Более сильных не было, постоянно побеждая он не мог приносить деньги вечно. Простая логика, и он даже не удивился, когда они пришли с металлическими битами в руках. Цепи натянули так, что он не мог шевельнуться. Но сначала подошел тщедушный человечек, который чем-то постоянно щелкал. Джек понял всё только когда ему насильно разомкнули пасть. Было больно, но не больнее, чем видеть раздавленное колесом внедорожника тельце собственного сына. Он едва не с блаженством закрыл глаза, когда металл в первом ударе коснулся затылка. Он тогда ещё не знал, что это далеко не конец.
Не принесла избавления и та ночь после его последнего боя.
А потом человек, пахнущий порохом и смертью, брезгливо зашвырнул шипастый ошейник в мусорный контейнер и бестрепетно повернулся спиной.
Без страха, без ненависти.
Джек долго рассматривал бирку на ошейнике, который он всё же принял. Принял машинально, слепо подчинившись не словам, а той мистической штуке – ауре, которую он чувствовал собственным звериным естеством, и только потом осмыслил.
Золотящиеся на солнце глаза человека должны были принадлежать оборотню. Взрывной характер и стальная воля – альфе.
Долгий звонок в дверь выдернул его из дрёмы. Человека не было долго, но на такой случай была инструкция, и Джек потянулся за лежащим на журнальном столике ошейником.
На пороге оказался представительный седоватый мужчина. Он изучающе осмотрел Джека и хладнокровно шагнул вперед. Джек, не иначе как от неожиданности, подался назад. Он знал кто перед ним. Александр Пирс. Работодатель его нынешнего владельца. И тот определенно знал, кто такой Джек. Знал, и тоже не показал ни настороженности, ни, тем более, страха.
Зайдя в дом, он бросил короткий взгляд вглубь коридора и повернулся к Джеку.
— Где он?
В общем-то, было понятно, о ком речь, но почему спрашивали у него – Джек не понимал. Он пожал плечами.
— Сколько его не было?
Джек вновь пожал плечами и бросил взгляд на календарь. Он не следил. Когда Брок сваливал из дома - Джек просто ждал. Пирс подошел к календарю и коснулся пальцами передвигающегося красного прямоугольника. Сдвинул его на две ячейки и достал телефон. У Джека на затылке шевельнулись волосы ещё до того, как он услышал: «Полтора-два дня». Потом, словно он был у себя дома, Пирс прошел на кухню, и, порывшись в одном из ящиков, достал ключи. Пройдя мимо Джека, бросил «Идём», и того как за поводок дёрнуло.
Закрыв за ним дверь, Пирс дошел до машины. Открыл дверь и кивнул внутрь. Салон был просторным, затемнённым. Уютным. На водительском месте сидел человек, но за полупрозрачной перегородкой его было почти не видно. Пирс без опаски сел рядом и автомобиль тронулся с места.
В тот день, следуя тенью за Директором, Джек увидел много нового для себя. И услышал – больше, чем хотел бы.
Брок пропал. Уехал из офиса, но до дома не добрался. Вот только Пирс был спокоен, как тысячелетняя скала. Вокруг него кипела жизнь, а он будто возвышался над нею, принимая информацию к сведению, и Джек, стоявший рядом с ним, по крупицам впитывал её, изначально даже не пытаясь разбираться. И когда через три часа на стол Пирса легли снимки с плохо различимыми лицами, оборотень скрежетнул зубами так, что принесший их человек сбледнул с лица и шарахнулся от стола. Пирс лишь косо глянул на Джека.
— Ты их знаешь?
Втянув воздух сквозь зубы, чтобы не зарычать, Джек кивнул.
— Охотники.
Больше его не спросили ни о чем, и уже вечером того же дня он стоял над тремя остывающими трупами. Одобрительно кивнув ему, Пирс прошел мимо, к компьютерщикам, оживлённо что-то обсуждавшим. Неподалеку тихо потрескивали одиночные выстрелы, слышные, из-за глушителей, только Джеку.
Пока отряд на базе комплектовался, Пирс выдавал указания – допросить всех, пленных не брать. И, улыбнувшись Джеку, холодно прокомментировал:
— Они взяли то, что принадлежит мне. Я такого не прощаю. Брок мне как сын.
В руке Пирса треснул пластиковый корпус шариковой ручки, и он отвернулся. А потом, когда они стояли перед уже окруженным зданием, Пирс, как само собой разумеющееся, озвучил странную мысль.
