Армин выпустил меня из своего цепкого захвата и неуклюже пристроился рядом. Я сорвал травинку и перекрутил её между пальцев. Честно признаться, вся эта ситуация мне самому совсем не нравилась. Я полночи думал о том, что можно было не доводить всё до крайних мер и обойтись меньшей кровью. Но, что сделано, то сделано.
— В голове не укладывается, — выдохнул Армин. — И как ты только додумался до этого? Как только тебя не сдали?
— На что люди только не пойдут ради денег и сигарет, — ответил я. — А что мне оставалось делать?! Оставить всё как есть и дальше позволить ему издеваться над тобой?! Ты же, блин, не в силах за себя постоять! Только другим на помощь кидаешься!
— Не зная всей ситуации, не лезь в неё, Эрен, — спокойно ответил он.
— А по чьей, скажи мне, милости я не знаю её?! Почти месяц прошел, как меня поселили с тобой, а ты так и не рассказал мне о себе ничего. Откуда я знаю, может, ты мазохист. Может, тебе нравится, когда над тобой издеваются, а я тебе только кайф порчу.
Армин укоризненно посмотрел на меня — семибальный шторм. Море успокаивалось.
— Хочешь знать обо мне? Хорошо, пожалуйста, я расскажу тебе всё. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, затем прикрыл глаза и опустил голову, скрывая лицо за копной волос. — Всё началось с той аварии. Когда дедушка узнал, что я нахожусь в больнице, и мне требуется операция, он очень сильно испугался. На фоне всей этой нервотрепки у него случился инфаркт. К счастью врачи тогда смогли спасти его. И вроде бы всё наладилось: операция прошла успешно, я потихоньку стал вливаться в жизнь и снова пошёл учиться, сердце дедушку больше не беспокоило. Но… почти семь месяцев назад у деда случился инсульт. Это всё случилось так неожиданно: вот мы сидим за столом и ужинаем, разговариваем, смеемся, а потом… скорая, больница и реанимация. На его лечение необходимы были огромные деньги. Я забросил учебу, устроился на две работы и экономил как мог. Я пахал с утра до ночи, но те жалкие гроши, что мне платили, не могли компенсировать и десятую долю лечения. Я находился в полном отчаянии, я совершенно не знал, что мне делать. А потом… — Он сглотнул — каждое произнесенное слово давалось ему с большим трудом.
— Не надо, — остановил я его, — не заставляй себя, если не хочешь.
— Нет… Я должен покаяться в своих грехах.
Покаяться в грехах грешнику? Смех, да и только.
— Потом я нашел в старых вещах отца пистолет, — продолжил Армин. — Дедушка мне рассказывал, что в молодости он стрельбой занимался. Вот, осталось как напоминание. Я не знаю, о чём я тогда думал, да и думал ли вообще, я просто засунул пистолет за пазуху и пошёл в ближайший магазинчик. Всё произошло так быстро: я взял продавщицу на мушку, сказал, чтобы она достала деньги из кассы и отдала их мне. Но она не хотела, она качала головой и говорила, чтобы я не брал на свою душу грех и уходил. Женщина двинулась в мою сторону, чтобы выхватить у меня оружие, но моя рука дрогнула, и я… нажал на спусковой крючок.
Армин задрожал. Он зарывался пальцами рук в землю, с такой силой сжимая их, что костяшки побелели. Можно было представить, что он сейчас чувствует. Я убивал уже дважды, и оба эти раза я испытывал состояние, схожее с состоянием свободного падения: ты вроде бы еще существуешь, но знаешь, что уже через какие-то доли секунд твое тело сольется с жесткой поверхностью земли, и ты навсегда потеряешь прежнего себя.
— Я не хотел, — проговорил Арлерт дрожащим голосом, — я не хотел её убивать. Я просидел рядом с трупом, пока не приехала полиция. Мне дали два с половиной года за попытку ограбления и непреднамеренное убийство. Только на суде я узнал, что эта женщина — мать-одиночка, у которой два маленьких ребёнка.
Армин заплакал. Вся боль, что копилась в нём столько времени, сейчас изливалась наружу.
— Всё хорошо, Армин, — попытался успокоить я его, — я понимаю, каково тебе сейчас.
— Понимаешь?! — съязвил он. – Нет, ни черта ты не понимаешь! — Армин медленно встал на ноги, и теперь он сверлил меня взглядом сверху вниз. — Для тебя смерть ничего не значит! Ты понятия не имеешь, что я чувствовал, когда убил ту женщину, ведь для тебя это всё всего лишь забава. Ты совершенно не умеешь ценить жизнь!
Моему возмущению не было предела. Как вообще он мог делать какие-либо выводы обо мне? О человеке, которого знает всего месяц.
— Это я не умею ценить жизнь?! — заорал я. — А кто тебя защищал, когда этот амбал избивал тебя? А кто сидел с тобой днём и ночью, пока ты в агонии на койке корчился? Дайте подумать – я! И после этого ты еще смеешь заявлять, что жизнь и смерть для меня ничто?!
— А я не просил тебя нянчиться со мной! — заявил Армин.
