Я понимаю, что совершила ошибку: слишком сильно перенесла вес на отскоке, отчего потеряла время. Брукс этим тут же пользуется и с разворота бьет меня по руке. Я быстро отступаю, плечо нещадно ноет.
Соперница усмехается и вновь становится в свою излюбленную позицию. Что ж, один – ноль. Теперь она знает этот прием и атаковать ее так нет смысла. Пора переходить к быстрым точечным ударам.
Бегу прямо на нее и в момент, когда она делает выпад, отвожу ее копье кинжалом и бью ее ножом по руке. Удар получился смазанным: она успела освободить одну руку и сбить меня. Тем не менее, порез я ей оставила. Я нахожусь к ней вплотную, сейчас ей как никогда неудобно отбиваться. Изловчившись, атакую кинжалом, но поздно: Брукс бросает копье и бьет меня кулаком по руке. Кинжал выпадает у меня из руки. Меня охватывает легкая паника и я спешу отойти.
Но Брукс почувствовала превосходство: она умудряется схватить меня за руку и взять в захват за шею. С силой бью ее локтем в бок. Этого хватает, чтобы освободиться. Но едва я успеваю отступить, как Брукс, схватив копье, наносит мне удар в ногу. Если бы я вовремя не отвела ногу, острие вонзилось бы мне в бедро, а так я получаю скользящую, но не менее болезненную рану. Боль на время ослепляет, и Брукс в продолжении атаки плашмя бьет копьем, выбивая у меня нож.
Я остаюсь безоружной. Соперница делает несколько выпадов, оттесняя меня дальше от брошенного оружия. Я тяжело дышу, отступаю от нее. Она довольно усмехается и возвращается на позицию.
Я нащупываю в кармане ножичек. Если я потеряю и его – будет все кончено. Брукс чувствует себя в безопасности, наверняка она ожидает, что я брошусь за потерянным оружием, которое валяется неподалеку от нее. И когда попытаюсь его вернуть, она добьет меня.
Судорожно пытаюсь разработать план. Время идет, и Тодд может вполне присудить победу Брукс «по очкам». Если я буду пытаться забрать оружие, то мне придется, как минимум, перекатиться по земле. Брукс, в таком случае, может перехватить копье и постараться заколоть меня сверху. Другим способом оружия я не заберу. Значит, нужно атаковать тем, что есть. Но как…
Брукс поигрывает копьем.
- Ну, что встала? – кричит она мне. – Давай, подходи! Потанцуем.
Облизываю пересохшие губы. У меня будет всего одна попытка.
Я отхожу почти до самого стенда для разбега. Делаю три глубоких вдоха и бегу. Прямо, никак не виляя. Между нами меньше десяти шагов…
Брукс по-прежнему держит копье прямо, но руки у нее дрожат. Я начинаю пригибаться. Восемь шагов. Вижу, как ее рука меняет захват. Опускаюсь еще ниже. Пять: вторая рука меняет захват, я пригибаю колени. Три: она поднимает копье, я опускаюсь еще ниже, засовываю руку в карман. Когда между нами остается всего ничего, я наклоняюсь так низко, что касаюсь свободной рукой земли. Брукс отводит копье дальше. Последующее я вижу, как в замедленной съемке.
Мышцы Брукс напрягаются, и она опускает копье. В этот момент я как натянутая пружина резко выпрямляюсь и выпрыгиваю вверх, одновременно доставая нож из кармана. Копье попадает мне за спину. Брукс уже не успеет поднять его. Сейчас она полностью открыта. С отчаянным криком я бью ножом в область горла, намереваясь его перерезать. Кровь попадает мне в лицо, я падаю на землю, не удержав равновесия. Тут же вскакиваю, готовясь отражать удары, не смотря на боль в ноге.
Но контратаки не последовало. Брукс роняет копье и падает на землю. Я слышу, как она харкает, пытаясь остановить кровь из перерезанного горла. Это победа. Тогда почему комендант Тодд об этом не объявляет? Я смотрю на сцену. Тодд и остальные смотря куда-то в сторону заключенных. Смотрю туда же, куда и они, и вижу его.