— А ты не хочешь поучаствовать?
Вот так запросто, не командуя, как одному из своих, он предложил оборотню сделать то, для чего тот был рожден. Предложил зверю дичь. Джеку даже говорить ничего не пришлось – Пирс просто шагнул в сторону.
Он рванулся вперёд не для того, чтобы спасти Брока, нет. Он банально хотел крови. Хотел мести. Просто потому, что люди в том здании были теми охотниками, которым хватило глупости схватить этого человека, им не повезло вдвойне. Не было дураков спорить с оборотнем о его добыче, но без когтей и клыков он был не так уж разрушителен. Всего трое – не велика потеря. А потом…
Он откликнулся, когда его позвал Пирс. Тот как раз поднимался с удобного кресла и поправлял свой костюм, а перед ним на коленях стояли пятеро. Две женщины и трое мужчин с ненавистью косились на оборотня и Директора, а тот кивком отослал своих людей, стороживших пленников и повернулся к Джеку.
— Мы тут закончили, они твои.
И протянул рукоятью вперёд десантный нож кого-то из своих людей. Пальцы Джека, лишённые когтей, обхватили рукоять, правильно лёгшую в ладонь.
Дверь за спиной закрылась тихо, без щелчка замка. Джек осмотрел заткнувшихся глав клана охотников. Один из мужчин был ему знаком, но это не играло роли. Они все были врагами, они все охотились на оборотней. Они все заслужили свою смерть, и он не собирался играть в благородство, пусть они и стояли на коленях со стянутыми пластиковыми хомутами запястьями. Они тоже не щадили никого, и пусть не они лишили его всего, но и на их руках была чья-то кровь, и прощать её он бы не стал.
Сжав пальцы на рукояти, он оскалился и шагнул вперёд, чуя фантомный аромат крови, который больше никогда не сможет ощутить.
***
Он не знал, сколько прошло времени. Он прислушивался, но в здании было тихо. Найдя санузел, он отмыл руки и нож от красно-чёрных сгустков.
Его ждали. Фургона с бойцами уже не было, как и машины скорой помощи, на которой – он знал – увезли Рамлоу. На бетонированной площадке стоял лишь чёрный внедорожник Директора. Водитель курил, опёршись о капот. Он смерил Джека оцениваюшим взглядом и, поспешно сделав пару затяжек, выкинул окурок.
Только когда Джек подошел к машине, он понял, что заляпан кровью с ног до головы, но задняя дверь открылась – его ждали. Директор так же осмотрел его, будто ища изъян в и так исковерканном существе, а потом кивком пригласил внутрь. Грязного, с ещё горящими безумием глазами, с зажатым в руках ножом.
Уже оказавшись внутри Джек сам, перехватив оружие протянул его Пирсу. А мог бы убить - и его, и водителя. Но об этом он подумал уже много позже.
Когда они вновь оказались на базе, Пирс вызвал одного из своих людей и приказал ему что-то, чего Джек поначалу не осознал, и, лишь когда Пирс помог ему снять ошейник, когда кивнул ему на дверь душевой, рядом с которой с безэмоциональным выражением лица замер молодой боец, он будто сквозь разбитую призму увидел произошедшее за день, но промолчал.
Его, отмывшегося, в чистой новенькой форме, вернув ошейник, Пирс проводил буквально до койки Брока. Джек не сразу тогда нашелся. Оставшись один возле этого странного человека, находящегося без сознания, он испытал настолько противоречивые чувства, что испугался сам.
Он видел, как этого мужчину боялись, и увидел его беспомощным. Одно движение, сомкнутые пальцы одной руки, и он уже не проснётся. Джек видел, как слабо дергается жилка на сухой шее.
Он видел старые шрамы на смуглом сильном теле, когда Брок при нём раздевался дома. Дома. И видел, каким его нашли у охотников, не сильно изменивших арсенал со времен инквизиции. Разве что у них появилось так любимое ими электричество. Джек знал, через что прошел спасший его человек гораздо раньше и в этот раз. Не знал только, зачем Пирс привёл его к этому ложу умирающего.
От Рамлоу разило смертью так, что Джек терялся – прошлое это, настоящее или будущее. Зверь в нём требовал уходить и поплотнее прикрыть дверь. Его никто не держал. Как не держал и Рамлоу. Но куда ему было идти? Месть опустошила его, и кроме усталости он не чувствовал ничего.
