***
— Вилла, — позвала Элис, тяжело дыша, когда они добрались до вершины другого холма.
Вилла уже направлялась к следующему, более высокому, упрямо хромая вперед.
Ветер трепал её зеленые волосы, развевал их словно флаги Тиреллов. Она повернулась, чтобы посмотреть на Элис, и солнечные лучи осветили её лицо, окрашивая щеки в расплавленное золото. Элис оступилась и онемела.
Она, наверное, должна что-то сказать, подумала Элис.
Они провели столько лет, служа Сансе, танцуя между быстрых улыбок и затаенных взглядов, выполняя работу, на которую были способны только они. А потом им дали шанс сделать нечто большее…
Мир не вспомнит ни Виллу Мандерли, ни Элис Карстарк. Они отказались от этой мечты, когда покинули совет Сансы. Но это не означало, что они не смогут сделать мир лучше, наоборот: меч, пристегнутый к бедрам, улыбка на губах, теплая протянутая рука, тихое и искреннее предложение помощи тем, кому больше не к кому было обратиться.
Элис, задыхаясь, подошла к Вилле.
— Выглядишь великолепно, — прошептала Вилла ей на ухо.
Элис знала, что она раскраснелась, кожа покрылась красными пятнами, волосы выбились из косы — но они никогда не врали друг другу. Она склонила голову набок.
— Я подумала о том же, — ответила она, протягивая руку и зарываясь в волосах Виллы. Они провели слишком много времени в дикой природе. — Словно золотая роза.
Губы Виллы изогнулись в слабой улыбке.
— Если я роза, то ты…
— Шипы?
— …шторм, — твердо закончила Вилла. Затем, ухмыляясь, добавила. — Красиво, но смертельно опасно. И ты приносишь воду, чтобы я могла цвести.
Элис улыбнулась в ответ, толкнув Виллу плечом. Они должны были добраться до города до заката, чтобы встретиться с девушкой, которая послала им ворона, в котором рассказала о лорде, что оставил её беременной и сбежал. Им нужно было идти.
— Ну, — сказала Элис, сжимая волосы Виллы в кулак, делая шаг вперед и запечатлевая резкий поцелуй на её губах. — Боги ведают, я всегда буду рада помогать тебе цвести.
Они повернулись и зашагали прочь, к каменистым горам, и Элис была уверена, что никогда не найдет более счастливого пути, чем этот.
***
Оберин пропал без вести на четыре года.
Дорану хотелось бы сказать, что он был удивлен, когда спустя столько лет его брат вновь появился со шрамом на голове и в тяжелой одежде других краев, но это было не так.
Пока Доран не увидит тело Оберина, не прикоснется к нему своими пальцами, он всегда будет считать его живым. В конце концов, у Оберина всегда была отвратительная привычка быть самоуверенным и наглым, и выходить из самых ужасных передряг, в которых он оказывался.
Но Оберин вернулся ко двору Дорна, с пустыми руками.
Уже позже — недели спустя — он признался, что убил Грегора Клигана. Еще спустя месяц он признался, что потратил два года на то, чтобы научиться делать вино. А через год сказал, что посетил Остров Лиц и серьезно подумывает о смене веры.
Доран наблюдал, как Оберин заново изучает обычаи Дорна, наблюдал, как его младший брат общается со своими дочерями мягче, чем когда — либо. И он понял, что впервые за многие годы Оберин не испытывал той жгучей потребности в мести за Элию.
За последние годы Доран ни разу не брал в руку перо. Иногда он наблюдал за воронами, которых обучали летать в Винтерфелл, но никогда их не использовал. И все же мысленно он знал, что написал бы в письме. Он знал, что скажет Сансе Старк, если когда-нибудь увидит её снова.
Вы вернули мне моего брата. Вы дали ему справедливость. Вы дали моей сестре, погибшей двадцать лет назад, справедливость. Нет более доброго поступка, миледи. Весь Дорн вам благодарен.
***
Эдмур, несмотря на то, что люди называли его закоренелым холостяком, знал, что такое быть влюбленным.
Когда-то, среди многих лет уговоров, бегства и тихих, тайных поцелуев, Эдмур любил мужчину. Он оставил его в Королевской Гавани в знак своего уважения к Марку, в знак доверия к нему. А потом пришла Дейенерис Таргариен и сожгла Королевскую Гавань дотла, убив Марка и тысячи невинных людей. Эдмур отомстил так, как только мог. Ни один дракон больше не прилетит в Вестерос.
Но это не исцелило его сердце.
Возможно, когда-нибудь Эдмур сможет взять себе жену. А до тех пор у него было полно забот: обезумевшая сестра, королевство, которое он должен кормить и защищать. Он должен был доказать, что достоин.
И поэтому он продолжал вести себя так же как и всегда: покорно, достойно и несгибаемо.
***
Эддара передала чашу с вином Теону и опустилась в кресло рядом с ним.
— Твоя сестра приедет сюда?