Лестер Вильямс с улыбкой смотрит на меня, вытянув руку вперед с опущенным вниз большим пальцем. Стоящая рядом с ним Лилит повторяет его жест. Один за одним представители Дистрикта-2 опускают пыльцы, даже члены банды Брукс. К ним присоединяются остальные заключенные, церберы, зрители на трибунах. В шоке смотрю на сцену. Тодд, его свита и остальные избранные трибуты держат опущенные пальцы вниз. Джерри и его напарница Лесли медленно соображают и не знают, что делать, так же, как и Лесли Штук, которая, несмотря на то, что знает, что означает этот жест бездействует.
А значит он многое и отнюдь не то, что вкладывают победители на Смотрах во время судейства. Этот бой был не на жизнь, а насмерть. Самый настоящий гладиаторский бой. Брукс потерпела поражение и должна умереть. Толпа требует зрелищ…
Она еще жива, борется за жизнь. Я поднимаю с земли ее копье. Что может быть хуже, чем быть убитой собственным оружием? Встаю рядом с ней, поднимаю копье. Брукс не смотрит на меня, она пытается еще сколько-то протянуть. Ей, наверное, успели бы помочь. Но не в этот раз. Кровожадная улыбка не сходит с моих губ. Камеры направлены только на меня. Каптолий, Дистрикт-2 и остальные - все смотрят на меня. Да, пусть они увидят, пусть убедятся в том, что Мирта Дагер жива и она идет за победой. Я последний раз бросаю взгляд на толпу и…
Анхель, кажется, единственный, кто не присоединился к толпе, смотрит на меня ясным взглядом. Он слегка качает головой из стороны в сторону. Его взгляд пронзает меня насквозь. Меня словно молнией поражает. Медленно поворачиваю в сторону голову и вижу не трибуны и толпу заключенных, а зеленый лес и травяную поляну. И рядом со мной, задыхаясь в предсмертной агонии, лежит не Брукс, а я.
Я так же лежала на земле, так же боролась за жизнь, всячески стараясь отогнать смерть, из последних сил пытаясь дотянуться до ножа, который валялся неподалеку. Надо отдать должное противникам: они не стали меня добивать, хотя могли. Мне дали призрачный шанс на спасение, пусть и случайно. Так кто я такая, чтобы отбирать его у Брукс?
Встряхиваю головой, снимая наваждение. Я снова игрушка в руках Капитолия. Вновь они дергают за ниточки, снова моя судьба в их руках. Брукс слабо стонет. Ведь она мне не враг. Да, у нас были конфликты, но мы с ней обе в одной лодке. Здесь все в одной лодке, даже комендант. Ведь ни он, ни один человек из его свиты не могут вернуться в Капитолий. Все мы пленники…
Я молча со всей силы втыкаю копье рядом с ней. С вызовом смотрю на Тодда. Он усмехается и дает знак церберам. Они подбегают и осторожно относят Брукс к врачам. Поворачиваюсь к заключенным. Лестер выглядит недовольным, но это быстро сменяется улыбкой. Он кланяется мне. Анхель кивает, вытирает ладонью лоб.
- Еще кто-нибудь желает попытать счастье? – спрашивает Тодд. Женщины-добровольцы из Дистрикта-2 отступают в толпу. – Тогда номер 2-137 на сцену.
Я поднимаюсь по лестнице, по пути вытирая кровь с лица. Лесли Штук выглядит не наигранно счастливой и когда я встаю рядом с ней, она не скрывает радости в голосе спрашивая:
- Как вас зовут?
Я смотрю перед собой прямо в камеру.
- Мирта Дагер.
- Аплодисменты первому трибуту из Дистрикта-2!
Мне аплодируют громче всех. Нужно что-нибудь сделать, нужно начинать играть уже сейчас. Камера все еще направлена на меня. Я улыбаюсь и повторяю свой жест, который показала Грейс Гламур вечность назад. О, как же мне хочется, чтобы она увидела это, а она наверняка смотрит. Все смотрят эту незабываемую Жатву.
Наконец овации стихают. Остается выбрать еще троих участников. И, кажется, я знаю, кто это будет.
Трибута-мужчину из Дистрикта-2 тоже не удается определить сразу. Анхель Росс вызывается добровольцем. Ему предстоит сражаться против представителя из шайки Брукс. Оружия он никакого не выбирает, только обматывает руки тканью. Несколько раз я наблюдала как он легко боксирует с другими заключенными. Делает он это профессионально и мне кажется, что этому он успел научиться в Академии.
