— Я не помню никаких жутких событий со времён последнего нашествия Бармаглота…
— Потому что он стирает память всем жителям! Есть хранилище часов, которые отмеряют жизни обитателей Подземья, и хранилище памяти, где все события, что мы помним, хранятся на цепи воспоминаний. Каждый раз, как хроносфера ломается, Время запускает историю заново, переписывая Оракулум. Первые несколько раз это работало прекрасно, жители не помнили, что проживали то же самое дважды, трижды… Но в основе Замка Бесконечности один-единственный день, который проходил для нас под разными именами, наполняя нашу жизнь событиями в соответствии с Оракулумом. Он помнит, сколько раз принимал одни и те же обличья, и он не мог повторять себя в точности раз за разом, поскольку принадлежит иному временному потоку, как и я. Другое Время, оно существует, а наше Время — вовсе не единственное мерило Вечности!
Мирана слушала молча, но непонимание и страх в её огромных глазах читались всё явственнее.
— Люди тоже это чувствуют. Они стали медленно сходить с ума. На тридцатый раз они стали кидаться друг в друга едой и питьём, считая, что это нормально. На сотый научились превращать камни в бабочек и танцевать на голове. На двухсотый стали разговаривать с животными, а те на двести пятидесятый стали говорить в ответ. Всё это не было нормальным, я видел это, глядя на истинный ход времени со стороны. Я не могу принять власть в королевстве, которое страдает от безумия, потому что я люблю вас. Всех вас люблю! — Чарльз вгляделся в лицо Мираны, но оно было белее снега, лишь тёмные глаза расширились на пол-лица.
— Ты говоришь, что всех нас любишь, но в то же время считаешь, что звери и цветы должны оставаться неразумными. Мы все так любим Нивенса МакТвиспа, и Мальямкин, и Теккери Ирвикетта, а ты пытаешься заставить нас жить… по законам того мира, который нашёл в каких-то никому не нужных дебрях. Чарльз, — Мирана прильнула к молодому человеку, проводя пальцами по его щекам и подбородку, — нам не нужно то, что лежит за гранью безумного. Всё, что мы любим, здесь, не хватает лишь Непреложного Короля. Мы живём в золотом веке, который не хотим менять.
— Потому что он отнял у вас это желание. Отнял бы и у меня, да я не позволил. Из золота ли клетка, из серебра ли, мне всё равно. Мы в плену и в опасности, пока сами не управляем своей судьбой. Я как король не имею права закрывать глаза на самую насущную из проблем Подземья. Не надо мне инаугураций, не надо династических браков. Время обратит и это в ловушку для всех.
— Но королевские часы всегда на особом счету! Кингсли — Непреложный род!
— Именно поэтому я всё ещё жив. Но на большую милость я не смог бы рассчитывать, даже если бы валялся перед ним на коленях. Я должен бороться. На мне ответственность за весь мир.
— А что делать мне? — губы Мираны задрожали. — Королеве без короля можно править, но наследники могут не удержать власть в руках. Безвластие опасно.
— Ты всегда можешь найти ответ в Оракулуме, если тебя будет что-то беспокоить. А если решишься взять на себя ответственность, пойди и скажи Ирацибете, кто рассыпал крошки под кроватью в День-Падень.
Мирана вздрогнула и отстранилась. Чарльз медленно взял из вазочки печенье и раскрошил его на пол между собой и Мираной.
— Ты сумасшедший, — еле слышно проговорила она.
— Я единственный, кто сохранил рассудок в этой стране. Но если это означает быть отвергнутым всеми, я приму эту ношу в знак моей любви к вам, — Чарльз развернулся и вышел. Мирана села на стул, невидящим взглядом уставившись на крошки от печенья.
***
— Прикажете седлать коней, ваше высочество? — спросил Валет Червей, преданнейший из слуг принца Кингсли.
— Только моего. Я еду один.
— Сэр, — Илосович Стейн опустился на одно колено, — я за вас в огонь и в воду. Вы это знаете. Что бы вы ни задумали, я вас не покину. Позвольте мне вместе с вами разделить тяготы вашего… добровольного изгнания.