— А что я, по-твоему, должен был сделать? Дать тебе сдохнуть?
— Да! — Арлерт резко замолчал. — Мне давно уже надо было сдохнуть… — тихо добавил он. — Из-за меня одни проблемы.
— Армин, — я потянул руку к нему, но он отмахнулся.
— Не подходи ко мне и не разговаривай со мной. Никогда больше, — он еще раз пристально посмотрел мне в глаза и, развернувшись, ушел прочь.
Я проводил его фигуру взглядом и снова уселся на землю. Вся эта ситуация мне совершенно не нравилась: я совершил новое преступление, подставил человека и вдобавок в пух и прах разругался с тем, кто был единственным, с кем я мог нормально общаться, да еще и моим соседом по камере.
Почему-то сейчас я почувствовал жуткую нехватку родных стен квартиры. Мне безумно захотелось домой к моей семье, к моей работе, к моей прошлой жизни и забыть всё, что произошло за последний месяц: кровь, насилие, слёзы и боль. Мне хотелось бежать; куда угодно, только подальше от этого места с его омерзительными правилами и законами. Я, как маленький ребёнок, захотел к маме…
Во время обеда мы с Армином сидели в разных концах холла. Он всякими силами старался избежать моего присутствия, — да он не на шутку разозлился. Но одно меня все же радовало: он наконец-то смог нормально поесть, ибо те жалкие крохи, что я таскал ему, с большим натягом можно было назвать едой.
После окончания трапезы я не спеша дошел к подносу с грязными ложками и кинул туда свою. Я немного задержался у стойки, наблюдая, как Армин поднимается по лестнице, и, когда он скрылся в камере, я последовал за ним. С легкостью взбежав по ступенькам, я проскользнул между двумя синими комбинезонами и, сделав пару глубоких вдохов, вошел в хату. Армин стоял у раковины и намывал свои столовые приборы. Завершив сей процесс, он выключил воду, повернулся, встретившись со мной взглядом, но в ту же секунду отведя его в сторону, и подошёл к тумбочке. Я последовал его примеру: бросил в раковину тарелку с кружкой и повернул ручку крана. В то время как полоскал свою посуду, я наблюдал за удивительным зрелищем: Армин пытался забраться на верхнюю койку — решил вернуться в свой домик. Со стороны это выглядело, словно маленький неуклюжий котенок пытается забраться на высокий стул. Ни фига не получается, но черт возьми, сколько упорства, какая экспрессия. И я даже не удивился тому, что всё это действо завершилось тем, что нога Армина соскользнула с металлической ступени лестницы, и он, ударившись лбом о перекладину, упал на пол. Я вздохнул, выключил воду, поставил тарелку с кружкой на тумбочку и подошел к «горю луковому».
— Дай помогу, — я взял Арлерта за предплечье, чтобы поднять его на ноги, но он выдернул свою руку из захвата.
— Хватит ко мне уже домогаться.
— О, так помощь человеку теперь домогательством называется? Как интересно.
— Да, — заключил Армин, — если человек не желает этой помощи.
— Как скажете, Ваше Величество, — съязвил я. — Справляйтесь сами.
Я взял с верхней полки недочитанную книгу и лег на нижнюю, демонстративно раскрыв произведение даже не на нужной странице и скрестив ноги. Армин подниматься не торопился.
— Так и будешь на полу сидеть? — не выдержал я.
— Мне нормально, — отозвался тот.
Я закрыл книгу, встал с постели и сел рядом с ним на корточки.
— И долго ты еще дуться собираешься? — поинтересовался я.
Армин посмотрел на меня прямым взглядом. Я уже не видел в его глазах той злости, что была у него час назад. Теперь в них стояла немая мольба о помощи. Хоть он и говорил, что он справится сам, что помощь ему не нужна, глаза утверждали обратное.
— Эрен…
Договорить ему не дали — в камеру ворвались Эрд и Гюнтер, а следом за ними вошел Майк.
— Схватить его! — скомандовал последний, и двое его подчиненных незамедлительно выполнили приказ.
Они повалили меня на пол и, заломив руки за спину, надели на них наручники. Я сразу почувствовал на запястьях холод железа и сильное давление.
— Увести!
Эрд и Гюнтер поставили меня на ноги и повели в сторону выхода.
— Нет! — вскричал Армин. — Прошу, только не его! Он не виноват.
Арлерт схватил Гюнтера за штанину, но тот оттолкнул его.
— Не трогайте его! — завопил я.
— Закрой рот и ступай молча, — сухо бросил Майк, и меня вывели из камеры.
Я последний раз бросил взгляд на своего друга и увидел на его лице страх. Такого сильного страха я не видел ещё ни разу.
После долгого хождения по бесконечным коридорам тюрьмы меня наконец привели в небольшую комнатушку. Интерьер был довольно изысканным: небольшой диванчик с тканевой обивкой, два больших шкафа, полностью забитых книгами, торшер в углу, белоснежные занавески на окне, а возле него письменный стол с настольной лампой и кучей всяких бумаг, за которым сидел начальник безопасности.
— Эрен Йегер, — произнёс он снисходительным тоном.
