— А тебя хрен отыщешь! Равновесие, разве нет?
— Тихо, не ори… Все спят. А мы всё пьём. Не многовато ли информации на твою, гм, бедную голову?
— Этого хватит, я вспомню… постепенно… если получится. Я без понятия, как это работает, — признался Марсель. — Но можно теперь немного с конца?
— Погоня, — Рокэ придвинул своё кресло к столу и разложил в непонятном порядке две пробки и одну крышечку, которая, кажется, принадлежала банке из-под птичьего корма. — Вот это мы с Луиджи, а это — злобные древние римляне, которые хотят нас убить.
— За глинтвейн? — переспросил Марсель, пытаясь понять, кто из них сильнее пьян.
— Допустим, за глинтвейн. Мы с Луиджи доехали до моста, — мостом послужила скрученная в трубочку салфетка. Она постоянно разваливалась, и Рокэ пришлось замотать её другой салфеткой, дополнительно обозвав скотиной и мразью. Марсель не мог возражать, поскольку помогал держать салфеточный мост и вообще был уверен, что они заняты безумно серьёзным делом, хотя оба пять минут не могли найти пробку, лежавшую прямо посреди стола. — Потом он вышел, и я поехал один. Они должны были отстать, но почему-то…
— Пристали?
— Пристали.
— Как я?
— Как ты, один в один. Так вот, я от них уезжаю… а они никак не сворачивают…
— Вот сволочи, — прошептал Марсель, шмыгнув носом. — Ка-ак так можно?
— И не говори! В общем, нагоняют, — Рокэ придвинул одну пробку почти вплотную к другой, потом передумал и увеличил дистанцию между ними. В дело пошла крышечка. — И тут приезжаешь ты…
— На крышечке?!
— Да… Нет! Ты же не идиот. Ты приехал на машине.
— Слава Богу… и откуда?
— Вот отсюда, — крышечка проскрипела от угла стола к самому центру, где торчали пробки. — Ты их подрезаешь и… вы бьётесь. А я ещё еду.
— Чего-то ты долго едешь…
— Так я же впереди! Сначала обрадовался, что оторвался, потом вижу — что-то не так. Ну, знаешь, — Рокэ оторвался от стола и театрально развёл руками, — взрывы такие… Пшшш.
— Кошмар, — Марсель таращился на метафорические взрывы во все глаза. — Больно, наверное?
— У себя спроси. Эти мрази уцелели и полезли добить меня — не уследили в темноте за номером, решили, что попали… Не убили меня только потому, что в машине оказался ты. И быстро слиняли, поскольку поняли — зашибли невинного гражданина…
— А я что, умер?!
— Марсель… ты сегодня такой болван…
— Чёрт, и впрямь… Я же здесь.
— Конец, — завершил Рокэ и звякнул крышечкой об стол. Марсель крышечку отобрал и бережно переложил на салфетку: сам о себе не позаботишься — никто не позаботится. — Так что ты никого не убивал. Сам чуть не убился, но это тебе в голову не пришло.
— А зачем я это сделал? — пробормотал Марсель, подпирая голову кулаком и гоняя по столу пробки. — Я пока не помню. Ты не знаешь?
— О, я бы очень хотел узнать, но одно тебе точно скажу — тебя никто об этом не просил. Тебя вообще там не должно было быть! В этой крышечке…
— Рокэ…
— Иди к чёрту. В машине.
— Но зато все живы, — обрадовался Марсель. — Тебя же не сбили? И меня не сбили, вот он я! И даже эти уроды, мрази, ублюдки живы!
— Да чтоб они сдохли, — поморщился Рокэ, одним махом убирая со стола все пробки, крышки и салфетки. — Тоже мне… дети божии… если и так, то явно приёмные.
— Я больше не буду подрываться на крышечке, честное слово, — прошептал Марсель как можно убедительнее, вцепившись ему в плечо. — Теперь ты можешь взять мою визитку.
— Нужна мне твоя визитка…
— Очень нужна. Сейчас схожу, подожди…
Далеко он не ушёл — стоило подняться на ноги, как пол качнуло не хуже дурной лодчонки в шторм, а потрясающей пестроты мебель Констанса решила поиграть в красочный калейдоскоп. Сначала было неприятно, но потом стало очень весело. Калейдоскоп успокоился, затем снова пустился в пляс — в ход пошли стены и шкафы… Затем под головой очутилось что-то мягкое… Господи, зачем он так нализался? Нервы успокоить? Ну… ладно.
