Переодевшись, я выхожу в зал. Катон сидит на диване и почитывает какой-то журнал.
— Утро, — говорит он, не отрываясь от своего занятие. — Сегодня индивидуальные показы, помнишь?
— Как о таком забыть.
— Придумала, что будешь показывать?
— Если честно, даже не думала об этом, — признаюсь я.
— А зря. Я же говорил, что Эмерсон намекнул на важность этих показов. Придумай, что будешь делать, у тебя еще есть час. Этим же вечером покажут результаты.
Я на скорую руку ем и начинаю, не торопясь разминаться. Разогреваю спину, руки, запястья. Делаю несколько перекатов, кувырков. Запрыгиваю на диван, делаю с него сальто.
— Шею не сломай, — говорит Катон.
— Не сломаю, — повторяю тоже самое.
— Мирта, я приказываю, — нараспев произносит Катон, переворачивая страницу журнала.
Я рычу от досады, но прекращаю. Через полчаса, Катон сообщает, что у менторов запланировано очередное собрание. Сухо желает мне удачи на индивидуальных показах и уходит.
Ровно в час церберы уводят меня в Тренировочный зал. Освободив от наручников, они запускают меня в небольшую комнату, где я буду ожидать приглашения на показ. Мы вновь собрались только женским коллективом. Все молчат, даже Лесли сидит в уголке и чертит невидимые узоры на полу, бубня что-то себе под нос. Цербер приглашает в зал Мадж Андерси.
Время идет, участников остается все меньше, а мне в голову так и не приходит ни одной более-менее приличной идеи. На 74-х Играх я просто метала ножи направо-налево, поражая все, что ни попадя. Сейчас такое не прокатит: я как-никак фаворит, а значит должна соответствовать. Через десять минут цербер называет мое имя и отводит в зал.
Помещение набито самым разным оборудованием, оружием, организована полоса препятствий. Распорядители в количестве пятнадцати человек сидят на возвышении. Впереди всех, занимая самое удобное место, сидит Август Эмерсон.
— Мирта Дагер, у вас есть пять минут. Время пошло, — объявляет он и висящий под потолком секундомер начинает обратный отсчет.
Я чувствую, как у меня потею ладони. Всего пять минут. Что же делать? Я подхожу ко стенду с большой коллекцией самых разных ножей. Беру один из них в руку, совершенно не представляя, как его использовать, чтобы поразить судей. Я чувствую, как все сверлят меня глазами. Оборачиваюсь на распорядителей. В этот раз они сосредоточенны: в прошлые мои Игры они были по большей части заняты поеданием всяких вкусностей и общением друг с другом. Хотя, когда выступала я, распорядители внимательно наблюдали. Сейчас они даже одеты по-другому: все в черном, среди темной мебели, только белоснежная шелковая ткань, подвешенная под самым потолком на золотых веревках над их головами, выделяется из общей концепции. И тут до меня доходит.
Я возвращаю нож на место, вместо этого беру кинжал и два небольших метательных ножа. Прошу троих инструкторов подойти ко мне и помочь. Вручаю одному из них кинжал, а двум другим ножи. Размещаю одну из мишеней в центре зала, отхожу от нее подальше и встаю спиной к ней. Двое инструкторов с ножами занимают позиции по бокам от меня. Я встаю левым боком к мишени.
План такой: инструктор с кинжалом должен подкинуть мне кинжал, а я должна его отбить в сторону мишени. Когда я это сделаю, двое оставшихся инструктора по очереди, начиная с того, перед которым я сейчас стою спиной должны метнуть в меня ножи.
Я объясняю свою мысль своим помощникам. Они кивают и ждут моей команды. Я последний раз бросаю взгляд на трибуну распорядителей. Закрываю глаза, настраиваюсь. Подобный трюк в свое время исполняла Зенобия Ривенделл — первая девушка-победитель из Дистрикта-2, правда, в ее случае кинжал не подбрасывали. Она просто выбила его из рук и ногой отправила в цель. Я совершенно не уверена, что у меня получиться сделать тоже самое, но не это главное. Это лишь отвлекающий маневр, самое интересное впереди.
— Давайте!
Инструктор с закруткой подбрасывает кинжал. Я с разворота отправляю его ногой в сторону мишени, не заботясь о том, попадет он в нее или нет. Уже хорошо, что я не ударила по лезвию. Бьющая нога закручивает меня, и я оказываюсь лицом к лицу с другим инструктором, который уже отправляет в меня нож. Мгновение и он оказывается у меня в руке. Резко поворачиваю голову налево и ловлю свободной рукой второй нож. Боли нет, значит все сделано правильно. Вдох: теперь главное не промахнуться.
