— Я уже придумал, — говорит Цинна. — Так как в это раз дистрикт, откуда родом трибут, не играет роли, нам сказали искать вдохновение в другом. Так как мне удалось заполучить тебя в качестве своей подопечной, я решил сделать акцент на твоей жизни в целом.
— Заполучить?
— Перед Жатвой собрали отдельно всех заинтересованных стилистов. Велели смотреть ее внимательно и примерно прикидывать, с кем мы хотим работать. У нас проходил что-то типа аукциона. Как бы это обидно ни звучало, но мы вас покупали.
Я улыбаюсь.
— И дорого я вам обошлась?
— Мне пришлось попотеть, чтобы суметь отвадить от тебя твоего бывшего стилиста.
— Не поверите, но я вам безумно благодарна, — я смеюсь.
— Я ознакомился с твоим досье и достаточно много узнал о твоей жизни. Признаться, это меня очень заинтересовало. Как я понял, ты росла без родителей и жила в приюте?
— Да, а после попала в Академию, — от стилиста такие вещи можно не утаивать.
Цинна кивает.
— Порция, моя коллега и давняя подруга, занимается твоим напарником. Так что мы готовились вместе. Мы решили сам наряд сделать обычным, но добавить некую изюминку.
— Так же, как у Двенадцатых? — спрашиваю я.
— Почти.
— И вы успеете все сделать к вечеру?
— Мы уже сделали, — отвечает он.
Я в шоке смотрю на него.
— Как вы успели?..
Цинна улыбается.
— За два дня можно многое успеть, если поймать вдохновение.
— Мы летели сюда два дня? — я бросаю взгляд на безмолвного цербера. Он не двигается, смотрит в одну точку - значит, моя реакция входит в рамки разумного. Хотя, почему бы и нет. Возможно, «Черный волк» действительно находится далеко. А может, мы специально кружили, чтобы стилисты закончили работу.
— Мы с Порцией долго продумывали концепцию. Потому что нам хотелось сделать вас с Анхелем похожими и разными одновременно. Вы из одного дистрикта, учились в Академии, но на этом сходства заканчиваются. Но даже из такого малого набора мы нашли, что выбрать, — стилист загадочно улыбается.
— Надеюсь это не будет какая-нибудь броня. Всех участников из Второго в нечто подобное рядят.
— Нет-нет, это будет точно не броня.
— Тогда теряюсь в догадках, — я улыбаюсь.
— Тогда не будем тянуть.
Цинна выходит из гримерной и возвращается с моим нарядом. Я снимаю халат и позволяю ему облачить меня в его творение.
Это оказывается простая черная туника. В подобной одежде изображают богиню Викторию — покровительницу нашей Академии. Туника выглядит очень просто и не броско, не считая трех красных полос, которые выглядят как порезы, проходящих наискосок от плеча до пояса. Зацепиться особо не за что.
— На самом деле, весь секрет в невидимых узорах, которые тебе нанесли, — говорит Цинна, заметив мое недовольство.
— И когда они проявятся?
— В самый подходящий момент, — отвечает стилист. Он переводит взгляд на мои руки. — A что это у тебя за кольцо?
— А, это, — я поднимаю руку, прокручиваю кольцо, чтобы было видно печатку. — Это я привезла из тюрьмы. Мне сделал его один заключенный из Дистрикта-1.
— Можно посмотреть? — спрашивает Цинна. Я снимаю кольцо.
Стилист вертит его в руках.
— Этот череп - символ Академии?
— Да.
Цинна кивает и возвращает мне украшение.
— Оставь себе, а лучше надень. Лишний штрих к образу. Браслет тоже не снимай.
Мы выходим из гримерной и вместе с командой подготовки спускаемся на нижний этаж, на котором расположены конюшни. Там уже собрались все остальные трибуты.
Мы доходим до предпоследней колесницы, рядом с которой уже стоит Анхель вместе со своими помощниками. Одет он так же, как и я в тунику, только белого цвета, а три полосы — золотого. Со стороны может показаться, что наши наряды больше подходят сельскохозяйственному Дистрику-9.