— Рокэ…
— М?
— Мы где?
— В гостях, — в глазах прояснилось, и Марсель смог его разглядеть, слегка повернув тяжеленную, прямо-таки чугунную голову. Рокэ сидел на краю дивана, скрестив ноги, и допивал вино из горла.
— А мы лежим?
— Это ты решил полежать. На полу. Пришлось наняться грузчиком… но мне не впервой…
— Рокэ, — Марсель протянул руку и с третьей попытки схватил его за локоть. — Знаешь что… Вот что бы ты без меня делал?
Рокэ прищурился, внимательно глядя на него, зачем-то кивнул и рассмеялся:
— Я бы, наверное, закусывал… Спокойной ночи.
========== Часть 4 ==========
Главный вокзал Праги этим утром казался особенно красив, возможно, потому что у него не было похмелья. На модерновых башенках устроились птицы, на бордюрах — люди с чемоданами, на душе — тоска… Ну, не совсем тоска, так — лёгкое замешательство с привкусом алкоголя. Провожали Констанса, отбывавшего по делам в Будапешт. Там у него, насколько помнил Марсель, было несколько прибыльных заведений, нуждающихся в хозяйском внимании. Ни один из тех домов не был столь приятен, как пражский, но там и нельзя было перекантоваться по-дружески — всегда занято другими клиентами.
Наблюдая за тем, как супруги сосредоточенно разговаривают о чём-то в полуметре от скамьи, Марсель подумал, какой же всё-таки забавный этот Констанс. Исключительно внешне. Пару раз добрый друг злился в его присутствии, превращаясь в злобную фурию, но это лишь подтверждало правило. Марианна вон тоже не та, кем кажется… Вернее, та, просто с дополнительным источником дохода, если можно так назвать… Боже, да сплошная мафия кругом. А сам? Сам не лучше. Не то чтоб в голове воцарился идеальный порядок, но Марсель прекрасно помнил эту знаменательную сделку. И сами переговоры, о да, переговоры прошли блестяще. То ли потому, что он схватывал на лету всякие интересные криминальные делишки, то ли потому, что вовремя заметил у Рокэ пистолет.
— Гм, может, я чего-то не понимаю, — от звука собственного голоса хотелось повеситься, но любопытство превыше всего. — Но мы-то здесь зачем? Чай, не на войну провожаем, а они прекрасно болтают вдвоём.
Рокэ открыл глаза, придирчиво посмотрел на воркующую парочку, сказал «дружба требует жертв» и снова прикинулся спящим. А может, и не прикинулся. Удобная, кстати, лавочка. На такой можно остаться жить, если эти двое в ближайшее время не закончат миловаться.
Какой удачный момент, чтобы собраться с мыслями — как же жаль, что в голове шаром покати. Слишком много всего нужно обдумать, так что Марсель махнул рукой и решил не думать вовсе. Решение показалось удачным, и он обрадовался:
— Жизнь прекрасна.
— Да? — так он всё-таки не спит.
— Да, весьма. Ты не согласен?
— Почему же…
Мимо пропрыгала ворона, которую, между прочим, никто об этом не просил. Марсель с досадой посмотрел на крылатое создание: оно так мельтешило перед глазами, что хотелось запустить ей в глаз… пробкой, например. Вчера он удивлялся, что адекватность дала сбой после одной бутылки, а утром обнаружил ещё несколько «одних бутылок» под столом.
— Ну, какие планы? — Марианна подошла уже одна. В неприметных джинсах и такой же ветровке, она радикально отличалась от себя же, и это было помощнее всяких дежа вю. А сидит хорошо… — Друзья, я с вами разговариваю…
— Я хочу в Рим, — брякнул Марсель первое, что пришло в голову. — У меня там даже дела есть. Проверю отцовский филиал, уволю кого-нибудь…
— Прелестные планы, а какой энтузиазм! Рокэ?
— Он хочет в Рим, — Рокэ приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Марианну. — Дальше прослушал.
— Ты собирался в Дрезден или я что-то путаю?
— Это ты собиралась в Дрезден. Насколько мне известно, там пока некого убивать.
Ворона проскакала к другому концу скамьи, видимо, надеясь, что кто-нибудь её покормит. Какое счастье, её дурацкие перья больше не мельтешат перед глазами: такими темпами и голова совсем пройдёт.