Поворачиваюсь на одной ноге в сторону распорядителей в этот момент, располагая руки так, как будто обнимаю себя. У меня есть пара секунд, чтобы отметить цели. Выдох: отправляю ножи прямиком под потолок, туда, где крепится ткань. Щелчок, и она падает на судей. Раздаются пораженные крики, накрывает всех кроме, Эмерсона, который выглядит ничуть не пораженным. Он бросает ленивый взгляд на чертыхающихся судей, потом смотрит на меня. Его губы трогает легкая улыбка.
— Вы закончили, мисс Дагер?
— Да, — отвечаю я.
— Тогда можете идти.
Я поворачиваюсь в сторону выхода и с удовольствием подмечаю, что кинжал, пущенный в манекен все-таки попал в цель. В сопровождении церберов я возвращаюсь обратно в свои апартаменты. Там меня встречает взволнованный Катон.
— Ну как прошло?
— Лучше не бывает, — весело отвечаю я. — Кажется, я произвела на распорядителей неизгладимое впечатление.
— А что ты сделала?
Рассказываю.
— Ни все же одной Китнисс Эвердин выпендриваться, — заканчиваю я рассказ. Катон выглядит очень довольным.
— Молодец. Уверен, они это надолго запомнят. Осталось только дождаться оценок.
— А как прошло собрание? Что рассказывали?
— К сожалению, я не могу тебе сказать. Это секретная информация, — отвечает Катон. — Но поверь: когда узнаешь, тебе понравится.
До ужина я провожу время в своей комнате. Перспективы у меня отличные, я почему-то в этом не сомневаюсь. Конкуренцию может мне составить Лестер Вильямс и возможно Мэг.
После ужина мы с Катоном занимаем места перед телевизором в ожидании оглашения оценок. Перед этим быстро показывают вновь обновленную таблицу рейтингов, которая в общем-то не очень поменялась. Разве что на третье место вырвалась Мэг, обойдя Джерри на десять пунктов. Звучит гимн, но на экране появляются не оценки, а всегда не унывающий Клавдий Темплсмит.
— Добрый вечер, Панем! — весело объявляет он. — Добро пожаловать на оглашение оценок трибутам за их индивидуальные выступления. В этом сезоне эта церемония будет весьма необычна. Начиная с самых первых Игр, каждый трибут получал свою личную оценку, но в этом сезоне оценки трибутов из одного дистрикта будут суммироваться. Да-да, вы не ослышались. Представители дистрикта, набравшего самое большое количество баллов будут награждены особым призом от распорядителей Игр. Что это будет вы все узнаете завтра, когда трибуты окажутся на арене. Ну что ж, начнем объявление оценок!
И Клавдий один за одним называет каждый дистрикт. На экране появляется пара трибутов, Клавдий называет сумму баллов, полученную ими, после над каждым портретом появляется индивидуальная оценка.
Я очень напряжена и взволнованна: за себя я ручаюсь, но вот что делал Анхель? После его выходки с песней вряд ли судьи оценят его очень высоко. На данный момент все трибуты получают достаточно неплохие оценки: от шести до восьми баллов. На первом месте как ни странно расположился Дистрик-12, но его обходит Дистрикт-4, набравший в сумме восемнадцать баллов: по девять на каждого трибута. Лесли и Джерри вместе едва сумели наскрести на тринадцать. Наступает очередь Дистрикта-2. Я с замиранием сердца слушаю результаты.
— Дистрикт-2. Мирта Дагер и Анхель Росс, — на экране появляются наши портреты. — И их суммарный балл составляет… Двадцать.
— Да! — Катон вскакивает с места. Под моим портретом появляется «одиннадцать», под Анхелем девятка. Я расслабленно выдыхаю.
— Итак это пока максимальный балл, — продолжает Клавдий. — Но у нас еще остается Дистрикт-1. Итак, Дистрикт-1. Лилит Хэлл и Лестер Вильямс. И их общий балл составляет… Двадцать один.
— Нет! — это уже вскрикиваю я. Под портретом Лестера появляется число двенадцать. Двенадцать! Это просто немыслимо: на моей памяти еще никто не заслуживал максимальный балл. Катон, чертыхаясь садится обратно.