— А теперь самое главное, — говорит Цинна. — Вы будете ехать не друг за другом. Каждому дистрикту будет предоставлено немного времени покрасоваться. Совсем немного, но этого должно хватить, чтобы вас запомнили. Вы поедете предпоследними, так что шансов у вас больше. Когда вас объявят, нажмите это. — И он протягивает нам по небольшой черной кнопке.
— И что будет? — спрашивает Анхель.
— Увидите, — заговорщически произносит Цинна.
— Смотрите на всех надменно, — подхватывает стилист Анхеля Порция. — Они не достойны вашего внимания. Это важно.
Я оборачиваюсь назад. Лестер и Лилит выглядят ослепительно. Оба в белых одеждах, расшитых драгоценными камнями. Одежда Лестера полностью закрыта, даже перчатки на руках, а Лилит наоборот — почти вся открыта. Даже если мы произведем фурор, они наверняка смогут его перекрыть. Раздается сигнал, и всех трибутов просят занять места на колеснице.
Стилисты, пожелав удачи, уходят. Наше внимание приковывают экраны, на которых начинается шоу.
Бессменные ведущие Цезарь Фликерман и Клавдий Темплсмит под веселую музыку приветствуют зрителей и телезрителей. Камеры показывают трибуны — народу столько, что яблоку негде упасть. Организовали даже три ряда прямо на площади. Саму площадь охраняют церберы, обычных миротворцев совсем нет. Ведущие рассказывают о новых правилах, подогревают толпу шутками и, наконец, объявляют начало Парада. Цезарь рассказывает небольшую сводку о Дистрикте-13, о его вкладе в жизнь Панема (естественно, о бунте никто не говорит) и после этого вызывает Деда.
Колесница выезжает под аплодисменты зрителей. Одет старик весьма недурно и встречают его радушно. На огромном экране показывают короткий ролик, где он поворачивается со скрещенными на груди руками. Внизу загорается его имя, рядом в скобках тюремный номер, а чуть правее статья, за которую он сидит. Организаторы действительно постарались на славу, шоу будет еще то. Таким образом вызывают всех по очереди. В дополнение к информации о дистрикте сообщают также об успехах на Играх. Смотрю на впереди стоящих Джерри и Лесли. Они сгорают от нетерпения. На них надеты синие костюмы и куча всяких электрических проводов.
Когда наступает их время, они радостно скачут, рискуя вывалиться с колесницы. Толпа ликует, смеется: давненько никто не видел таких веселых трибутов. В какой-то момент они хватаются за руки и между ними пробегает заряд. Они начинают светиться разными цветами, поднимают вверх руки — из них начинается сыпаться сноп искр. Зрители вопят от восторга.
— А сейчас настала очередь самого венценосного дистрикта, — объявляет Цезарь. — Тридцать один финал в Голодных играх, тринадцать побед, самый результативный дистрикт за всю историю Игр! Посмотрите на площадь — камень, из которого она сделала, добыт именно там. Встречайте его представителей… — Мы с Анхелем как по команде хватаемся за поручень, в другой руке крепко держим кнопки.
— Включим, когда отобразятся наши преступления, — говорит Анхель. Я киваю. Колесница начинает движение.
— Мирта Дагер и Анхель Росс! — вопит Цезарь под гул толпы.
Наконец-то мы появляемся на площади. От криков и аплодисментов можно оглохнуть. Кажется, здесь все забыли, как провожали меня в зал суда, какие гадости мне говорили. Теперь я не заключенная, я — трибут, на которого будут делать ставки.
На противоположной части площади я вижу, как появляются наши портреты, имена, номера и вот, наконец-то, преступления.
— Давай! — кричу я Анхелю, иначе он меня не услышит. Мы одновременно нажимаем на кнопки.
Мне кажется, что ничего не происходит, но судя по реакции зрителей, это не так. Смотрю на свои руки: кожа на них полностью чернеет, как будто обгорает, а те места, которые моя группа поддержки так заботливо украшала невидимыми узорами трескаются. Полосы на груди багровеют и вспыхивают. Зрители кричат то ли от ужаса, то ли от восторга. Поднимаю голову на экран, и сама цепенею. Линзы стали полностью красными, узоры на щеках вспыхивают. До этого целая туника разрывается на мелкие лоскуты, но к счастью я не становлюсь голой. Толпа гудит еще громче, когда от туники начинают отлетать черные перья, которые пролетев небольшое расстояние превращаются в пепел.
