Джерри достает из кармана какое-то устройство, похожее на сферу и сжимает в руке. Раздается грохот пушки. Третий смеется.
— Бум, бум, бум, — говорит он, сжимая сферу. Грохот эхом отдается от стен. — Вот, что значит мозги! Ты знаешь, Мирта, я ведь на самом-то деле не очень хороший человек. Забыл обмолвиться, что я шизик. Знаешь, чем я болен? Биполярное расстройство личности. Понимаешь о чем я? А, нет. — Он хватает меня за волосы, немного оттягивая голову назад. — Куда тебе. В общем, если простым языком, у меня раздвоение личности. Вот я прикольный чувак, а вот псих. Давненько меня так не накрывало, спасибо Играм за это.
Джерри облизывает потресканные губы и поудобней устраивается на мне, словно на диване. Он смотрит куда-то поверх моей головы.
— Эй, Анхель! Долго еще пыжиться будешь? Давай, умирай быстрей, — парень сжимает сферу, активируя пушку. — А то ты мешаешь общаться с моей напарницей. Кстати, а ведь он был в курсе, что со мной. Наверное, поэтому он не хотел бросать тебя. Но-о… Я тебя натолкнул на это. А ты мне и поверила. Знаешь, я все заранее спланировал. Я прекрасно понимал, что Вильямс не попытается убить тебя сразу и не посмеет тронуть никого из твоих союзников. Ведь ты озвереешь и пойдешь мстить. Пока я был с тобой, я был в полной безопасности. Единственное, я не мог взять в толк, что он хочет. Но маньяки всегда чувствуют друг друга, согласись? Ты смогла разгадать его замысел, тем самым помочь мне. Мне нужно было лишь, чтобы ты убрала Лестера с дороги. Я никогда в тебе не сомневался и знал, что ты победишь. Но вот этот. — Джерри вскакивает и отходит к стене, где мне его не видно. Как сквозь воду я слышу его голос. — Вот этот говнюк мне почти все испортил! Я думал, что он попытается к нам вернуться и ты убьешь его, но он скрывался; я думал, что заманю его в ловушку, но попалась Мэг, думал, что Лестер убьет его раньше, но он всегда выбирал других!
Я слышу протяжный стон, полный боли. Джерри усмехается и возвращается обратно.
— Но он тебе не помог. Ты была настолько уверена в своей правоте и моей честности, что подумать не могла, что он все это время был за тебя. Подобные тебе люди всегда слепы и всегда платят за это.
Джерри последний раз активирует пушку и отшвыривает устройство от себя. Он берет мой кинжал и садится на меня, сжимая его обеими руками.
— Ты говорила, что самое позорное для бойца из Дистрикта-2 умереть от своего же оружия. А еще позорно умереть без боя. Ну, во втором тебя не обвинят, а в первом, — Джерри пожимает плечами и высоко поднимает кинжал над головой. — В этот раз ты не выживешь. Прощай, Мирта. И да: я не врал — я был счастлив встретиться с тобой.
Лезвие кинжала едва успела пройти половину. Анхель, неизвестно как сумевший выбраться, бьет кулаком Джерри по лицу, скидывая тем самым с меня. Анхель, невзирая на голые руки, вынимает звезду из моей ладони. Я чувствую очередной приступ боли. Джерри, успевший подняться на ноги, бросается на парня сзади, пытаясь свалить на пол, но Анхель, несмотря на страшные ранения, просто так не сдается. Пока они борются, я поворачиваюсь на бок. Вторая звезда едва виднеется из моей ладони. Мне проще выдернуть руку. Сжав зубы, я делаю это. Боль ослепляет и отрезвляет одновременно. Я вижу, как обессиленный от потери крови Анхель падает на спину, а на него тут же наскакивает Джерри. Он наносит кинжалом удары ему в грудь одно за одним. Я вынимаю спрятанную в карман карту и ползу к ним. Анхель предпринимает последние попытки, но тщетно. Пушка уже прогремела, но обезумевший Джерри продолжает колоть его в грудь, заливая и себя и все вокруг кровью. А я уже близко. Поднявшись на колени и опершись на локти, делаю резкий выпад. Джерри успевает обернуться.
Я падаю на него сверху, сбивая с Анхеля. Мы оба замираем. Я заваливаюсь на спину. Из моего живота торчит кинжал, лежащий рядом Джерри захлебывается кровью. Я успела.
Я смотрю в потолок, чувствуя как последние силы покидают меня. Но я не могу умереть просто так. Повернув голову, вижу, что Джерри смотрит на меня. Он улыбается.