— Пожалуйста, будь осторожен, — Марианна присела рядом и положила ему руку на плечо. Какая же она всё-таки красивая, а неприметная повседневная одежда даже подчёркивала это. — Тшш, не перебивай. Я знаю, что всё в порядке, но это не мешает мне беспокоиться…
— Не беспокойся, иначе мне придётся чувствовать себя неловко, а я не умею. Всего лишь хочу побывать там. Свалиться на голову Луиджи, — о двух сёстрах Марсель умолчал, понимая, что не успел ничего выяснить или вспомнить: не столько не хотел, сколько предчувствовал что-то масштабное. К тому же, он бы не признался в этом вслух, но одна из них своей улыбкой почему-то причиняла боль. — Честное слово, меня не тянет ввязываться ни в какой криминал или брататься с итальянской мафией.
— Так ты уже, — пробормотал Рокэ, а Марианна всплеснула руками:
— Ну и что? Раньше тебя тоже не тянуло!
— Значит, сверну шею красиво и буду героем… О, минуточку… Это что, сумка Констанса?
— Боже мой! — она вскочила и схватила в руки портфель, как бы невзначай прислонённый к ножке скамьи. — Надеюсь, поезд ещё не ушёл…
— Коко — настоящий друг, — заметил Марсель, глядя ей вслед. — Очень удачно получилось. Люблю Марианну всей душой, но чрезмерное беспокойство ухудшает аппетит. Мой, естественно. И задевает гордость. Вот объясни дураку, почему я не зацикливаюсь на одной-единственной травме в своей жизни, а она на моей — да?
— Потому что ты валялся на асфальте с окровавленной головой и без сознания, а Марианна стояла рядом и была вынуждена на это смотреть. За других обычно волнуешься больше, чем за себя.
Марсель покосился на него, но решил промолчать. Пропасть между тем, что Рокэ говорил и делал, была слишком большая, а ещё кривая местами. Где-то шире, где-то уже…
— Пожалуй. Наверное… Ты со мной в Рим поедешь?
— Издеваешься?
— Нет, я так и думал, но…
— Это ты со мной в Рим поедешь, — отрезал Рокэ и, выпрямившись на скамье, опустил глаза на ворону. Ворона нагло и выжидательно посмотрела на него, пару раз повела клювом, будто оценивая обстановку, и оглушительно каркнула на всю Прагу. Марсель поморщился. — Не каркай ты, сука, — еле слышно сказал Рокэ, и птица беззвучно раззявила клюв. — Убью…
Ворона не то чтоб поняла, но захлопала крыльями в противоположную сторону. Молча. Марсель издал какой-то странный звук между довольным фырканьем и сочувственным смешком. Сказал бы что-нибудь умное, честное слово, но похмелье — вещь жестокая и болтунов не жалеет. Как выяснилось, не только их.
*
Билеты на поезд взяли сегодня же. «Либо ты едешь сейчас, либо ты вообще не едешь» звучало как угроза, и Марсель был вынужден согласиться; он, конечно, сам этого хотел — если на минуточку перестать отвлекаться на окружающий мир и застрять в себе, становилось очевидно, что, пока он не разберётся во всём до конца, не сдвинется с мёртвой точки. Но как же собраться, нагуляться… Проспаться, в конце концов… Ничего из этого ему совершить не удалось — как ни крути, требовалось объясниться с начальством, с какой такой радости он весело улепётывает на юг. К счастью или к сожалению, начальство было тождественно батюшке, а что такое батюшка — словами не объяснить, можно только родиться его сыном. Но лучше не надо.
— Я рассчитываю на ваше благоразумие и искренне надеюсь, что ваше возвращение на юг никак не связано с той аварией, — выдал отец, и Марсель обомлел. Он только что полчаса сочинял на ходу восхитительную легенду насчёт предложений для нового филиала и старого товарища по институту, который крутится в сфере пиара и мог бы чем-то помочь, и на тебе. — Возможно, то, что вы найдёте, вам не понравится.
— Прошу прощения за паузу, я не знал, что вы настолько осведомлены.
— Я осведомлён ровно настолько, насколько нужно, — обстоятельно ответил собеседник. — Насколько нужно мне, разумеется. Откровенно говоря, у меня вызывают опасения некоторые знакомства, заведённые вами в тот период.