— Эрвин Смит, — тем же тоном ответил я ему.
— Спасибо, Майк, — сказал Смит. — Ты можешь идти.
Через пару секунд за спиной послышался хлопок двери.
— И по какому праву меня притащили сюда? — полюбопытствовал я.
— Замолчи и сядь на стул, — прозвучал резкий голос у меня за спиной. От неожиданности я подскочил на месте и повернул голову — сзади стоял Леви Аккерман, держа в руках книжку и сверля меня прищуренным стальным взглядом.
«Только его здесь не хватало», — подумал я.
Я сел на стул напротив Смита.
— Наверное, вы догадываетесь, почему находитесь сейчас здесь? — поинтересовался Смит.
— Понятия не имею, — отозвался я.
— Хорошо, я разъясню, — Эрвин откинулся на спинку стула и скрестил пальцы рук. — Вы в курсе, что вчера в тюрьме произошло убийство?
— Конечно в курсе, об этом с утра все трещат. Но причем здесь я? Мне как-то всё равно.
— А при том, что есть подозрения, что совершили его вы? — Смит исподлобья посмотрел на меня.
— Я? И с чего же вы так решили? — мой голос дрогнул. Меня все-таки поймали. — Кто же такой умный вам на ушко пропел эту ложь? Уж не Дирк ли?
В ответ была лишь тишина.
— Ну конечно, — добавил я, — кто же ещё. Да этот тупоголовый мать свою за упаковку жвачки продаст. А уж нагнать на человека, на которого ему откровенно наплевать, как два пальца обос… кхм, ну вы поняли.
— А это тоже будете отрицать? — Смит достал из ящика стола пузырек с йодом и тюбик антисептика. — Мы нашли их в вашей тумбочке.
Я выдохнул и прикрыл глаза — всё-таки после бессонной ночи очень хотелось спать.
— Вы рылись в моих вещах? — уточнил я.
— Здесь нет ничего твоего, — подал голос Леви. Он подошёл ко мне и наклонился к самому моему уху, — здесь даже жизнь не принадлежит тебе.
От его зловещего шепота по всему телу пробежал холодок. Еще ни один человек в моей жизни не заставлял испытывать меня такой сильный страх. Да, я давно признался себе, что боюсь этого человека.
— Как неосторожно с вашей стороны, мистер Йегер, — продолжил Смит. — Мне сверху прислали бумагу, что в понедельник состоится повторное слушание по вашему делу. Это так?
— Да, — коротко ответил я.
— Ясно, — выдохнул он. — Леви, ты знаешь, что делать. — Аккерман кивнул. – Да, только лицо не трогай.
— Как скажешь, — бросил коротышка. — Встань, — скомандовал Аккерман, и я сразу же поднялся на ноги.
Затем он вытолкнул меня из комнаты и закрыл дверь.
— Эрд, Гюнтер, — обратился Леви к стоявшим неподалеку охранникам, — отведите его в карцер. Я скоро приду.
Надсмотрщики одновременно кивнули и, схватив меня под руки, повели прочь.
Я стоял в небольшой комнате с голыми каменными стенами и небольшим окошком под потолком. По сути, это была точно такая же камера, только из мебели здесь был стол, стул и однодверный металлический шкафчик. Но что привлекло моё внимание больше всего, так это кандалы, одна пара которых свисала с потолка посреди комнаты, а вторая была прикреплена к полу. Не трудно было догадаться, для чего они применялись.
Эрд снял с меня наручники, и я наконец избавился от этого давления. Я потер запястья и покрутил кистями, чтобы разогнать застоявшуюся кровь.
— Раздевайся, — выдал Гюнтер.
— Что? — я непонимающе уставился на охранника.
— Глухой, что ли? Я сказал тебе раздеться.
— Чертовы извращенцы, — пробубнил я и стал стягивать с себя одежду.
После того, как я остался в одном нижнем белье, Гюнтер оценивающим взглядом прошелся по моему телу снизу вверх и заявил:
— Майку тоже снимай.
— Может еще и трусы снять? — выпалил я и после колючего взгляда, брошенного на меня Лемуром, нехотя снял с себя майку и бросил её в сторону комбинезона и ботинок.
В камеру вошёл Леви и осмотрел меня с ног до головы.
— Заковать его, — проговорил он.
Надсмотрщики подвели меня к кандалам, нацепили их на мои руки и ноги и, взявшись с разных сторон за цепи, потянули их вниз, и я медленно оторвался от пола. В запястьях опять возникла боль. Охранники натянули цепи таким образом, что я оказался в воздухе в распятом состоянии. Мышцы в моем теле моментально растянулись до предела и готовы были вот-вот порваться. Всё тело сковало, пошевелить я мог только что пальцами рук и ног и покрутить головой.
— Хорошо, — проговорил Аккерман, — вы можете идти.
— Есть, сэр! — дружно отчеканили Эрд и Гюнтер и вышли из комнаты.
Леви снял с пояса дубинку и подошел ко мне, встав за спиной.
— И опять мне дерьмо выбивать из всяких недоносков, — недовольно проворчал он.