— Так вот, что это было. Маленькая карта с большим значением, — он смеется, кровь хлещет из его раны. — Все-таки, я тебя недооценил… Вот так фокус.
Он издает смешок и замирает с улыбкой на лице. Гремит пушка. Я не в силах отвести от него взгляда. Это все. Я осталась одна. Последний трибут. Я — победитель. Но почему я не слышу голоса Эмерсона, объявляющего об этом? Почему вокруг меня не толпится куча врачей, спешащих меня спасти?
Потому что меня никто не спасет.
Зачем делать это для преступников? Все встало на свои места. Мы должны умереть здесь. Должны умереть на арене, как все из Дистрикта-13. Никто не победит в этих чертовых Играх. Нет. Я не стану смирно лежать и ждать гибели. Я не позволила себе этого в 74-х Игра, не позволю и сейчас.
Я вынимаю кинжал и зажимаю рану. Осторожно встаю на колени. Мое тело настолько исколото и избито, что я уже не чувствую боли. Опираясь на одну ногу, встаю, едва не потеряв равновесие. Мне хочется кричать, но я сдерживаюсь. Смотрю по углам в поисках камеры, они здесь точно есть. Мне показалось, что одну я разглядела. Я смотрю прямо туда. Медленно выпрямляюсь, сжимаю зубы, не давай себе закрыть глаза. Силы покидают мое тело, а мне остается сделать последнее. Я отнимаю залитую кровью руку от живота, помогая смерти достать меня окончательно, и поднимаю ее в приветственном жесте Дистрикта-2. Я умру, но умру как положено воину. Глаза медленно закрываются.
— Дамы и господа! Поприветствуйте победителя 1-х Тюремных и 83-х Голодных игр из Дистрикта-2 Мирту Дагер.
Я улыбаюсь, смакуя про себя каждое слово. Последний вздох и я падаю на пол.
========== Глава 22 ==========
— Это невероятно!
— Да…
— Как она еще держится…
Незнакомые голоса в моей голове. Мне тяжело дышать, я почти задыхаюсь.
— Она скоро умрет…
— Эмерсон сказал спасти любой ценой.
Все же Ад существует и сейчас я у его врат. Не знаю, открыты ли мои глаза, но я ощущаю лишь темноту и едва слышу глухие голоса, которые становятся все тише и тише.
— А что будем делать с этим?
Ответ я уже не услышала. Мое прерывистое дыхание становится ровным, а сердце постепенно замедляет свой ритм, прежде чем остановиться полностью. Ад все-таки принял меня
***
Первое, что подмечаю, придя в себя — это до боли знакомый терпкий запах с нотками цитрусовых. Это ощущение будоражит в памяти страшные воспоминания, и по телу тут же пробегают мурашки. Мужские духи — такие же как у Лестера Вильямса. Рядом со мной кто-то есть, но я боюсь открыть глаза, хотя, понимаю, как это глупо. Ведь он мертв, он пал от моей руки. Это все призрак, очередные галлюцинации, придуманные Эмерсоном. Сейчас я открою глаза и обнаружу себя в очередном коридоре катакомб и все встанет на круги своя.
— Мисс Дагер. Я вижу, что вы пришли в себя. Не бойтесь.
Мое удивление оказывается сильней инстинкта самосохранения, и я распахиваю глаза. Тут же жмурюсь от яркого света. Хочу прикоснуться к лицу, но не могу пошевелиться.
— Прежде чем вы начнете пытаться вырваться, знайте: вы в Тренировочном центре, в больничном крыле. Сейчас проходите процедуру восстановления после Игр. Вам ничего не угрожает, — усмешка. — Разве что толпы ваших поклонников, которые пытаются штурмовать здание. Вы произвели большой фурор, мисс Дагер.
Наконец, я привыкаю к свету и вижу мужчину, облаченного во все черное, лишь бутон красной розы в петлице является единственном ярким пятнышком на фоне траура.
— Август Эмерсон.
Главный распорядитель снимает кожаную перчатку с руки и приглаживает свои без того уложенные волосы.
— Очень хорошо, мисс Дагер. Я уж было подумал, что вы забыли меня.
— Как забыть человека, создавшего такую потрясающую арену, — саркастично подмечаю я.
— Я просто выполнял свою работу, в этом нет ничего сверхъестественного.
— Вы смогли поймать его настроение, — я очень рискую, произнося такие слова. Но ведь он сам сказал: мне ничего не угрожает. Эмерсон продолжает снисходительно на меня смотреть. Мои слова нисколько не смутили его.
