— Послушайте, молодой человек, ну зачем я вам? Я же такое могу запросить в качестве спонсорской поддержки — вы ни одной буквы не выговорите. Дайте более умного человеку побороться за победу, а то мне только из-за вас ну совсем сражаться не хочется.
Победители смеются, некоторые зрители тоже. Таким образом, Лесли все же достается своей землячке по имени Вайресс. Как и Джерри — за него тоже идут упорные торги, но Бити — победителю из Дистрикта-3 удается его перекупить.
— Чем дальше, тем выше ставки, я смотрю, — смеясь говорит Цезарь. — У нас осталось четыре лота. Я прошу выйти на сцену Мирту Дагер! — Когда я подхожу, он объявляет. — Начальная цена все та же. Начинаем аукцион!
Предложения начинают сыпаться со всех углов зала, Цезарь никак не может услышать последнее предложение. Вдруг со стороны вип-зоны раздается:
— Две тысячи!
Зал тут же замолкает, все поворачивают головы. Плутарх Хевенсби. Он встает, чтобы его было видно.
— Две тысячи, — спокойно повторяет он, потягивая шампанское.
— Две тысячи, Плутарх Хевенсби! — объявляется Цезарь. — Кто больше, господа? Две тысячи раз. Две тысячи два! Две тысячи…
— Две пятьсот!
Я перевожу взгляд на Катона. Он тоже встает, Плутарх кривит губы.
— Три тысячи, — говорит он спокойным голосом.
— Три пятьсот! — грубо на это отвечает Катон, не обернувшись на бывшего распорядителя. Я вижу, как зол.
— Четыре.
Зрители переглядываются на мужчин, то туда, то сюда. Цезарь даже не вмешивается. Я облизываю пересохшие губы и молюсь, чтобы Катону хватило денег перекрыть ставки Плутарха. Если он это не сделает — то все кончено. Плутарх — человек Капитолия и вряд ли их план по моему уничтожению заброшен. Сейчас у меня снова есть все шансы выставить Капитолий в дураках, а значит меня надо всячески держать под контролем.
— Четыре тысячи раз! Четыре тысячи два…
— Четыре пятьсот! — это уже говорит Джоанна Мейсон. Я благодарно смотрю на нее, она мне подмигивает. Катон что-то быстро говорит Магнусу и Бруту.
— Пять тысяч, — Плутарх совершенно не беспокоится — денег у него наверняка много.
— Шесть! — к торгам присоединяется Магнус Шар.
Цезарь объявляет, что рекорд побит — за меня назначена самая высокая цена. Я смотрю на Плутарха. Он перестает хлестать шампанское и что-то просматривает на портативном устройстве.
— Семь тысяч, — произносит он в последний момент.
— Семь пятьсот, — тут же отзывается Катон. Зал гудит от восторга.
Цена уже перевалила за одиннадцать тысяч, но никто из соперников не собирается сдаваться. Наконец, Плутарх называет сумму в одиннадцать тысяч пятьсот. Я смотрю на Катона: он судорожно проверяет свой счет на специальном устройстве, Брут и Джоанна отрицательно качают головой. Я едва стою на ногах и хватаюсь рукой за тумбу, за которой стоит Цезарь. Им нечем крыть. Катон бросает на меня взгляд, я с надеждой смотрю на него. Цезарь начинает обратный отсчет.
— Одиннадцать тысяч восемьсот! — выпаливает Катон и смотрит на Плутарха. Камера выхватывает его лицо. Он в ярости, таким я его видела, когда нам подорвали припасы на Играх. Плутарх в отличии от него выглядит спокойным. Он усмехается, наполняет бокал шампанским и поднимает его как будто в честь Катона.
— Одиннадцать восьмисот раз. Одиннадцать восьмисот два. Одиннадцать восьмисот три и… Продано! — Цезарь ударяет молотком, завершая торги. — Вот это баталия, вот это азарт! Спонсором и ментором для Мирты Дагер становится Катон Блейк — победитель 74-х Голодных игр из Дистрикта-2!
Присутствующие аплодируют. Катон устало падает на стул, расстегивает воротник рубашки. Я закрываю глаза и расслабленно выдыхаю. Слава Богам, у него получилось. Цезарь просит меня присесть и вызывает на сцену Анхеля.
— Это было круто, — подводит итог моим торгам Джерри. — Я даже позавидовал.
— Лучше не завидуй, — говорю я.