Умрёт ещё один человек - что ему до него? Один из многих.
Человек, вставший между ним и людьми в форме Департамента.
Он видел его без бинтов, перепачканного в крови и грязи. С ним так поступили люди. Со своим.
Стоило уйти, но он пододвинул поближе довольно удобный стул и несмело обхватил холодные пальцы своими.
Без Стаи он едва ли сможет помочь. Без Стаи его сил не хватало даже, чтобы восстановиться самому. Была бы Стая – он бы давно отрастил и когти, и клыки. Заросли бы раны и разгладились бы рубцы, но Стаи не было, а без неё он был омегой, и только и мог, что согреть руку человека теплом своей ладони. Да, боль он ощущал. Пытался, как мог, сосредоточиться на ней, но иллюзий не питал.
Оборотни не вырывались из рук охотников. У человека тем более не могло быть шансов.
Он почти не отходил от койки – только справить нужду и поесть, да если того требовали медицинские манипуляции. И всё равно возвращался, пытаясь удержать
А чуть больше, чем через трое суток, Брок открыл глаза. Нахмурился, дёрнулся было, но, оценив обстановку, откинулся головой на подушку, не вырывая руки из рук Джека. Несколько секунд полежав так, он вновь закрыл глаза и едва заметно сжал пальцы.
— Они требовали выдать им тебя.
Голос Брока был едва слышным, но Джека эти слова словно ударили. Он мотнул головой, будучи не в силах поверить в сказанное. И в несказанное. Проклятая ложь…
И ровное мерное биение человеческого сердца. Джек знал, как звучит ложь. Не в словах – в сердце. В крови. Джек снова тряхнул нечёсаными волосами. Страшно было верить в эти слова. Страшнее, чем просыпаться в одном доме с убийцей. К счастью, Брок ничего больше не сказал до тех пор, пока в палату не вошел Пирс, под чьим взглядом оборотень предпочёл перебраться в коридор, не прислушиваясь к беседе за закрытой дверью.
***
Брок оклемался. Несмотря на запреты врачей, он начал пытаться ходить и хоть как-то возвращать себе подвижность. До поры Пирс его сдерживал, но в скором времени и он отмахнулся, приказав врачам отстать. Дома Рамлоу тоже почти не сидел, разве что пару дней, а потом, вызвав машину и велев Джеку собираться, махнул на полигон
Так они с тех пор и остались вместе – зверь с повадками человека и человек, который был опаснее любого зверя. Они привыкли друг к другу быстро, привыкли и другие. Оценили в бою.
Когда Джек впервые в этой новой жизни почувствовал сначала Брока, потом и остальных, он не поверил, но очевидное отрицать вечно не получалось, и он окунулся в это, казалось бы, давно забытое чувство. Чувство поддержки стаи, мягкое тепло.
Когда он, швырнув противника на камни далёкой страны и запрокинув вытянувшееся лицо к небу завыл так, что где-то вдалеке заверещали сигнализации машин, он понял, что пришло время признаться. Он боялся обернуться к командиру, уже наткнувшись на испуганные взгляды других, но Рамлоу, чёртов сорвиголова, подошел сам и похлопал по плечу, ухмыляясь. Так же он делал, когда его люди «на отлично» делали работу, и Джек подавился заготовленными объяснениями.
То полнолуние прошло будто вскользь – он слишком давно не видел такого неба, не ощущал свободы. Город – это не свобода, ему там не хватало воздуха. Он вынужден был сознаться, но Рамлоу лишь кивнул и в следующем месяце выбил им выходные на три дня. Взяв машину, он отвез его в предгорья заповедника. Брок проводил его взглядом, устроившись на спальном мешке, пренебрегая палаткой, прямо у машины, плюнув на безопасность. Ошейник, одежда и обувь остались в машине.
Вернулся Джек с полным набором бритвенно-острых когтей и с клыками в пол-ладони, но Брок всё равно не отреагировал как должно.
А Джек дал себе зарок. У него не будет другой стаи, кроме этих людей, и он сделает всё, чтобы сохранить их, эту неправильную стаю.
Никто не удивился, когда Брок назвал его своим заместителем, только кто-то из самых молодых бойцов с плохо скрываемой надеждой поинтересовался, не станет ли зам ебать их меньше, чем командир. Сам ошарашенный новостью, Джек рассмеялся так же легко, как засмеялся сам Брок.