С Анхелем произошли иные метаморфозы. Полосы на его тунике горят золотым солнечными светом, от рук исходит неестественное свечение. Его туника также рассыпается на белые перья, которые превращаются в золотую пыль. Я и Анхель на мгновение цепенеем, но потом, как и советовала нам Порция надменно смотрим на толпу.
От крика зрителей звенит в ушах. Я слышу, как толпа скандирует наши имена — такого они не делали по отношению к другим трибутам.
Так вот, что имел в виду Цинна, когда говорил о сходстве и различиях. Мы — небожители, мифические существа, так близкие Богам. Но я чудовище, несущее смерть и ужас, убийца невинных детей, а Анхель — добрый ангел, несущий свет простым людям, неудавшийся революционер. Не сдерживаюсь и улыбаюсь. Неужели никто из капитолийцев этого не видит? Не видит столь явной провокации?
Колесница доезжает до президентской трибуны и занимает свое место в последнем ряду. Я кидаю взгляд на президента Сноу. Он в упор смотрит на меня. Аплодисменты еще долго не смолкают, наконец-то ведущим удается успокоить зрителей, и они начинают вещать о Дистрикте-1. Я смотрю на экран.
Зрители встречают Лестера и Лилит овациями, конечно, не такими, как у нас, но, тем не менее, толпа возбуждена. И надо сказать, есть от чего. Первую половину пути Первые проезжают спокойно, но едва колесница достигает центра, Лестер и Лилит, как по команде поворачиваются друг к другу и сливаются в страстном поцелуе. Анхель присвистывает, а у меня отвисает челюсть. Чего не сделаешь ради победы. Впрочем, поцелуем дело не кончается. Все камеры показывают крупный план их лиц, и я вижу, как на них проявляется каждая жилка, каждая вена. Мгновение и их прекрасные лица становятся уродскими, а белоснежная одежда начинается пропитываться красной краской. Приглядевшись, я понимаю, что это кровь. Она стекает на колесницу. Лестер и Лилит отрываются друг от друга. Их губы все в крови. Они кровожадно взирают друг на друга. Зрелище по-настоящему жуткое. К моменту, когда колесница занимает свое место, их одежда полностью пропитывается кровью.
Толпа не может угомониться добрых пятнадцать минут. Наконец президент Сноу поднимается на трибуну и произносит стандартное приветствие. Он благодарит нас за нашу жертвенность и желает всем удачи. Колесницы заезжают в помещение, что напротив под трибунами. Нас там уже ждут стилисты.
— Вы были неподражаемы, — Цинна подходит ко мне и проводит ладонями по моим рукам, стирая «черноту».
— Наверное, нам надо было тоже поцеловаться, — говорит Анхель.
— Тогда мы ничего не сработало, — с улыбкой отвечает Порция.
К нам, прихрамывая, спешит Джерри.
— Ребята, это было круто, реально круто! — кричит он и обнимает меня. От шока, я ничего не делаю. Он отпускает меня и жмет руку Анхелю, рассыпается в комплиментах к нашим стилистам, затем так же стремительно убегает к своим. Анхель грустно улыбается, а Цинна на это говорит:
— Эти Игры будут очень сложными. Потому что здесь все друг другу друзья.
Не все, конечно… Но в целом, он прав.
***
Я просыпаюсь в десять часов — непозволительная в тюрьме роскошь. Эту ночь все заключенные провели в простой гостинице под присмотром церберов. Сегодня днем после обеда состоится программа-интервью Цезаря Фликермана. Правила немного поменяли: общаться мы будем до основной подготовки. До того времени трибутам подготовят выходной наряд.
Церберы провожают меня в столовую. Когда с трапезой покончено, все собираются по автобусам и следуют в Тренировочный центр. Цинна выглядит немного уставшим, наверняка работал всю ночь.
— Я говорил со знакомым: вы произвели большой фурор. Уже начали принимать ставки.
— И кто впереди?
— На данный момент, Лестер Вильямс и ты, — улыбаясь отвечает Цинна. — В принципе, это очевидно. Вильямс одним своим именем наводит страх на всех, а ты — опытный боец.
— А что про менторов? У нас будут тренировки?