— У нас есть победитель! — весело объявляет ведущий. — Дистрикт-1 получает специальный приз от распорядителей. Леди и джентльмены, вот мы и заканчиваем курс передач, посвященных началу 1-х Тюремных голодных игр. Но впереди вас ожидает самое интересное! Напоминаю, стартуют Игры завтра, в десять часов дня. Не пропустите это грандиозное событие. Счастливых вам Голодный игр! — Звучит гимн, и передача заканчивается.
Я в шоке смотрю на темный экран. Что же такое могут дать распорядители? Оружие? Еду? А может Лестера и Лилит раньше запустят на арену?
— Ну и ладно, не беда, — говорит Катон спокойным голосом. — Значит начнем как обычно, не страшно.
— Угу, — бормочу я.
— Не переживай, — он слегка сжимает мое запястье, но тут же убирает руку. — Тебе надо отдохнуть.
— Так и сделаю, до завтра.
Все было так хорошо и вот на тебе. Я прекрасно понимаю, что хоть и являюсь одним из фаворитов, на деле я ничуть не лучше остальных. Мое преимущество заключается лишь в том, что я не понаслышке знаю, что такое Голодные игры, но на этом все. Все остальные являются опытными бойцами, как и я и каждый хорош в своем деле.
Тревожные мысли то и дело появляются в моей голове, и я не могу от них отвлечься. Через пару часов скитаний по комнате, я выхожу в зал. Катона нет, и я прошу безгласого достать мне хотя бы одну сигарету. Я не курила с тех пор как приехала в Капитолий, но сейчас мне это явно необходимо. Безгласый бросает взгляд на церберов, потом кивает мне и достает из одного из множества шкафчиков целую пачку и зажигалку. Моей радости нет предела. Возвратившись в комнату, я устраиваюсь в кресле и закуриваю. Выкурив подряд три сигареты, я чувствую, что нервы потихоньку пришли в себя.
— Это просто Игры, Мирта, ничего больше, — говорю я себе под нос. — А ты профи и знаешь, как себя на них вести. Все будет хорошо.
Ближе к одиннадцати вечера я ложусь спать, но сна ни в одном глазу. Ворочаюсь с бока на бок и дико злюсь на себя. Мне надо выспаться, чтобы быть в форме. Бросаю взгляд на часы: час ночи. Я встаю и выхожу на балкон. Весь город спит в предвкушении завтрашнего дня. Капитолийцам надо хорошенько выспаться, чтобы успеть к такому раннему началу. Постояв сколько-то на свежем воздухе, я возвращаюсь в комнату и подхожу к двери. Прислушиваюсь, тишина. Вздыхаю, возвращаюсь на кровать.
Кто-то идет. Я поворачиваю голову как раз в тот момент, когда дверь моей комнаты открывается. В комнату тихонько заходит Катон в пижамных штанах и майке.
— Ты почему не спишь? — спрашиваю я.
— Я-то ладно, а вот ты почему? — кроет он и садится рядом. Принюхавшись, он добавляет. — Ты что курила?
— Ну да, а что такого? Надо же мне как-то нервы успокаивать, — сажусь рядом с ним, поджав под себя ноги.
— Нервничаешь?
— Да. Причем очень сильно, — хриплым голосом говорю я. — Потому что не знаю, что будет впереди. Какие союзы будут заключены, как будут вести себя остальные. Раньше все было предельно ясно: ты профи, убивай всех и постарайся, чтобы не убили тебя.
Катон на это не отвечает, только берет меня за руку. Ладонь у него холодная. Я поднимаю на него глаза: он смотрит отрешенным взглядом в одну точку, слегка нахмурив брови. Я невольно залюбовалась.
— О чем задумался?
Вместо ответа он поворачивается ко мне и ни слова не говоря целует в губы. От неожиданности, я пытаюсь отпрянуть назад. Поза у меня неудобная, поэтому, чтобы не завалиться я хватаюсь за плечи Катона. Кажется, ему только это и нужно было. Он подминает меня под себя. Поцелуй становится более страстным и жарким, и я уже не в силах сопротивляться. Я зарываюсь пальцами в его волосы. Мне уже неважно, что со мной случится и что будет ждать меня в будущем. Здравый смысл еще предпринимает попытку остановить это безумие. Я едва различимо шепчу Катону в губы, что здесь везде камеры, но он отвечает, что ему плевать. Это окончательно отрывает меня от реальности и возносит куда-то выше.