Пирс своего отношения не скрывал, но если для Брока Джек стал напарником без претензий к видовой принадлежности, то для директора их конторы Джек стал «выгодным приобретением». Он так и сказал, не таясь. Но Джек и не претендовал на большее в свой адрес. Не приказал пристрелить или избавиться иначе, не сдал куда нужно, но по каким-то своим связям оформил странные документы, по которым Джек, будучи оборотнем, числился на службе. Ему выдали удостоверение, зарплатную карту, Брок настоял на водительских правах, когда Джек научится водить машину. Ему оформили медицинскую страховку для закрытого госпиталя при министерстве обороны – такую же, как всем сотрудникам.
Жильё тоже предполагалось, но Брок махнул рукой и предложил, если Джека всё устраивает, оставаться у него. Баб ни тот, ни другой не привели бы невзначай, а жить в одиночку Брок отвык, и ему было бы скучно без второго жильца. Джек, не раздумывая, согласился. Его всё устраивало.
В тот день Джек поинтересовался, с чего вдруг Пирс так добр к нему, так относится к Рамлоу – по отцовски, слишком заботливо выделяя среди прочих сотрудников.
Брок прищурился, открывая очередную бутылку пива, глядя мимо Джека.
***
Когда его, голого, обросшего, исполосованного плетью вышвырнули в пыль у посольства, первым, после врача, его посетил не посол, а человек, которого он бы не хотел видеть. Человек, уже тогда обладавший особой властью.
Александр Пирс был отцом одного из его сослуживцев. Его сын, который даже по документам значился как Алекс и на все попытки называть его полным именем разве что морду бить не пытался, погиб одним из последних. Боевики долго выбирали из четверых оставшихся мальчишек, кого они оставят в живых как жест доброй воли. Чтобы было, кому рассказать – каково в плену. Чтобы больше никто не рвался воевать на их земле.
Старший Пирс думал, надеялся, что выжил его сын. Он рвался в палату госпиталя как обезумевший, а потом так же безумно выл в коридоре, когда Брок, страшно исхудавший, изуродованный, повернулся к распахнувшейся двери.
Было сложно. Обезумевший от горя отец винил в смерти сына всех. Боевиков, командование, врачей. Брока. Брока в особенности, потому что тот выжил, а Алекс – нет. Потому что, умри Брок - и Алекс мог бы быть живым. Да, таким же исхудавшим, покрытым кровоподтеками и содранной местами шкурой, но живым.
А выжил Брок. Пирс грозился отдать его под трибунал за содействие боевикам – ведь почему-то же Брок выжил.
То, что он унялся, было чудом. Да, Брок извинился перед ним за гибель сына, будто это он отдавал приказы. Он рассказал обо всём, что помнил. Потом его комиссовали, и он вернулся в штаты. А через несколько лет они встретились вновь.
И извинился уже Пирс. Извинился за брошенные в горячке слова. За лишнюю боль. И предложил помощь. Не как подачку, нет. Броку, не имевшему шансов найти работу по духу, он предложил место у себя. Брок, не став играть в гордость, согласился. Не чурался он и проявлений отцовских чувств со стороны Пирса. Брок заменил ему потерянного сына. Через какое-то время они нашли то место, где держали и перебили отряд Брока. Нашли и останки, перезахоронили с почестями в родной земле.
Джек стал хорошим приобретением, которое скрашивало одиночество Брока и могло выступить живым щитом – Пирс не скрывал и этого, но он видел, что непроизнесенные слова были понятны, а потому сделал всё, чтобы Джек остался рядом с командиром официально.
***
— Расмусен звонил. Просит выделить людей. Завтра какая-то встреча, а их сопровождающих взяли на чём-то горячем. Обещает любые деньги.
Джек расстелил на ящике чистую ткань и уложил на неё винтовку. Занявшийся своей, Брок картинно приподнял бровь.
— И он хочет, чтобы мы без предварительной проработки сунулись на чужую территорию?
Роллинз оттянул планку и, как того требовала инструкция, убедился, что в патроннике пусто. Брок в своё время порадовался, как легко обучается оборотень, у которого то, что человеческие новобранцы не могут запомнить даже благодаря увесистым сержантским пинкам, откладывалось на уровне инстинктов если не с первого, так со второго раза.