Обычно занятия по боксу шли как дополнительные, мало кто из учеников хотел этим заниматься. Непрактично. Голыми руками хорошо подготовленного противника не убить. А вот Лайм Рэйб – четвертая воспитанница Магнуса Стерлинга Шара, в свое время доказала обратное. У нее настолько хорошо был поставлен удар, что никакое оружие кулаки бы не заменило.
Бой длится недолго. Анхель легко уклоняется от меча и наносит точный удар прямо в висок сопернику, отправляя его в нокаут. Бой со вторым противником длится дольше, но Анхель вновь одерживает верх. Всего он выстоял пять поединков, и когда Лесли Штук спрашивает его имя, он, сильно запыхавшись, едва его произносит.
Мы жмем друг другу руки и встаем рядом с другими трибутами.
Наступает очередь Дистрикта-1. Лилит Хэлл без боя занимает место трибута, а Лестер Вильямс, который так же, как она, вызывается добровольцем, совсем не рад тому, что против него никто не выступает. Это очень плохо: мне так хотелось посмотреть на то, как он убивает.
Наконец, все двадцать пять участников отобраны. Комендант зачитывает договор, пока каждого из нас снимает камера. Когда речь заканчивается, камеры отключаются.
- Внимание заключенные! – Тодд становится напротив нас. – Хочу вас поздравить. Вам действительно выпал уникальный шанс. Хочу сказать, что вы счастливчики. – Он обводит нас хмурым взглядом. Мне кажется, будь его воля, он бы с удовольствием с кем-нибудь из нас поменялся. – Удачи вам.
И он с каждым прощается за руку. Лесли Штук уже ушла к планолету, туда же гуськом отправляется вся съемочная команда. Нам же надевают обычные наручники и провожают к другой летающей крепости. Идем мы медленно, так как впереди следует Дед. Идущий впереди меня Джерри весело насвистывает какую-то песню. Радоваться действительно есть чему.
Мы отправляемся в Капитолий.
========== Глава 14 ==========
Всего в Капитолий отправляется четыре планолета. В одном капитолийская съемочная группа вместе с Лесли Штук, в другом заключенные, а в оставшихся несколько отрядов церберов для нашей охраны в столице. Когда мы занимаем свои места — небольшие клетки с кроватями — нам по очереди вкалывают снотворное. Я укладываюсь поудобнее и засыпаю.
Во время полета мне приснилось столько снов, что кажется, будто мы облетели всю страну и не по одному разу. Когда все просыпаются, нам выдают простые комбинезоны — такой же я получила, когда прилетела в «Черный волк». Церберы по очереди отводят каждого из нас в ванную, чтобы мы привели себя в порядок и переоделись. Аккуратно сложив рубашку, чувствую, что в кармане что-то есть. Кольцо Лестера. Цербер разрешает забрать, все что у меня сейчас при себе. У комбинезона не предусмотрено карманов, поэтому мне приходится надеть кольцо на палец. Я поворачиваю его так, чтобы печатка оказалась на внутренней стороне ладони. Не хочу, чтобы кольцо светилось.
Когда я выхожу из ванной, меня подводят к зеленому полотну и капитолийский видеооператор делает несколько коротких роликов. Для одного из них мне нужно встать боком к камере и по команде повернуться, скрестив руки на груди. Оператор говорит, что это будут использовать для рекламы Игр. А на втором ролике я стою лицом к камере со скрещенными руками, затем опускаю руки по швам и склоняю голову вниз. Для чего это нужно, капитолиец не поясняет, но он попросил, чтобы в этот момент мое лицо выражало скорбь.
Он снимает всех по очереди. У всех сосредоточенные и угрюмые выражения лица, только Джерри, как всегда, паясничает. В конец концов оператор сдается и снимает его, как есть. Один из церберов объявляет, что скоро мы будем в столице.
Все находятся в легком возбуждении. Многие никогда не бывали в Капитолии. За год кардинально наверняка ничего не поменялось, но даже я немного волнуюсь. Вряд ли за эти полгода Катон уехал обратно в Дистрикт-2. Но даже если это так, мне кажется, что ради этих Игр он вернется. Хотя бы в качестве ментора. Я очень надеюсь, что мы сможем с ним увидеться, пусть и ненадолго. Интересно, как в этот раз будут избираться менторы? Вряд ли это будут победители из дистриктов. А может, поскольку мы все взрослые, нам и нянек не приставят. Будем ходить вместе с церберами. Гораздо больше пугает тот факт, что нас могут сходу бросить на арену. Конечно, это мало вероятно, но от Капитолия можно всего ожидать.