— Я скажу честно, мисс Дагер. Несмотря на всю вашу силу, ловкость, мощь и, без сомнения, божественную удачливость, я не думал, что вы долго продержитесь. Будь у меня возможность делать ставки, на вашу победу я бы не поставил. Но, как я сказал, вы очень удачливы. Ваши Боги любят вас.
— Почему вы меня так ненавидите, мистер Эмерсон? Что я, лично я вам сделала?
— Мне — абсолютно ничего. Но вы мешаете моему делу, за которое я, к слову, получаю неплохие деньги. И как любая сложная работа она вполне может быть подвержена риску. Например, ментор, который в силу своей нестабильности портит мои дебютные Голодные игры; трибут, который возомнил себя господом Богом и решил, что может диктовать мне свои правила. Или победитель, который решил этим правилам следовать. Много факторов, мисс Дагер, очень много. Но я бы не занимал это место, если бы не обладал некоторыми качествами, которые все эти риски нивелирует.
— Какие же эти качества, мистер Эмерсон? — спрашиваю я, ощущая, как по венам проходит холодок. Меня накрывает сонливость.
— Превращать эти риски в свои внезапные решения. Все, что произошло на Играх — это целиком мое решение.
***
Пока я спала, я видела много снов. Сначала они были эфемерные и расплывчатые, потом постепенно сквозь пелену я смогла разглядеть родные горы Дистрикта-2. Центральную улицу, Академию, широкую дорогу, по обеим сторонам которой развешаны красные с золотым флаги, ведущую на Улицу победителей и мой дом. Мой новый дом, расположенный в самом центре. Я видела людей, толпящихся возле моих дверей. Они что-то кричали, призывали выйти к ним. И вот я выхожу под бурные овации и крики. Меня встречают приветственным жестом, а я же пытаюсь разглядеть в толпе единственного человека, который для меня хоть что-то значит в этом мире.
— Катон…
Я открываю глаза и с сожалением обнаруживаю себя все в той же белоснежной комнате без окон и дверей. Мое тело плотно зафиксировано ремнями к кровати: ни ногами, ни руками не пошевелить. Едва я предпринимаю попытку хоть немного удобней устроиться на подушке, как часть боковой стены отъезжает в сторону, и в комнату заходит врач с подносом в руке. Я задаю ему бессвязные вопросы, но он молча ставит поднос на тумбочку рядом с кроватью, на котором лежит один лишь шприц с красной жидкостью. Едва врач скрывается, как в комнату заходит Плутарх Хевенсби.
— Мисс Дагер, добрый вечер, — он берет стул и садится рядом со мной. — Как себя чувствуете?
— Непонятно, — говорю я.
— Надо полагать. Вы проходите полное восстановление, поверьте, после этого вы почувствуете себя другим человеком. Все вас очень ждут, особенно ваша группа поддержки.
— Почему они меня не навещают?
— Потому что так не принято, мисс Дагер. Все должно делаться на публику, а здесь вы представлены самой себе, даже камер нет. Мой визит тоже не предусмотрен — конечно, — я ментор и спонсор вашего мертвого противника.
— Тогда зачем вы здесь?
Плутарх достает из кармана небольшой предмет и прислоняет его к настольной лампе. Я поворачиваю голову и вижу ту самую серебряную монету с изображением сойки-говоруна.
— Вы ошиблись кандидатом на эту роль, — говорю я, не отрывая взгляда от монеты.
— Угу, вы правы. Повстанец из вас так себе.
— Вы хоть понимаете, как это глупо звучит…
— Безусловно, мисс Дагер. Я же говорю: так себе. Как и обещал наш любимый президент, с вас будут сняты все обвинения. Вы развеяли все сомнения, мисс Дагер: вы — абсолютный человек Капитолия.
— Зачем вы хотели выкупить меня на шоу Цезаря Фликермана? — спрашиваю я, повернувшись к Плутарху. Он усмехается.
— Хотел, чтобы вы продержались как можно дольше. Впрочем, вам и без меня помогли.
Бывший распорядитель поднимается с места, поправляет пиджак.
— Вам как победителю Голодных игр будут оказаны все почести. Как я сказал, с вас будут сняты все обвинения. Конечно, большинство людей будут помнить, что вы опасная преступница, обвиненная в убийстве ребенка, но попробуй докажи то, чего нет. Вся информация об этом будет удалена. В том числе и из вашей головы.
