо Эфа, и в такт его дыханию она стала подниматься и опускаться. У меня был мой волшебный жетон, поэтому я надеялась, что Одри была права не во всем.
Записка
Академия Святого Варфоломея
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
№ 201X-11
Подарок Китса Фрэнсиса
На следующее утро перед химией я была как «Александр и ужасный, кошмарный, нехороший, очень плохой день»[12] — раздавлена и несчастна; настроения не было никакого. День не сулил ничего хорошего. Я проснулась в состоянии «похмелья от грусти» — не то чтобы я знала, что такое похмелье, но представляла его именно так: головная боль, скручивающиеся в комок внутренности и тоска, сочившаяся из каждой поры. В фургончике со сладостями, припаркованном около школы, не оказалось моих любимых морковных маффинов с изюмом, а волосы, несмотря на все приложенные усилия и фен, отказывались выглядеть прилично.
Кроме того, какой-то крохотной частью своего несчастного сердца я надеялась, что может быть, может быть, может быть я не выдумала эту промелькнувшую искру между мной и Китсом, но затем в дело вступали слова Одри, врываясь в мой мозг громогласным: «Я счастлива, что тебе наконец-то понравился кто-то настоящий... я не хочу, чтобы ты поняла это неправильно...»
Эту часть своего сердца я ненавидела.
Около своего шкафчика, где мне нужно было взять учебник химии, я обнаружила дырку на подмышке футболки — моей любимой винтажной футболки с группой They Might Be Giants. Лучшего завершения дерьмового утра не придумаешь.
Я потерла пальцами жетон на цепочке и мысленно обратилась к Бородатой Леди: «Пожалуйста, давай я просто сгорю на месте, как какой-нибудь старый скучный персонаж Диккенса («Холодный дом», ты — отвратителен). Прямо здесь, в школьном коридоре, до того, как мне придется идти на химию».
Я подождала.
Ничего не произошло.
Только чей-то встревоженный голос звал меня по имени.
Я обернулась и увидела Одри с прижатыми к груди учебниками. Поймав мой взгляд, она начала переминаться с ноги на ногу. В её больших карих глазах стояли слёзы. Она смотрела на меня, как загнанный в ловушку олень. Я разорвала зрительный контакт и притворилась, что слишком занята перекладыванием книг из сумки в шкафчик.
— Привет, Пэн, мы можем поговорить?
Я пожала плечами.
— Я очень сожалею обо всём, что наговорила вчера. Всё это было неправильно, я чувствую себя ужасно из-за нашей ссоры.
Напряжение внутри меня немного спало.
— Я тоже чувствую себя ужасно, — призналась я, решившись вновь посмотреть на нее.
Её лицо просияло, как будто солнце выглянуло из-за туч после шторма.
— Я так рада, что смогла найти тебя до занятий. Черисс сказала, что нужно дать тебе время, но я не считаю, что ждать было бы правильно...
— Погоди, ты рассказала о нашей ссоре Черисс?
— Ну да, ведь она была у меня, когда всё это произошло...