Все-таки Плутарх Хевенсби не оставит меня в покое: ему удалось выкупить Анхеля за три тысячи пятьсот у какой-то молодой фанатки. Что ж, по крайней мере, не ему решать, что мне доставить на арену и когда. Если только Капитолий не сделает финт ушами.
Грейс Гламур — оскорбленная и униженная — с радостью сразу покупает Лилит Хэлл за пять тысяч. Она смотрит на меня с неприкрытой ненавистью. Через Лилит она попробует мне отомстить. К слову, Первой наверняка этого тоже хочется. Теоретически, у нее развязаны руки, хотя вряд ли она променяет союз с Лестером на глупую месть. Ведь мы не враги. Достаточно часто я ловлю себя на этой мысли. Раньше, на 74-х Играх я об этом не думала, хотя разницы с текущими нет никакой. Ну что мне сделали эти несчастные дети? Ведь, по сути, ничего. А заключенные? Тоже ничего. Лестер за меня заступился, Джерри и Лесли не дали сойти с ума от одиночества, Дед всячески наставлял. Мне даже кажется, что я не смогу никого из них убить. От рассуждений меня отвлекает веселый голос Цезаря, который объявляет о начале торгов за Лестера Вильямса.
Если в моем случае еще можно было разобрать какие-то числа, то сейчас это сделать нереально. Предложения летят с разных сторон и не прекращают пребывать. Надо отдать должное победителям: они в этих торгах не участвуют. Даже Кашмира с Блеском. Цезарь просит всех замолчать и называет сумму, которую он сумел расслышать последней: десять тысяч. Волосы на голове становятся дыбом. Десять тысяч — вот так вот сразу.
— Пятнадцать тысяч! — пищит кто-то с вип-трибуны. Это какая-то пожилая женщина, которая всячески пытается выглядеть моложе пятидесяти. Пока шло интервью с Лестером, она внимала каждому слову. Весь ее наряд состоит из драгоценных камней, уверена, в случае чего она и его отдаст за Лестера. Вильямс ее восторга не разделяет. Такого он явно не ожидал. Кто-то называет очередную сумму, но женщина перекрывает ее. Теперь цена составляет семнадцать тысяч. Никто больше не рискует поднять ставкуе, но едва Цезарь открывает рот, как с самого дальнего ряда раздается мужской голос.
— Двадцать пять тысяч и точка.
По залу проходит встревоженный шепот. Камеры выхватывают обладателя голоса. Едва его лицо появляется на экране все зрители как один ошарашенно вздыхают. Мужчина встает со своего места и направляется ближе к сцене. На вид ему лет тридцать, внешность у него смазливая. Ничем таким он не примечателен, но лицо его кажется знакомым. Лестер в недоумении смотрит на него, а Цезарь, как и все в зале, пребывает в легком шоке: то ли от заявленной цены, то ли от ее обладателя, а может, от всего сразу.
— Леди и джентльмены, думаю, на этом действительно можно заканчивать. Продано! Спонсором и ментором для Лестера Вильямса становится Луций Сноу — младший сын нашего президента.
Теперь настала очередь трибутов и победителей пребывать в шоке. Сын президента — вот это заявка. Кажется, Лестер понял, какой подарок он получил: он улыбается и легко кланяется Сноу-младшему. Тот кивает в ответ.
— Ну вот и все, леди и джентльмены! — весело объявляется Цезарь, выскакивая из-за трибуны. — Аукцион завершен, все трибуты разобраны. Я надеюсь, вам понравилась работа вашего скромного слуги. Счастливых вам Тюремных голодных игр!
Камеры отключаются, можно перевести дух.
— Минутку внимания, — в микрофон объявляет Цезарь уставшим голосом. — Избранные ментора, пожалуйста, останьтесь, с вами желает пообщаться главный распорядитель. Все остальные зрители свободны.
Я тихонько машу рукой Бруту и Магнусу, которые покидают зал. Магнус подмигивает мне и показывает большой палец вверх.
К нам подходит один из организаторов и просит следовать за ним. В сопровождении целого отряда церберов мы уходим за кулисы. Там нас разделяют на пары в соответствии с дистриктом и по очереди подводят к экранам на котором отображается номер дистрикта и какие-нибудь достопримечательности.
— Вас сфотографируют для рекламы, — поясняет организатор. — Постарайтесь быть харизматичными.
