– Ты ведь понимаешь, что он притворяется? – шепотом поинтересовался Карвер. – Он ни капельки не расстроен.
– Понимаю, – так же тихо откликнулась Бетани. – Но думаю, ему полезно не зазнаваться лишний раз.
Закралась кощунственная мысль о том, что стоит почаще вылезать куда-то со старшими Хоуками. В конце концов, последние месяцы Карвер просидел в НКР, а тут уже успел смотаться к заброшенной базе, перестрелять пару дюжин роботов и разворошить чьи-то секреты…
Будто прочитав его мысли, сестренка негромко заметила, что у их семьи всегда получаются очень занимательные семейные собрания.
Карвер, стерев со щеки кровь, – оцарапался отлетевшим осколком, – умиротворенно вздохнул и приобнял ее за плечи. Бетани, пару минут назад выносившая роботов пачками, улыбнулась и склонила голову ему на плечо. Мышцы уже начинали побаливать, винтовка казалась очень тяжелой, все вокруг пропахло гарью. Мэри отмахивалась от болтовни Гаррета. Потрескивали смертоносные барьеры перед лабораторией на тайной армейской базе.
«Идиллия», – подумал Карвер.
– Получилось! – спустя пять минут возни воскликнула Мэри.
– Отключила? – подпрыгнул Гаррет.
– Ты же видишь, что нет. Диск загрузился. Тут какие-то записи по экспериментам, какой-то доктор Малкольм… Причем тут Хартия? Причем тут Братство? И мы?..
– Да уже не важно, – отмахнулся Гаррет. – Следи за мыслью. Интересы Хартии и Братства сходятся здесь. Точнее, в этой лаборатории. Там есть что-то, очень им всем нужное… И оно сейчас у нас в руках.
– Я хочу все вынести и продать местоположение базы, Бетани нас поддержит, а вот Карвер захочет рассказать все рейнджерам, – быстро прикинула Мэри, поймав идею брата.
– Пусть рассказывает, – с готовностью кивнул Гаррет. – Когда мы все вынесем и продадим координаты. Налетчикам, например, они всегда меня бесили.
– Надо найти каких-нибудь не слишком сильных, а то ребята Карвера могут и пораниться в потасовке.
– Само собой.
Гаррет с трудом удержался, чтоб не хлопнуть ее по плечу и не скрепить сделку радостным «Дай пять, сестренка!» Вовремя напомнил себе, что младшие не дремлют.
– Но сначала… – Мэри уставилась в монитор. – Я хочу понять, кого они здесь держат… Сниму-ка я защиту внутри…
– Отличная идея. И хорошо, что они нас не слышат.
– Вот оно!
Силовые поля никуда не делись.
Зато в глубине лаборатории очнулся некто.
– Это какой-то эксперимент, – стала объяснять Мэри подбежавшим близнецам, – гляньте, тут записи доктора, что-то насчет пересадки мозга, и еще диск… Твою мать, он реально ожил! Он был законсервирован здесь долбаную кучу лет, и он ожил!
Мэри подскочила и буквально прилипла к стеклу, наблюдая, как человек – жертва какого-то непонятного эксперимента, – оглядевшись, побежал к выходу из лаборатории.
– Поля! – воскликнул Карвер.
И тут же закусил кулак – некто, выглядевший как вывернутый наизнанку труп, осел на пол кучкой пепла.
– Он бы все равно не выдержал, – с сомнением пробормотала Мэри. – Куча лет, стресс, шок, все такое… Зато я нашла его имя на этом диске, – она снова вернулась за комп. – Ко-ри-фей.
Память монстра почтили тремя секундами озадаченного молчания.
– Дурацкое имя, – припечатал Гаррет. – Пойдемте выносить ракетницы?..
========== Дыра на руке (Максвелл Тревельян) ==========
Комментарий к Дыра на руке (Максвелл Тревельян)
Я подумала, а что бы было с Инквизитором и как.
Очень много нецензурной лексики.
Он часто-часто дышал, сдирая с ладони ошметки кожи, но дыра не исчезала.
Ебаная дыра на руке – след от укуса, а может, гвоздя из деревянной балки в токсичных шахтах ломаных холмов.
Месяц назад он хреначил по ядовитым лужам, и подошвы резиновых сапог плавились в отходах, как сейчас спусковой крючок под обожженными пальцами, пылающими от передоза радиации и мутагенов как чертова лампа.
После того Вузи из Гекко, наливая бухло в заляпанный стакан, сказал, что его мутировавшим после той вылазки пальцем – новым мизинцем на ноге, – можно кого угодно убить.