— И поэтому вы молчали?
— Естественно. Вы, будучи человеком беспечным и, на мой вкус, чересчур доверчивым, ухитрились связаться с мафией, к счастью — не от имени фирмы, к сожалению — всё остальное. Предполагаю, вы это уже знаете.
— Да, немного. Не переживайте, имидж предприятия не пострадает, что бы я там ни делал.
После небольшой паузы батюшка проговорил:
— Я хотел бы отметить, что имидж предприятия важен в той же мере, что и ваша многострадальная голова. Или даже меньше. Постарайтесь проследить за тем, чтобы она тоже не пострадала.
— Спасибо, — он даже немного осип от неожиданности. Эдакое проявление тёплых чувств было завуалировано целиком и полностью в отцовском духе, но всё же оно было. — Отец, вы сказали, что я подружился с итальянской мафией?..
Закинув удочку, Марсель немного подождал. Он специально изобразил некую интонацию незавершённости, надеясь, что батюшка выдаст что-нибудь ещё. Батюшка не выдал.
— Именно так я и сказал, — сухо ответил отец. — Ваше дружелюбие порой весьма наивно, а упрямство — непробиваемо. Захотите подружиться с убийцей — вам и это не составит труда, чего нельзя сказать об убийце. Думаю, я рассказал достаточно. Всего хорошего.
О да, более чем. Всего лишь подтвердил, но подтвердил весомо. Марсель не хотел так сразу это признавать, однако батюшка прав насчёт доверчивости. Раньше приходилось сомневаться в каких-то людях, а в каких-то — не приходилось, но это всегда можно было проверить. Так и появлялся со временем круг самых близких, и именно этот круг решил обвести его вокруг пальца. Во благо, конечно. Ложь во благо — звучит прекрасно. Сладенько так и очень безопасно, никаких тебе приключений и вообще интересной жизни.
От отца хотя бы ждёшь… если не беспокойства, то твёрдого намерения. Во всяком случае, Марсель не мог на него обидеться, в отличие от Марианны, на которую полагался во всех мелочах касательно своей несчастной памяти, и как же искусно она врала! Разумеется, друзья хотели как лучше, пусть им его и не хватало (Марсель был твёрдо убеждён, что так оно и было, несмотря на отсутствие прямых доказательств и на выражение лица Рокэ при виде него). Рано или поздно он бы перестал задавать вопросы, примирился бы с тем, что есть, и — это уж точно — прожил бы увлекательную и весёлую жизнь, полную всяческих событий, без выдранного из головы лоскута памяти.
Но отнятое надо возвращать.
Спрятав мобильник в карман, Марсель небыстро прошёлся по скверу, располагавшемся вблизи от вокзала. Время ещё было, а Рокэ уже не было. Ну, он где-то здесь. Наверное. Может быть… Во всяком случае, туманно обещал. При мысли о том, что, не встреться они случайно в поезде, ничего бы не изменилось, стало как-то не по себе. Очень сильно не по себе, как если бы по сердцу резанули ножом.
Столько нетипично негативных эмоций за последнее время — просто ужасно. Марсель решительно заткнул просыпающегося внутри одомашненного нытика. А как заткнуть грёбанную правду, во всю глотку кричащую о том, что всё складывается не так весело и прекрасно, как он всегда любил? Что ж, значит, придётся смириться. На какое-то время.
Рокэ нашёлся: опасный убийца сидел на скамье, пил третий стаканчик кофе и меланхолично крошил птичкам какой-то чешский бублик. Крылатые радостно жрали — живое напоминание о том, что для счастья надо не так уж много, и со зверюг следует брать пример.
— А мне? — поинтересовался Марсель, плюхнувшись рядом и запуская руку в пакет с бубликами.
— Тебе покрошить или сам справишься? — отозвался Рокэ, пристально наблюдая за одной нагло жравшей птицей. О, да это же ворона. — Как думаешь, это она или другая?
— По-моему, все дуры. У них же принято каркать, когда никто не просил.
— Я раньше не замечал, сколько у тебя общего с воронами.
— А вот не обижусь. Буду болтаться под ногами и лопать твои бублики…
— Зря… Я бы на твоём месте был осторожнее. Ты ничего не знаешь и срываешься в другую страну с практически незнакомым человеком, который, между прочим, слегка вооружён.