Постараешься тут, как же. Я выжата, как лимон - фотография, наверное, получилась ужасной. После фотоссесии нам надевают наручники. В сопровождении четырех церберов мы с Анхелем отправляемся в одну из многочисленных комнат Тренировочного центра на первом этаже. Двое из конвоиров заходят вместе с нами. Комната небольшая, из мебели только стол и четыре стула, даже окон нет.
— Интересно, что теперь? — Анхель садится за стол.
Я, сделав круг по комнате, сажусь рядом с ним. Проходит около получаса, а к нам никто не приходит. Анхель устало кладет голову на стол и, кажется, засыпает, я тоже чувствую, что близка к этому. Но едва мне удается удобно устроиться на стуле, как дверь открывается, и в комнату входят Плутарх и Катон. Сон как рукой снимает.
— Всем добрый вечер еще раз, — говорит Плутарх, усаживаясь за стол. — А что, наручники с них снять нельзя? — спрашивает он, обращаясь к церберам. — Они так и будут? Эй, вы слышите меня?
— Можете не стараться, — говорит Анхель. — Они выполняют только то, что им надиктуют в наушник.
— Ну да ладно. Так, — Плутарх складывает руки на столе. — У нас сейчас было небольшое собрание с Эмерсоном — главным распорядителем. Он рассказал нам о нашей роли в вашей жизни.
— Мы будем с вами на протяжении всех Игр. В качестве менторов сейчас и спонсорами, когда вы попадете на арену, — поясняет Катон.
— Жить мы будем также вместе с вами. Я и мистер Росс на втором этаже в правом крыле, мистер Блейк и мисс Дагер соответственно в левом. Вы полностью переходите под нашу ответственность. Мы отвечаем за каждый ваш шаг и ваше действие и лично будем отводить вас на тренировки. На арену сопровождать будем тоже мы.
— То есть, вас запрут вместе с нами? Это вообще безопасно? — с ухмылкой спрашивает Анхель.
— Меры предосторожности уже приняты. Камеры на каждом углу, да и эти черные миротворцы здесь не для мебели.
— Самое главное другое, — говорит Катон. — У вас впереди два тренировочных дня. Поскольку вас двадцать пять, и вы все очень опасны, вас разделят на две группы. Тренироваться будете отдельно, но в одно время. Разделят вас таким образом, чтобы в одной группе не было обоих представителей дистрикта.
— И в связи с этим сразу возникает следующая проблема, — Плутарх достает из внутреннего кармана фляжку, делает из нее глоток. — Вы вдвоем увидитесь только на арене. Вы уже никак не пересечетесь. Поэтому у меня к вам вопрос: вы вообще намерены друг с другом союзничать? Если нет, то тогда мы расходимся по своим апартаментам и уже там каждый продумывает свой собственный план.
Мы с Анхелем переглядываемся. С одной стороны, в качестве напарника он прекрасно подходит, но с другой стороны: мы совершенно разные. Его прошлое, которое могло бы пролить свет на него в целом, для меня закрытая книга. Делиться он им ни с кем не хотел. И это настораживает.
— Думаю, вдвоем нам будет проще, — говорит Анхель, не отрывая от меня взгляда.
— Да, — в конец концов отвечаю я.
— Хорошо, — говорит Плутарх. — Тогда другой вопрос. Кого-то еще в союзники планируете брать?
— Джерри, — тут же отвечаю я.
— Это тот из Третьего? — спрашивает Катон. — По мне он какой-то…
— Он гений, — перебиваю я. — Он может из чего угодно сделать оружие, к тому же, когда подойдет время, вряд ли он сможет дать отпор.
— Он точно потащит за собой Лесли, — говорит Анхель.
— Значит возьмем обоих, — с ноткой раздражения говорю я. — Это выгодный обмен. С нас защита, с них — всяческая помощь.
— А когда наступит время, их будет просто убить, так? — спрашивает Анхель.
— Конечно, на то и расчет, — хладнокровно отвечаю я, но сердце неприятно покалывает.
Катон улыбается.
— Хорошо, — говорит Плутарх. — Как будет время, я переговорю с Бити и Вайресс на эту тему. Думаю, они не будут против. Следующий вопрос. Кого считаете главными конкурентами?
— Лестер, — ни на секунду не задумываясь отвечаю я. Но Анхель со мной не согласен.
— На твоем месте, я бы больше боялся Лилит или даже Гейла. Ты же слышала, что говорил Вильямс? Он тобой очарован. Вряд ли он убьет тебя сразу.
— Согласен, — говорит Катон. — Как я понял, ему нужно шоу. Он будет тянуть время.