— Я ценю твою верность, Илосович. Но ты нужен мне здесь. Время вряд ли пожелает расторгнуть древнейший из договоров с жителями Подземья. По нему все приказы членов Непреложного рода действительны, даже если хроносфера была перезапущена. Флюиды Времени могут уничтожить твоё тело, но ему будет выгоднее оставить тебя, стерев память и изменив сущность. В Надземье ты превратишься в кусок бумаги. Я приказываю тебе остаться в этом мире и быть рядом с Ирацибетой. Её воля может выдержать натиск Времени. Что бы она ни делала, поддерживай её, береги её жизнь и здоровье. У неё единственной в этом мире голова на плечах.
Чарльз вскочил в седло, и конь, заржав, помчался прочь. Проехав через ворота, Чарльз взмахнул рукой, и белые розы, что расцвели в знак радушия и любви к жителям королевства, превратились в красные. Стейн неотрывно смотрел вслед своему господину. В умных и верных глазах Валета читалась грусть.
***
Любой конь ускачет от королевы или короля, но не любые король или королева ускачут от коня. Закон шахмат был прост. Обезумевший конь гнался за хозяином, который судорожно искал норы. Шахматное войско гналось следом. Король Олерон был в гневе.
Вновь Время писал Оракулум так, чтобы естественный ход событий заставлял Чарльза мучиться. Вновь в спину ему сыпались проклятья и угрозы. Время потрудился спрятать норы. Оставалось бежать и сражаться.
Позволив коню перепрыгнуть через себя, Чарльз выпустил из земли огромный розовый шип и распорол коню брюхо. Оставались шахматные, каменные. Впереди были заросли терновника.
Немного королевской крови — и шипы скрылись за толщей бутонов. Но бег по верхушкам кустов не был простой задачей. Скоро рана зажила, обувь пришла в негодность, а враги настигали. Зубами дотянулись до плеча, полоснули по спине. От боли в глазах померкло, но кровь из раны помогла превратить ещё часть кустов в розовые. Вперёд, вперёд, пока не кончатся заросли, а там — пропасть и одиноко растущее дерево на отвесном склоне. У его корней нора.
Прежде, чем Чарльз упал, его ранили дважды в кустах и дважды в падении. Громкое ржание эхом отдавалось по всей норе, пока он летел сначала вниз, а потом вверх.
***
— Чарльз, вот вы где! Я уже потеряла надежду вас увидеть!
Услышав нежный голосок Хелен, Чарльз судорожно замахал руками и перекрыл нору зарослями роз. Не хватало, чтобы от погони пострадала она.
— Все только что выехали без вас. Лорд Эскотт беспокоился. Мы ещё можем нагнать их, погода идеальна для конной прогулки…
— Нет-нет, прошу, Хелен, не надо коней. Останемся здесь, — Чарльз, тяжело дыша, лёг на траву, скрывая раны. Свежий ветерок, пение птиц, тишь да гладь. И Хелен. Будто он проснулся от кошмара.
— Вы выглядите измученным, — девушка опустилась рядом. — Я могу вам чем-то помочь?
— Вы уже помогли. Вы дождались меня. Не поехали с остальными.
— Маман будет не в восторге, — Хелен замялась. — Но… я не боюсь.
Она склонилась над Чарльзом и хотела было обнять его, но тот отстранил её руку от кровоточащей спины. Понимая, что Хелен сейчас подумает, будто он отвергает её, он на секунду замялся, но тотчас нашёл выход, сотворив алую розу и вручив её девушке.
— Как она прекрасна! — Хелен поднесла розу к очаровательному носику и прикрыла глаза, наслаждаясь ароматом. — Вы волшебник, Чарльз, признайтесь! Каждый раз так ловко вручаете цветы… Знаете, — она легла рядом с ним на траву, — рядом с вами весь мир кажется мне таким… необычным… полным чудес…
— Знайте, Хелен, — тихо произнёс Чарльз, — что я бы отказался от всех чудес на свете ради вас. Вы — главное чудо в моей жизни.
Она провела розовым бутоном по его лицу, а потом притянулась и поцеловала его в губы.
========== Цилиндр и корона ==========
Похороны короля цветов были как никогда тихими и скромными. Букеты, возложенные к могиле, тотчас увядали в знак скорби. Новые не расцветали, ибо наследника не было.
— Что же теперь будет? — вздыхали придворные фрукты и овощи. — Без нового короля в Подземье не будут рождаться дети. Капуста чахнет с каждым днём.
— Так ведь вы знаете, он поссорился с самим Временем и не хочет, чтобы в вечное царствование великого Времени рождались его новые верные подданные!