— Она хочет, — сказал Теон. — Хотя возможно она будет занята. Но… Аша обычно делает то, что хочет, так что да, скорее всего, она приедет.
Они были женаты уже почти десять лет. Эддара видела, как он ушел на войну, не ведая о своих чувствах; она видела, как он вернулся, истекая кровью, едва живой. В первое же утро, когда он смог встать с постели, она поцеловала его.
Они были женаты уже десять лет, и Эддара хорошо знала своего мужа: она видела тихое, измученное негодование в его глазах, опущенные уголки губ. Она видела, какое бережное уважение он питал к своей сестре и каким хрупким было это чувство.
Её всегда любили больше, сказал он однажды, когда вино развязало его язык.
— Попроси её привезти и твою мать, — тихо сказала Эддара и увидела, как его глаза загорелись.
Я всегда буду на твоей стороне, любимый. Она улыбнулась и улыбнулась, мягко и нежно, потому что Теон слушал её; он видел её спокойную натуру и не называл это слабостью.
Эддара любила его именно за это.
***
Тирион потратил годы на восстановление Западных Земель.
Он потратил еще больше времени на восстановление своей семьи — но это уже другая история.
(Когда Джейме впервые вызвал его на дуэль, вновь достаточно сильный, чтобы потребовать это, Тирион рассмеялся над своим братом. Вечером он закрылся в своих покоях и продолжал смеяться, пока не почувствовал вкус соли на своих щеках.)
***
Мира устала.
Вплоть до костей. Даже глубже. Жойен пережил войну с Иным, но умер в их доме. Сероводье оставило ему желтоватую кожу и трясущиеся руки; ночью он кричал от боли, а днем не произносил ни звука. Мира умоляла его уйти. Не было никакой надобности оставаться в Перешейке. Санса дала бы им убежище, если бы они только попросили.
Но Жойен отказался.
— Я умру здесь, — объявил он, и Мира прорычала в ответ «Почему?»
— Потому что, — сказал он, — это мой дом. Я так долго здесь не был. Не уныние убивает меня, Мира.
— А твои ведения, — решительно сказала она.
— Старые Боги дают, — просто ответил Жойен. — Старые Боги забирают. Нет никаких причин. Возможно, мне следовало умереть много лет назад.
И так продолжалось годы. Мира уговаривала его, плакала, кричала, но Жойен был непреклонен. Он смотрел на неё своими всевидящими глазами, мрачными и понимающими, и Мира уверена, что еще не встречала мужчину более эгоистичного, чем её брат. Спустя десятилетия она похоронила отца и приняла титул Владыки Перешейка, а Жойен все еще цеплялся за жизнь, бледнея и слабея с каждой минутой.
Я выживу, думала Мира даже в самые холодные дни, когда копье прирастало к её рукам, а слезы застревали в горле. Я выживу, даже если никто другой не сможет. Битва у Последнего Очага, их путешествие за стену, их возвращение — Мира похоронила друзей, семью, которую любила и врагов, которых ненавидела. Это сделала она, черноволосая болотная девчонка. Она была уставшей, злой, но ей нужно было позаботиться о замке. У неё был долг — и Мира, несмотря на весь свой смех, всегда выполняла его.
Я выживу, подумала она и вернулась в дом.
***
Роберт Аррен вновь встретился с матерью, когда ему исполнилось шестнадцать. Было что-то жалкое в её тонких, длинных прядях волос, подумал он, напоминание о том, что когда-то было прекрасно.
Предательница, называл её Бронзовый Джон за убийство отца Роберта. Однажды, когда он был очень пьян, он выплюнул шлюха.
Но Роберт знал, что происходит с людьми, когда им говорят, что они должны любить только тех, кого им скажут. Возможно, вместе с глазами матери он унаследовал и её сердце. Возможно, другие назовут это слабостью.
Несколько месяцев назад Бронзовый Джон усадил его и рассказал, что происходит с женщинами, у которых есть внебрачные дети — он увидел, как Роберт целует служанку на кухне.
Если бы кто-нибудь рассказал это его матери, если бы она влюбилась… Роберт видел свое будущее в глазах матери. Он видел, как сам становится ею.
— Мой бедный мальчик, — прошептала она, ковыляя вперед и обнимая его бледными руками.
Роберт видел, как скривился в отвращении Бронзовый Джон. Он чувствовал, как внутри него самого закручивалась жалость.
Но он был взрослым человеком.
Он глубоко вздохнул, крепче обнял её, женщину, которую едва помнил и сказал:
— Я скучал по тебе, мама.
***
Робб любил свое королевство.
Он любил Север, он занимал в его сердце так много места, что оставался лишь маленький кусочек, который занимала его семья. Откуда же было взяться месту для любви?
Конечно, он мог бы жениться на какой-нибудь красивой и хорошей женщине, родить наследника для Севера. Он мог бы, если бы это было необходимо.
Но ведь в этом не было необходимости, не так ли?