— И я полагаю, что он будет очень против, чтобы вас, мисс Дагер, убил кто-то другой.
— На что вы намекаете? — с подозрением спрашивает Анхель. — Уж не хотите ли вы предложить, чтобы мы заключили союз с Лестером?
Катон и Плутарх переглядываются.
— Был такой план, — начинает Плутарх.
— Нет, — резко отвечаю я. — Я понимаю, к чему вы клоните. Мы могли бы с ним дружно поубивать всех соперников, а в конце устроить кровавое побоище. Но есть проблема. Лестер мною очарован, но я нет. И я не собираюсь вести хоть и временную дружбу с маньяком. Нет, если он хочет меня убить, пусть сначала найдет.
— Я же говорил, — шепчет Катон Плутарху.
— Ладно, убедили. К тому же, вряд ли мистер Сноу-младший поддержал бы такой союз. Что ж, тогда на этом, я думаю, можно наше маленькое совещание закончить? Мистер Блейк, я предлагаю завтра встретиться и обсудить все с Бити и Вайресс. После обеда.
— Хорошо, — отвечает Катон.
Плутарх поворачивается в сторону церберов, и они тут же подходят к нам. Мы выходим из комнаты и отправляемся на второй этаж. Далее наши пути расходятся.
Комментарий к Глава 14
Господа читатели! Оставляйте, пожалуйста, отзывы, комментируйте, не стесняйтесь :) Мне будет очень приятно ;)
========== Глава 15 ==========
Апартаменты, в которых я проведу время до начала Игр по размеру меньше тех, которые раньше предоставляли трибутам. Большую часть занимает гостиная, объединенная с кухней-столовой. Охранников в виде церберов тоже хватает: они стоят по одному у каждой комнаты, еще двое у входа. На кухне, возле холодильника стоит безгласый слуга в ожидании распоряжений.
— Правила такие, — говорит один из церберов, подходя ко мне. — Первое: исполнять наши приказы и приказы хозяина, если они не противоречат нашим. Второе: в случае угрозы жизни нам или хозяину, мы будем вынуждены применить силу. Вопросы?
Я в недоумении пялюсь на церебера, силясь понять о каком хозяине идет речь. Потом вспоминаю, что это Катон, купивший меня словно вещь на аукционе.
— Вопросов нет, — отвечаю я. После этого цербер снимает с меня наручники и отходит обратно к двери.
Я устало потираю запястья, поглядываю на Катона. Он идет к безгласому и что-то ему шепотом говорит, а потом, ни слова не сказав, скрывается за дверью одной из комнат. Я пребываю в растерянности: ни на такую встречу я рассчитывала. Постояв с минуту, я иду к комнате, которая, как я полагаю, является моей. Открыв входную дверь, оборачиваюсь на церберов: они даже не шелохнулись. Получив от них немое разрешение, я захожу внутрь. Помещение небольшое: кровать, кресло, да большой шкаф. Внутри также есть небольшая ванная комната и маленький балкон, на удивление не застекленный.
Ноги гудят от долгого хождения на каблуках, и я с облегчением снимаю туфли. Каким бы платье не было красивым, но мне ужасно хочется переодеться во что-нибудь удобное. В огромном шкафу оказывается множество самой разной одежды. Я надеваю свободные штаны и майку, смываю макияж. Внимательно осматриваю свою рану: Цинна скрыл ее с помощью накладных волос и накладки. Выглядит очень естественно, жаль, что это временная мера. Я осторожно оголяю рану и повязываю бадану, которая очень кстати оказалась в шкафу.
Приведя себя в надлежащий вид, я с блаженством разваливаюсь на кровати. Сейчас мне для полного счастья не хватает только сигарет. Интересно, мне позволено теперь курить, учитывая, что больше на публике я в ближайшее время не появлюсь? Только я подумываю о том, чтобы сходить к Катону и попросить принести мне пачку сигарету, как дверь открывается и на пороге появляется он собственной персоны. Вид у него не дружелюбный.
— Кто тебе разрешал уходить? — громко и довольно грубо спрашивает он.
Я поднимаюсь с кровати и в шоке смотрю на него. Сейчас он говорит и выглядит так, как при нашей первой встречи в смотровом зале: суровый взгляд и полный презрения голос. Я не успеваю ничего ответить, как он добавляет:
— Идем со мной. Быстро, — он открывает мою дверь нараспашку и идет к своей комнате. — Я что сказал?
— Слушаюсь, хозяин, — как можно ядовитей произношу я, но все же иду за ним.