До меня не сразу доходит смысл его слов. Я бросаю взгляд на шприц. Плутарх, заметив это, понижает голос до шепота.
— Вы забудете все, что было с вами в тюрьме. Об этом должны знать только те, кто находится там. Но, мне думается, вы не из болтливых, мисс Дагер.
Мужчина берет шприц и крутит им в воздухе.
— Верно, мистер Хевенсби. Не имею привычки болтать о всякой чепухе, — ровным голосом произношу я.
— Так и думал.
Плутарх опускает иглу в горшок с цветом и выдавливает все содержимое в землю.
— Вряд ли мы с вами увидимся вновь, мисс Дагер, а потому: удачи вам.
С этими слова мужчина прячет шприц в карман и быстро покидает комнату.
***
В последующие несколько дней меня никто не навещает, кроме врачей. С каждым днем, я чувствую как силы возвращаются ко мне. Меня кормят, вкалывают какие-то препараты, от которых я тут же вырубаюсь, а когда прихожу в себя, все начинается по новой.
После очередного пробуждения, вижу, что ремней, фиксирующих меня к кровати нет. Я недоверчиво поднимаю руки. Кожа слегка розоватая, ни одного изъяна. Я с замиранием сердца касаюсь рукой головы, по привычке сжав зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Не нащупав защищающей пластины, провожу обеими ладонями по голове. Ни вмятины, ни шрамов. Я едва сдерживаю подступающие слезы. Я и не надеялась, что когда-нибудь мой череп будет восстановлен. Зубы идеально гладкие, волосы шелковистые, татуировка с тюремным номером, как и шрам, на котором она была набита исчезли. На стуле обнаруживается мой костюм, в котором я была на Играх. Тот же самый, только постиранный и заштопанный.
Я быстро одеваюсь и обхожу стену в поисках прохода. Он открывается и я выхожу в ярко освещенный широкий коридор. После арены, состоящей из коридоров, мне становится неуютно. Но вот я вижу, как из дальнего конца коридора ко мне навстречу идет Цинна.
По всему коридору развешены камеры. Это меня удерживает, чтобы не броситься моему стилисту на шею. Я стараюсь придать своему лицу надменный вид и иду в Цинне.
— С возвращением, Мирта, — говорит он, когда мы встречаем.
— Спасибо, — говорю я, вложив в это слово всю свою благодарность и признание. Цинна улыбается и кивает в сторону моего левого плеча. Я опускаю голову и вижу, как на костюме ярко светятся красным цветом числа семьдесят четыре, а под ним восемьдесят три.
— Я же обещал, что так будет, — говорит стилист. — Пойдем.
— А встреча с ментором? Разве не сейчас?
— Чуть позже. Не беспокойся.
Мы поднимаемся на лифте на второй этаж и идем в мои апартаменты. Там нас встречают Октавия, Флавий и Вения. Они безумны рады меня видеть, впрочем, я тоже. Окруженная ими, я иду в душ. На скорую руку принимаю его и иду в комнату, где ассистенты начинают готовить меня ко встрече со зрителями и Цезарем Фликерманом. Троица болтает без умолку, через каждое слово восхищаясь мной. Они делают мне макияж, прическу, маникюр. В комнату входит Цинна и демонстрирует мне красное платье. Я одеваюсь и рассматриваю себя в зеркало. Платье едва прикрывает мои колени, через плечи проходят тонкие бретельки, вырез достаточно глубокий. Игры длились не так долго, чтобы я успела похудеть, так что скрывать тело или вычурно его приукрашивать смысла нет. Из украшений на мне лишь золотой браслет. Цинна поправляет мои волнистые волосы и удовлетворительно кивает.
— Мы пойдет за кулисы. Выходи через три минуты. Тебя встретят и проводят к сцене.
С этими словами, Цинна и ассистенты выходят. Я остаюсь в полнейшей тишине и про себя отсчитываю секунды. Я нервно хожу из угла в угол, время от времени, выглядываю в окно. Уже поздний вечер, но народу на улице тьма. Наконец, три минуты проходит, и я с волнением выхожу в зал. Там, опираясь плечом на стену, вальяжно стоит Катон. Он выглядит измученным, улыбка усталая, но глаза в глазах отражаются лукавые огоньки. Едва я подхожу к нему, как он крепко прижимает меня к себе и поднимает над полом. Я готова разрыдаться от счастья, но лишь сильнее сжимаю его пиджак. Парень легко целует меня в щеку и утыкается лбом в мой лоб.