***
У Маргери были и другие любовники, когда Аша уехала, и она знала, что у Аши тоже были любовники.
И все же.
Все же.
Был безумно жаркий день, они были пьяны от вина, и Маргери смастерила корону из соли и водорослей. Она надела её на свои тяжелые каштановые кудри, и Аша побледнела, а потом вспыхнула от желания.
Возможно, это была не совсем любовь, но что-то близкое к ней. Когда-то Маргери захотела бы большего, но возраст научил её сдержанности. Поцеловав Ашу, она почувствовала на языке привкус соли, и Маргери поняла: соль — не только вкус слез.
Это вкус свободы.
***
Ширен вышла замуж за Эрика Дейна в септе, которую она заново отстроила из синего и зеленого стекла.
Именно перед алтарем, стоя напротив молодого человека, который был прекраснее любой звезды, она впервые почувствовала себя красивой.
(И этот раз не был последним.)
***
Робб все еще не выбрал себе супругу. Теперь на него никто не давил, как и на любого другого короля — в конце концов, у Сансы было трое детей, и когда-нибудь им понадобятся короны.
Арья правит одичалыми, и она сама выберет себе наследников; Бран выберет нового древовидца, который будет носить корону из чардрева; Рикон же скорее покрасит волосы в синий и начнет ходить на руках, чем заинтересуется правлением. Оставались только Санса и Робб — как и всегда.
Старшие. С внешностью Талли, с суровыми сердцами и глубоко укоренившемся стремлением защищать дорогих людей — вот что они из себя представляли. Гордые наследники королевства, которое они создали.
В глубине души Санса знала, кого назовет своим наследником. Много лет назад Бран рассказал ей о снах Алисанны. Когда она станет совершеннолетней, то, скорее всего, отправится в Сероводье, обучаться своему дару. Но даже без этого, Алисанна слишком любит свободу, а королевы — наследницы серебряной короны Сансы — всегда должны быть надежными, чтобы суметь противостоять любому шторму. Они должны быть словно корни дерева, крепко держать на себе королевство. И когда стемнеет, именно они должны будут нести факел.
Такой была Джоселин, которая превращала свою доброту и в меч, и в щит. Она много и часто плакала, но Санса знала на собственном примере, что мягкость не всегда слабость. Её дочь была её наследницей.
Робб, скорее всего, возьмет с собой Берона — хотя сейчас было глупо что-либо говорить. Может быть, Арья захочет родить наследника, а может быть, Робб все-таки женится. Пройдет еще много времени, прежде чем её детям придется выбирать свой собственный путь, и, несмотря на желания Сансы, это будет их выбор. Как и выбор Сансы много лет назад.
И все же, все они становятся старше. Никто из них не молодеет.
Санса все чаще чувствовала, как скрипят её кости. Когда выпал снег, она почувствовала, как холод пробирается внутрь её, поселяется между ребер. На лице появились морщины, которых она никогда раньше не видела, а в когда-то ярко-рыжих волосах можно было заметить первые едва заметные седые пряди.
Но это были хорошие перемены, самые лучшие. Из тех, что показывают, что ты жив, что тебя меняет мир вокруг. И что ты тоже меняешь этот мир.
***
(Первые несколько лет их дети умирали еще в утробе. Санса хоронила их, если могла, и плакала каждую ночь, чувствуя, как боль сжимает ей горло. В какой-то момент они с Джоном прекратили пытаться.
Санна была чудом, девочкой, в глазах которой она видела блеск трех других детей. Вслед за ней появилась Джоселин, а потом и Берон. Вместе с ними пришли и силы для восстановления Зимнего Городка.
Вместе с ними пришла новая жизнь.)
Когда Санса давала имена своим детям, она выбрала самые лучшие и благородные имена Старков. Однако она отказалась называть их в честь какого-либо умершего родственника: они никогда не будут нести на себе грехи своих предков. Пусть они пишут свою историю своей собственной рукой.
Санса никогда не заставила бы их нести такую ношу.
***
Когда-то Санса уже прожила одну жизнь. Но теперь она казалась ей лишь ужасным, далеким сном, полным кошмаров. Ту жизнь она уже почти не помнила. Та жизнь была другой, и она больше не имела никакого значения.
Каждое утро она будила Джона поцелуем и надевала на голову корону с волком, драконом и голубем. Она завтракала вместе с тремя детьми, которых безумно любила. Вечера она проводила за чтением писем от родителей и братьев, а ночи — в постели с любящим мужем.
***
Мы Старки и мы не отворачиваемся, подумала Санса. Её спина прямая, голова высоко поднята, подбородок чуть вздернут. Мы видели несправедливость этого мира. И мы будем вырывать её с корнем, дюйм за дюймом, секунда за секундой, неуклонно и неумолимо. Мы, Старки, не отворачиваемся, не молчим, не сидим сложа руки. И мы справимся с каждым препятствием, что вы поставите перед нами.
Мы будем терпеть, как и всегда.