Планолет начинает снижение, и церберы выстраивают нас в линию. Когда мы приземляемся, нас гуськом отводят к одному из бронированных автобусов. Все рассаживаются по своим местам, и колона начинает движение в сторону столицы. Джерри в подробностях рассказывает Лесли о Капитолии, который он когда-то видел. Судя по его рассказам, столица никогда не меняется в худшую сторону.
Автобусы въезжают на территорию. На улицах собрался, кажется, весь город. Жители встречают нас радостными криками и овациями. Окна автобуса затонированы, так что они не видят нас. Как я и предполагала, нашей конечной точкой является Тренировочный центр. Церберы выводят нас из автобуса и сопровождают в здание. Впереди всей процессии идет Лесли Штук и в небольшой микрофон передает нам информацию, словно гид туристам:
— Сейчас вас отведут в гримерные, где вами займутся помощники стилистов. Вы должны предстать перед публикой настоящими красавчиками! А вот после этого вы встретитесь со стилистами. Дальнейшую информацию получите от них.
Нас по одному заводят в отдельные комнаты, предварительно сняв наручники. Вместе со мной заходит и цербер. Я оказываюсь в знакомом небольшом помещении — когда я участвовала в Играх, здесь меня приводили в порядок перед тем как отдать стилисту. К моему удивлению, командой подготовки оказываются те же самые люди, которые меня готовили к суду. Сейчас они не такие молчаливые.
— Я такой себе ее и представляла, — пищит одна из женщин.
— Нам даже делать почти ничего не надо, чудесно! — весело добавляет мужчина, и они приглашают меня присесть.
Они по очереди представляются: Флавий, Вения, Октавия. Меня просят самостоятельно распустить и расчесать волосы, поскольку боятся сделать больно. Делаю я это очень аккуратно, чтобы не задеть рану. Вения чуть ли не плачет, когда я это делаю. То ли от жалости, то ли от чего-то еще. Волосы у меня отросли, доходят почти до середины спины. Флавий начинает делать мне завивку, пока другие женщины тонкими кисточками выводят на моих руках замысловатые узоры. При этом на коже ничего не появляется. Я чувствую легкий холодок, когда кисточка проходит по коже. Я не выдерживаю и улыбаюсь, глядя как женщины старательно вырисовывают «ничего», время от времени сверяясь с какими-то бумагами. Той же самой процедуре подвергают шею и щеки.
После того как с прической покончено, мне на голову одевают золотой ободок, а на руки широкие браслеты. К моему неудовольствию меня просят надеть линзы. Я их никогда не носила и поэтому этот процесс затянулся.
Единственное, что смущает помощников — это татуировка с моим номером. Если бы не ожог, ее можно было бы загримировать. Они долго перебирают все варианты, в итоге решают оставить на этом месте больше узоров. Капитолийцы крутятся вокруг меня и, убедившись, что я выгляжу прилично, уходят. Я остаюсь ждать стилиста. Из одежды на мне только халат.
Не проходит десяти минут, как дверь открывается, и в комнату входит мой стилист.
— Приветствую, — он протягивает руку для пожатия. — Меня зовут Цинна.
— Мирта, — отвечаю я, пожимая руку. — Вы были моим стилистом на суде.
Он кивает и садится в кресло. Кладет на небольшой столик папку, закидывает ногу на ногу. Я сажусь напротив него. С нашей последней встречи он не изменился. Выглядит, как всегда, просто и изящно, только легкая золотая подводка на глазах выдает в нем капитолийца.
— У меня есть ощущение, что я видела вас раньше, как и ваших коллег. Еще до суда, — говорю я.
— Я был стилистом Двенадцатого дистрикта на 74-х Голодных играх. У Китнисс Эвердин.
— Ого, — говорю я после небольшой паузы. — Что же это вы вдруг решили переключиться на Дистрикт-2 и конкретно на меня?
— В данном случае стилисты не привязаны к дистриктам. Нам дали право выбрать, с кем мы хотим работать. После 74-х Игр я потерял вдохновение. Но теперь я его снова обрел, — отвечает он с легкой улыбкой.
— Зная ваш опыт, я не сомневаюсь, что вы придумаете нечто восхитительное, — говорю я, вспоминая, как заявили о себе Двенадцатые еще на Параде трибутов.