Катон рукой забирается под мою футболку. Я не могу сдержать стон, когда его ладонь сжимает мою грудь. Я разрываю поцелуй, поворачиваю голову набок, чтобы хоть как-то набрать воздуха. Катон переключает на мою шею. Он покрывает ее поцелуями, слабо покусывает. От удовольствия я прикрываю глаза. На ум почему-то лезет странная ассоциация с Энобарией, которая прокусила шею своей сопернице. И тут все становится на свои места.
Мне действительно не важно, что станет со мной, но мне не все равно, что будет с Катоном. Я не имею права сейчас давать ему какую-то надежду, ведь возможно уже завтра я навсегда покину этот мир. Я распахиваю глаза.
— Катон… Стой, остановись, — я упираюсь руками ему в плечо, силясь оттолкнуть его.
— Не могу, — шепчет он. — Забей ты на эти камеры, пусть они там подыхают от зависти… Я так хочу тебя…
— Я… Нет, подожди так нельзя, — я вновь предпринимаю попытку оттолкнуть его от себя. В этот раз она успешна. Катон затуманенными глазами смотрит на меня.
— В чем дело?
— Так нельзя, Катон. Я… Пойми, я не могу… Не сейчас… Ведь уже завтра я могу умереть.
— Не говори глупостей.
— Это не глупости, — протестую я. — Я боюсь, понимаешь? Я правда боюсь, но не за себя. Я не хочу, чтобы ты страдал, когда я умру.
— И ты думаешь, что я не буду страдать, даже если мы с тобой не переспим? — Катон садится на кровать, взъерошивает волосы. — Ладно, я все понял. — Он уже собирается встать, но я его останавливаю.
— Стой, не уходи, — мой голос звучит почти жалобно. — Останься со мной. А то я боюсь не усну без тебя.
Он хмуро на меня смотрит, потом его губы трогает улыбка.
— Какая ты коварная, Дагер.
— Ну не хочешь, не надо, — ко мне возвращается моя привычная раздражительность.
— Еще чего! «Не хочешь», конечно хочу, — он по-хозяйски ныряет под одеяло. Я поправляю футболку, ложусь рядом. Катон подвигается ко мне, обнимает одной рукой.
— Не забудь меня завтра разбудить, — говорю я.
— Тебя не могут не разбудить.
***
Утром я себя чувствую не такой разбитой, как в прошлый день. Катон меня будит в семь утра. Он сообщает, что процедура остается такой же: планолет, катакомбы и собственно подъем на арену.
В положенное время я переодеваюсь в балахон, и мы вместе с Катоном и церберами поднимается на крышу. В планолете мне вводят под кожу следящее устройство, правда не в предплечье как обычно, а в район шеи.
— Надеюсь, он не даст сбой как в прошлый раз.
Катон до этого пребывавший в угрюмом настроении улыбается. Полет занимает от силы минут пятнадцать. Мне становится еще радостей, когда я вижу…
— Цинна! — я подлетаю к своему стилисту и крепко обнимаю. — Я и не думала, что ты тоже будешь здесь.
— И оставлю тебя без одежды? Ну нет, — Цинна жмет руку Катону. — Я все сделал, как договаривались.
— О чем вы? — я в недоумении смотрю на мужчин.
— О твоем костюме, — поясняет стилист. — В этот раз нам развязали руки. У каждого трибута он будет уникальным. Мы были вольны использовать любые материалы, которые соответствуют разрешенным.
Мы проходим в комнату и принимаемся за завтрак. Ем очень мало: живот сводит. Остается совсем немного времени до начала. Чищу зубы, расчесываю волосы, пытаюсь как-то абстрагироваться. После завтрака мы с Цинной уходит за ширму. Катон остается ждать.
Цинна помогает мне переодеться. Мой костюм полностью черный, без малейшего вкрапления других цветов: плотные обтягивающие штаны, сапоги до колен из мягкой кожи. Подошва прорезинена с небольшими острыми шипами. Верхняя часть состоит из нескольких слоев. Сначала тонкая водолазка, которая смотрит на мне как вторая кожа, куртка со множеством ремней и застежек и в довершении некое подобие бронежилета, закрывающее грудь, спину и плечи. Стилист протягивает мне пару кожаных перчаток без пальцев: на костяшках есть даже маленькие отделения для шипов. Вообще отделов очень много, что меня несказанно радует.