Вузи ржал как больной и называл его фон Тревельян, потому что он сиял и распространял, как ебаный ангел. Перси ржал как здоровый и невесело признавал, что скоро ему другого города не останется, кроме как Гекко и, – хм, дай подумать, – может, Брокен Хиллс?
Брокен Хиллс, где никто не испугался обдолбанного ебанавта, – это как алко-или астро-, только летает в собственном ебанизме, – светящегося в темноте. Он подумал про шестой палец на ноге, что уже давно жил своей жизнью, – он все хотел дать ему имя, как Гарольд дереву из своей башки, – такой же зеленый и мясистый, как бородавки шерифа Брокен Хиллс, и это хороший знак.
Они сказали – хэй, ты поможешь, наши мутантские пальцы не справятся с очистителем воздуха, или просто не хватает мозгов для ремонта, а ты мужик бывалый. Они сказали, у нас есть лишние пушки, а он любил пострелять.
Еще они сказали – хэй, парень, сгоняй лучше к Ренеско, он даст защиту. Хуй там, решил он, мы наглотаемся таблеток и вколем хрензнаетсколько-дцатый стимпак в потемневшие вены, в дыры, в которые уже можно вставлять трубки без надрезов и лишних операций и вкачивать лекарство бидонами каждый гребаный день.
И вот – ебаная дыра, но не город, а просто дыра. В ладони. И через нее даже не посмотреть и не поприкалываться. Как будто луж, шахт, тоннелей, заброшенных станций, ручканья с гулями и нью-риновских проституток было недостаточно для подтверждения его исключительной долбанутости.
Вернувшись с шахт, он блеванул на подаренное ружье и решил, что это не самое хорошее начало дня.
Профессора звали Профессор и, осмотрев его и его дыру, он сказал:
– Да ты же чертово оружие, мужик. Ты, блядь, избранный какой-то. Эта хрень в твоей руке потравит даже самого мутантского мутанта.
И поспешно вколол себе рэд-эвей.
Он ушел подальше в пустыню, чтобы спать и убивать насекомых и гекко, а не хороших мутантов, которым и так заблевал полшахты радотходами своего желудка.
Анклаву было посрать на радиацию и интересно, что за хуйня светится в ночи.
Он истратил патроны, стреляя в стыки шлемов и пластин брони.
Он истратил жизни, получая по три пули за каждую свою. Но все-таки добился, что шлем одного, самого высокого – кажется, его звали как-то длинно, на «Х», Хренован или Ханоган, – слетел на землю. Брони у него, кстати, кроме шлема, вообще не было – просто мутант, пусть и анклавский, гора мускулов.
Но Профессор говорил. А Профессор по имени Профессор это как Профессор в квадрате, не может же такой ошибаться.
И он бросился на эту гору.
«Вся моя жизнь была только ради этого», – подумал он, засовывая оплавленную до мяса, излохмаченную в кожаную бахрому ладонь мутанту в пасть. Блядская тварь сомкнула зубы на его костях, и он умирал, капая отравленной кровью и нарочно скопленной во рту слюной на его лицо, на слизистую глаз, потому что такую кожу хрен поранишь, только слизистые и остаются для маленьких вертлявых частиц невнятной хуеты, так прекрасно отравляющей все.
Сдохни, мразь, я Избранный, а ты - нет, забирай всю эту гребаную радиацию, которой так хотел, раз нарастил такую гадскую рожу и такое стероидное тело.
А потом ничего не изменилось, но все закончилось.
Самое хуевое во всем этом было то, что правильная история не дошла ни до кого. Вузи все равно рассказывал, что он убил этого Хреногана – или как там? – ебучим пальцем на ноге.
========== Цветы для Элдриджа (Бодан) ==========
Говорила ему мать… Хм, а впрочем, нет. Это ему говорили все кому не лень, говорили: «Нехрен соваться под землю, жадная ты мразота». Под землей опасно и страшно, там гигантские муравьи и радскорпионы, а еще свинокроты – однажды укуренный траппер даже рассказывал, что один из них говорил с ним человеческим голосом и украл целую пачку сырных печенек.
Но лучшего заработка Бодан не мог придумать – одна удачная вылазка в подземку могла обеспечить месяц, а то и два беспечной жизни. К тому же, он уже привык, научился верить чутью, предугадывать опасность и вовремя сбегать. Трусливо, ну и пусть, он же не герой, он торгаш. Знакомые «герои», за стаканчиком-другим, бахвалились перед ним убийствами, и от героических методов у Бодана кровь стыла в жилах. Например, якудза любили «галстуки» с языком, протянутым сквозь дыру под подбородком. А один киллер называл выстрел с затылка в глаз «цветочком в глазнице». Ушлые головорезы придумывали своим подвигам красивые имена и смеялись, а Бодан вытирал холодный пот.