— Тренировки будут. С менторами вроде как должны определиться сегодня, не знаю, правда, когда. Но пока не это важно, сейчас нужно продумать очередной образ.
В прошлые свои Игры я предстала самоуверенной профи. Это было, конечно, оправдано, но на деле сыграло злую шутку. Сейчас нужно действовать осторожнее, тем более, у меня нет такого преимущества, и против меня выступают не маленькие загнанные детишки, а самые настоящие преступники.
Цинна играет роль ведущего и задает мне несколько вопросов. Я стараюсь отвечать как можно более откровенно, но некоторые вопросы мне совершенно не нравятся.
— Все, хватит, — наконец сдаюсь я.
— Ты злишься, я вижу, — спокойно говорит Цинна. — Это нормально. Прости, если я тебя где-то задел, просто мне нужно было понять твое настроение.
— И что вам это дало?
Цинна устало трет глаза и откидывается на спинку дивана.
— Я могу задать тебе личный вопрос? Это не связано с интервью, вряд ли подобное озвучат на всю страну.
— Задавайте, — говорю я, скрещивая руки на груди.
— Когда ты поняла, что выжила, что ты чувствовала: разочарование или облегчение?
Я сама себе часто задавала этот вопрос. В свободное время, когда на меня находило вдохновение, я анализировала свое поведение на 74-х Играх и всегда приходила к одному выводу: я допустила много ошибок. Наверное, все началось с того момента, когда я вернулась к Катону. Если я бы этого не сделала, все могло бы быть по-другому. Первый год я чувствовала злость, это я точно помню. Но злилась я больше на себя, на свою беспомощность. Я никогда не воспринимала свое спасение, как облегчение. Мол, я выжила и должна радоваться. Нет, меня учили иначе. В Академии существует негласное правило: если ты умираешь — то борись до последнего и умри с достоинством. Почти все трибуты Дистрикта-2 следовали этому правилу, и я не исключение. Поэтому свое спасение я расценивала как унижение. Но когда полтора года назад я узнала подробности о своих последних минутах на арене, все переменилось. Да, я почувствовала облегчение. Потому что мне не пришлось убивать Катона.
Я смотрю в глаза Цинне, который терпеливо ждет мой ответ.
— Вопрос сложный, и у меня до конца нет на него ответа. Но, скорее всего, это была злость. На Капитолий, на саму себя. Я хотела победить, наверное, больше, чем кто-либо.
— Вот именно. Нужно показать это Капитолию. Показать, что они были не правы.
— Это опасно.
— Что может быть опасней Игр? — Цинна улыбается. — Если нужно, они отыграются на арене. А сейчас у них связаны руки. Я уже начал готовить для тебя платье. К ужину закончу.
Стилист уходит, а я остаюсь одна в комнате вместе с цербером. Включаю телевизор, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей. Прокручиваю золотой браслет на руке. Интересно, Катон придет на интервью? Так хочется его увидеть, хотя бы в толпе. Так даже безопаснее. Сильно хочется курить, но Цинна строго-настрого запретил. Сказал, что это может оттолкнуть зрителей. Под вечер, ближе к ужину, возвращается Цинна с моим нарядом. Он предлагает перекусить, а потом начать примерку.
— Я кое-что выяснил про менторов. Распорядители отослали почти всем победителям приглашения на интервью. Все, кто в состоянии, приехали.
— Между ними тоже устроят аукцион?
— Вполне возможно. Может так случиться, что твои ментором станет кто-нибудь из другого дистрикта.
Если это так, то пусть это будет Джоанна Мейсон. Дальнейший ужин проводим тишине. После ужина Цинна помогает мне переодеться.
В этот раз выходное платье не просто туника. Оно песочного цвета с большими золотыми пуговицами, расположенными в два ряда. Высокий воротник, обрамлен тонкой красной лентой. Такие же ленты на руках. На плечах расположены своеобразные погоны, которые явно ненастоящие. Цинна объясняет, что это стиль милитари. Он делает мне нехитрую прическу и легкий макияж.
— Здесь бандана не подойдет. Но не волнуйся — я спрячу твою рану.
Я смотрю на себя в зеркало. Это то, что нужно. Это действительно мой стиль. Платье очень похоже на военный мундир, только длиннее.