— Баловень, — шелестели насекомые, — в детстве игрался с цветами и сломал цветочные часы. Все бутоны раскрывались, когда хотели, а не по часам.
— Его Вечность гневался, — подал голос Абсолем. Он оставил кальян и теперь возвышался над надгробием почившего короля. — Приказал принести в Замок Цветов обычные часы, чтобы отмерять ваш ход.
— Что же Валет так долго? — овощная фрейлина обернулась и увидела тёмную фигурку вдали. Илосович Стейн мчался к замку, стебли под копытами его коня рассыпались на мелкие кусочки.
— Наконец-то! Он принесёт последний дар нашему… — другая фрейлина всхлипнула и вновь зарыдала.
Стейн спешился и подошёл к могиле.
— Где последняя корона? — спросил Абсолем.
— Цилиндр отказался изготавливать её для врага королей Мрамореал, — проговорил Стейн. Придворные ахнули. Абсолем улыбнулся.
— Мятежник должен был понимать, какую цену за его ошибки платят другие.
— А ведь молодой Чарльз был так дружен с Таррантом! — воскликнула фрейлина. — Клан Цилиндров веками был верен короне!
— Только не уточняли, какой короне, — Абсолем медленно прополз по могиле. — Тогда я одарю почившего последним даром. Мирана фон Мрамореал получила право воскрешать мертвецов, и когда она появится на Угрюмом Бреге, одним из первых вернётся в Подземье славный король Кингсли, владелец капустных грядок, что сможет восстановить рождение новых людей.
— Когда же это будет? — спросил Валет Червей.
— Всему своё Время. Даже тому, чтобы завести остановившиеся часы других, — Абсолем криво ухмыльнулся.
***
— Стало быть, из-за этого юного джентльмена мне пришлось перенастраивать все часы в Подземье? — Время склонился над маленьким мальчиком, который, казалось, не испытывал ни малейшего чувства вины за содеянное. — Ты — маленький негодяй, который заставил цветы на часах расцветать не в срок?
— Я просто так умею, — мальчик сжал крохотный кулак и с видимым усилием выдавил из кулака розу. — Ну вот… Хотел сделать красную, а получилась белая.
— Научишься ещё, — Время брезгливо взял цветок в руки. — Эй ты, унеси это!
Секунда подбежала к Времени, чтобы принять розу.
— Кто ты? Какой забавный! — ребёнок захлопал в ладоши и обнял секунду. — Как тебя зовут?
— Никак. Это секунда, у него нет имени, — проскрипел зубами Время.
— Тогда я его придумаю! Тебе подходит имя Уилкинс! — ребёнок ещё раз обнял секунду. — Какой ты хороший, Уилкинс! Я тебя люблю!
— Можешь ты объяснить мне, как он сюда попал? — Время обратился к Абсолему, выползавшему из бокового коридора.
— Его ум пытлив и остёр, Ваша Вечность. Он донимал меня расспросами о природе Вечности, рано или поздно он бы сюда добрался.
— Вы можете рассказать мне, что такое Вечность? — маленький Чарльз отпустил Уилкинса и запрыгал вокруг Времени, сгорая от нетерпения. — Пожалуйста, пожалуйста, я хочу сейчас!
— Тише ты, неугомонное создание! Я покажу тебе Вечность! Только имей терпение, всему своё Время!
***
— И это Вечность? — Чарльз оглядел зал с часами жителей Подземья.
— Как видишь. У него нет границ, цепочки, на которых висят часы, идущие и стоящие, уходят просто наверх, у них нет конца. Внизу — бездонная пропасть, гораздо глубже Незапамятной Бездны.
— В зале Живых — да. В Зале Мёртвых внизу течёт река, — Чарльз повернулся к Времени. — Откуда и куда она течёт?
— Это одно из течений Океана Времени.
— Но течения же ограничены, верно?
— Да.
— Тогда и Океан ограничен?
— Нет, потому что течений бесконечное множество.
— Но в Оракулуме говорится лишь об одном. Мы чего-то не знаем?
— Вы очень многого не знаете, потому что не должны знать! — Время был сердит, но он не имел права не отвечать на вопросы одного из членов Непреложного рода.
— Если я прикажу тебе рассказать, что будет? — Чарльз явно раззадорился.
— Коллапс. Потому что только я могу видеть варианты развития событий, которые записаны в Оракулуме. Видеть так, словно это не огромные потоки, а маленькие чешуйки на крыле бабочки. Один взмах — и всё меняется. Спроси Абсолема, он такое тысячу раз проделывал.