Не-е-ет, он предпочитал торговлю.
Когда в Нью Рино началась заваруха, Бодан думал недолго – и между перестрелкой и канализацией выбрал последнюю. Муравьи и свинокроты хотя бы не стреляют из энерго-пушек.
Он планировал, как минимум, добраться до окраин и уже там вылезти, отчистить дерьмо и побыстрее свалить за пределы города, но, видимо, от волнения и страха только запутался в подземных ходах.
Паника окончательно захватила его, когда он понял, что не может вспомнить дороги назад. Бить лбом стену – для мудаков, но Бодан уже не мог мыслить трезво. За кирпичной кладкой ему чудились звуки – чей-то подвал, и хозяин вряд ли обрадуется дыре… Но у него была взрывчатка, и очень хотелось выбраться хоть куда-нибудь.
В конце концов, он взрослый мужик, он торговец, и сможет договориться, – размышлял он, осторожно перебираясь через образовавшийся развал.
И там…
– Бум! – восторженно произнес парень в лохмотьях.
И развел руками.
– Бум!..
– Э-э-эй… Малыш, – натянуто улыбнулся Бодан, столкнувшись с, очевидно, психом.
Паренек – чумазый и тощий, так, что смотреть жалко, – без какой-либо агрессии уставился на пришельца.
– А г-где… А ты здесь живешь? – с показным радушием спросил Бодан, оглядываясь. – А… как тебя зовут?
Имени у него не было, и да, он жил в подвале. Бодан никогда не считал себя образцом добродетели, но и то поразился условиям – некто «Э-эл» держал бедолагу здесь, без окон, с удобствами в виде ведра и корыта с тухлой водой, на какой-то вонючей еде, и заставлял работать… Хотя… Найденыш с таким восторгом показывал новому другу свои поделки, что становилось ясно – он свою жизнь мраком и ужасом явно не считает.
И парень делал удивительные вещи. «Волшебные», – с суеверным страхом подумал Бодан. Слабоумный чудила брал обычные винтовки и револьверы и доводил их до совершенства. Объяснить ничего не мог, просто знал и делал.
– А ты не хочешь выбраться отсюда? – спросил Бодан быстрее, чем осознал собственный план. Чутье работало на него – он мгновенно увидел выгоду и вцепился в нее. Да и парня стало жаль. – Понимаешь, выйдем на поверхность, я все тебе покажу, – принялся расписывать он ничего не понимающему уникуму. – Там много интересного. Например, говорящий свинокрот с печеньками… То есть, нет, это не то… О, печеньки! Я угощу тебя печеньками. Это явно лучше твоей жратвы. И…
Очень медленно до Бодана, сквозь шок встречи и ослепительные перспективы, дошел один факт.
Хозяин подвала, этот сучий «Эл», не мог не слышать взрыва. Однако не появился.
– Пойдем, – решил Бодан. – Пойдем, все не могло сложиться лучше!
Его догадки подтвердились – «Эл» влип, и влип крупно. Не умер – но это только пока.
Бодан попросил найденыша постоять в комнате, а сам стал пробираться между полками с запчастями и ящиками патронов.
Туда, где казнили Элдриджа.
Иначе как казнью это трудно было назвать. Двое парней поставили дрожащего торговца на колени и приставили пушки к его затылку. Третий смотрел на это с неодобрением, но ничего не предпринимал. Только говорил о том, что, хоть они и друзья, не стоило так навязчиво интересоваться оружием Сальваторе.
Элдридж клялся, что он ничего не получал и не продавал, – и напрасно.
Это была казнь, и Бодан ее видел.
Один из Сальваторе перевернул труп Элдриджа ногой. «Цветочки», – некстати вспомнил Бодан. И, не выдержав, упал на колени, сдерживая подступающую рвоту.
– А это что за хрен?!
Под дулами пистолетов Бодан выплевывал признание за признанием, разом выложив Сальваторе чуть ли не всю свою жизнь. «Только не трогайте», – звучало через каждое слово.
– Не трогайте меня, – жалобно закончил он.
И внезапно осознал, что один из гангстеров смотрит на него без злобы.
– Это ж Бодан, – сказал он двум другим. Очень просто сказал, даже дружелюбно. – Нам как-то трапперы про печеньки рассказывали. И про говорящую крысу.
Бодан узнал не лицо, а приметную, идиотскую наклейку Hello Kitty на рукояти пистолета – только теперь оружие было другим.
– Андерс, – выдохнул Бодан, хватаясь за сердце. – Черт бы тебя побрал, Андерс. Я действительно испугался!
– Да я удивлен, что штаны еще сухие, – хмыкнул знакомый и обернулся к товарищам. – Эй. Кажется… Кажется, господин Сальваторе просил нас, кроме всего прочего, найти замену этому сраному ублюдку, – он кивнул на труп.
А потом – на Бодана.
И Бодан подумал, что это лучший день в его жизни.
– Запугивание прошло успешно, – пискнул он. – Я весь ваш.
И все было бы совсем хорошо, если бы позади не раздалось протяжное и нестройное «Бод-да-ан!»
Андерс, с непередаваемым выражением лица, ругнулся – «Ну, нет же, Бодан, мать твою, я только…» – и прицелился куда-то за его спину.
– Нет! – пронзительно выкрикнул Бодан, вскочив.
Он подбежал к найденышу и заслонил того, на всякий случай зажмурившись. Потом, осознав, что никто не стреляет, развернулся и прижал парня к себе, успокаивающе гладя того по спине.
– Не стреляйте, – попросил он. – Это… Это мой сын.
Пальцы туго соображающего паренька сжались – неужели что-то понял? – на его плечах, и он забубнил что-то про колдовство. «Да-да, – согласился Бодан. – Это магия. Колдовство и бум, да-да…»
– Нихрена ж себе, – высказался Андерс.
Гангстеры убрались из «этого бардака», пообещав зайти скоро и подробно проконсультировать Бодана насчет его новой должности.
– Сын? – спросил найденыш, пытаясь заглянуть за его спину.
– Сын, – кивнул Бодан, приходя в себя. – Ничего, мальчик, мы с тобой тут так хорошо заживем… Вот увидишь. А туда не смотри.
– Там Эл… Ч-что с Эл-л?
Бодан будто снова увидел изувеченное лицо Элдриджа.
– Цветочки, – нервно усмехнулся он, заставляя чудика смотреть только на себя.
Лицо «сынка» расплылось в широкой восторженной улыбке.
– Колдовство! – заговорщицки шепнул он, разводя руками.
И Бодан смог улыбнуться в ответ.
========== Так, как должно (Авелин, Донник, Изабела) ==========
Ее звали – Авелин. А-ве-лин, вот так вот выспренно и звучно. Как будто не потертая куртка на плечах, а тяжелая броня старого образца, со стальными наплечниками и модифицированной кирасой; как будто вместо дробовика у нее в руках долбаный меч.
Мэру Аскорти она сразу не понравилась, и поняла это по недоброму взгляду. И довольно быстро чувства стали взаимными.
Сначала была Руни. Старая женщина, всеобщая любимица, как оказалось, когда-то задолжала мэру небольшую сумму денег. Небольшую для него, конечно, а для старушки – почти неподъемную. Тогда ее долг выплатил местный шахтер, но арендная плата за убитую халупу продолжала расти, и Руни по-прежнему едва сводила концы с концами…
Потом Авелин напоролась на безобразную драку в салуне «Маламут». На резонный вопрос «Куда смотрят мэр и шериф?» хозяйка заведения, Лу, лишь выразительно скривилась. И поставила Авелин бесплатный стаканчик виски в благодарность за растащенных по углам шахтеров.
Оглядев салун, Авелин тогда подхватила одного из драчунов, помогла тому вправить на место нос и довольно легко втерлась в доверие. Обаятельной она никогда не была, но на простых работяг действовали ее… скажем так, манеры. «Личный шарм», как выражались некоторые знакомые.
Так, выпивая за знакомство, мимоходом извинившись за разбитое лицо, Авелин и узнала, что шериф Реддинга сейчас лежит с раненой ногой, а мэр смотрит разве что себе в карман. Реддинг был предоставлен сам себе и медленно тонул в наркотиках, поставляемых из гнилого Нью Рино.
Не то чтобы Авелин горела за справедливость… Ну, точнее, она бы этого не признала. Просто были правильные вещи и неправильные, а у нее хватало сил исправить хоть что-то. Бетани – хорошая девчушка, попавшая в дурную компанию, – смеялась и называла Авелин рыцарем. Позже Авелин столкнулась с настоящими рыцарями – паладинами Братства Стали, – и даже выбила одному из них челюсть. Паршивые ублюдки, которым плевать на все, кроме своих драгоценных технологий. Воровали бы людей, ставили бы на них опыты – и ничем не отличались бы от Анклава. Единственную справедливость Авелин иногда наблюдала только со стороны полиции НКР и некоторых охранников в других городах. Немного – но на это можно было ориентироваться.