— Ваша Вечность, — скривился Абсолем, — увольте меня от расспросов этого мальчишки. Он раздражает не хуже хрюкота зелюков.
Чарльз понимал, что надо и дальше задавать Времени вопросы про его Вечный Часовой Механизм, чтобы понять, как происходит смена потоков в Океане. Но, услышав о зелюках, решил ненадолго отложить беседу.
— Я читал, что зелюки — любимая пища Бармаглота. Если вы не можете вытравить их из замка, почему бы вам не пригласить Бармаглота помочь?
Время угрожающе насупился, но ребёнок угрозу не воспринимал.
— Потому что Бармаглот — опасное порождение Бездны.
— Даже вы его боитесь? Вы, Вечное Время?
Время в очередной раз пожалел, что подписал договор с первыми правителями Подземья и обязан был отвечать на вопросы.
— Да. Даже я боюсь.
***
— Вы — глупцы, — Время хищно улыбнулся, но Таррант, Ирвикетт, Мальямкин и Чешир продолжали хихикать. — Неужели же вы действительно полагаете, что я не слышал эти ваши дешёвые каламбурчики уже бессчётное количество раз?
Вопрос не имел смысла для тех, кто не знал о множественных повторениях истории. Чешир улыбнулся. Шляпник подёргал наплечники, пытаясь пошутить про летящее Время, и это уже раздражало. Вскочив, он пропыхтел:
— Хватит! Нет меня на эти глупости!
— Так давайте выберем другое Время? — улыбнулся Таррант и наконец смог быстро прочитать в глазах Времени угрозу. — Плохо, да?
***
— Другое Время?
Если бы Таррант не знал Чарльза, то решил бы, что слухи о его сумасшествии правдивы.
— Да, другой мир, где люди сами определяют своё будущее. Мне надо туда. Чем дольше я играю со Временем, тем меньше у меня здесь друзей. Отец уже велел мне убираться. Рано или поздно все будут смотреть на меня как на опасного безумца, но произойдёт сбой — и все вокруг станут чуть более сумасшедшими, чем они сейчас. Многие забудут о моём существовании. Тогда я смогу вернуться и предпринять ещё одну попытку выкрасть мои часы. Сейчас Время использует гнев Олерона, чтобы помешать мне.
— Мой клан Цилиндров всегда исправно служил короне. Ты знаешь, моего отца и всю семью посадят в тюрьму, если я тебе сейчас помогу. Они не заслуживают…
— Будь уверен: тебя не казнят, а родных не тронут. Как только Время вписывает в Оракулум чью-то гибель, он знает, что вынужден будет остановить часы погибшего. Чем меньше их тикает у него в замке, тем меньше сознаний воспринимает его ход. В следующую поломку хроносферы он сделает так, что ты даже не вспомнишь нашу дружбу и будешь жить с родными в безопасности. Если, конечно, ты покажешь себя преданным другом, он запустит в твоё тело флюиды, чтобы свести с ума одного тебя.
— Сумасшествие — не порок, — улыбнулся Таррант. — К тому же, будет ли рад отец, узнав, что я предал друга?
— Быть может, твоё сумасшествие рассорит тебя с семьёй так, что тебе будет даже плевать, если они попадут в заточение.
— Премерзкий тип это Время, — Шляпника передёрнуло. — Нивенс пропадал где-то у Южных болот. Там наверняка есть норы. Попроси Стейна привести Баярда. Твои псы — лучшие охотники, кому, как не им, искать норы?
***
— Тогда он и говорит: «Пока Алиса не явится к вам в гости, здесь всегда будет время без одной минуты пить чай», — Таррант отхлебнул чай из чашки. — Стало быть, ты Алиса?
— Ты была описана иначе — Соня-мышь Мальямкин недоверчиво смерила Чарльза взглядом.
— Я — половина Алисы, — ответил Чарльз. — И половина Маргарет. Другая половина находится далеко-далеко отсюда.
— Как это? — Теккери Ирвикетт, Мартовский Заяц, дёргающимся глазом всмотрелся в чашку Чарльза.
— Дети появляются, когда их отец и мать любят друг друга.
— Неправда! — воскликнула Соня-мышь. — Все знают, что дети берутся из капусты, которую выращивает в своём замке капустный король. Он умер уже очень давно. Непонятно, сколько времени мы тут прождали.