Но вслух он сказал другое.
— Что с Мадарой?
Сакура уставилась на него.
— Как видишь, если бы он добился своего, то тебе получше бы иллюзию подарил, чем сейчас, не так ли?
Обито поморщился. Это он уже и сам понял. Прогнав из головы тут же выскользнувший образ Рин, — чтобы не завыть в голос, — он не сдался:
— Убит?
Она явно сомневалась, что именно ему можно сообщить.
— Исчез. Вместе с Первым-сама. Вскоре после тебя, — неуверенно произнесла она.
Похоже было на правду.
— А Какаши? — выпалил Обито.
Сакура в изумлении смотрела на него. В её взгляде явно читалось: «Это чудовище беспокоится о ком-то?»
— Какаши-сенсей? С каких это пор тебе интересно?
Обито не знал, что его воспоминания во время разговора с Наруто прочитал не только сам Наруто: по чакре последнего они автоматически транслировались всем отрядам армии шиноби. Если бы он знал, то пришёл бы в ужас.
Сакура, как и все, была в курсе. Ей нисколько не было жалко увиденного в чужих воспоминаниях мальчика в оранжевых очках, однако почему-то преследовало неловкое чувство, что нельзя упоминать, что она о нём знает. Как будто даже чудовище не заслуживало такого обращения с остатками его души.
Внезапно Сакура почувствовала, что чакра Обито стала расти. Не теряя ни секунды и сохраняя невозмутимое выражение лица, она опустила руку в карман халата, извлекла маленький инъектор и с небольшого размаха точным движением ввела жидкость в его плечо.
Однако инъектор неожиданно легко утонул в плече вместе с её рукой и воткнулся в матрас. На простыне увеличивался мокрый ореол препарата. Прежде чем Сакура успела сообразить, что случилось, никуда не девшийся Обито прошептал:
— Попробуй ещё раз.
Запасного с собой не было, она не рассчитывала, что даже первый понадобится так скоро. Чудом взяв себя в руки и сохранив внешне спокойствие, Сакура заявила пациенту, что сейчас вернётся. Уже в коридоре она закусила губу и ускорила шаги.
Пока Обито надеялся на новую дозу анестезии, в другом конце коридора, неслышимый для него, происходил разговор.
— Цунаде-сама, как себя чувствует Какаши-сенсей? Если может передвигаться, мне срочно нужна его способность… Передайте, пожалуйста, пусть подойдёт к двери палаты и ждёт моего сигнала. Если сенсей не в состоянии, тогда столько АНБУ, сколько в порядке. Лучше не меньше десяти. Это срочно. Времени на объяснения нет.
— Хорошо, Сакура. Шизуне!..
Захватив из лаборатории на всякий случай все инъекторы с нужным препаратом, которые нашла, на обратном пути Сакура увидела у двери палаты уже ждавшего её сенсея. Тот стоял, прислонившись к стене. Выглядел он измождённым. Из-под рукава виднелось забинтованное предплечье. Не говоря ни слова, она показала на свой левый глаз. Какаши кивнул.
Зажмурившись и предвкушая недоброе, Сакура толкнула дверь.
Комментарий к Фрагмент I Внимание, ниже, в комментариях к этому фрагменту спойлеры.
====== Фрагмент II ======
— Я уже думал, ты не вернёшься. Это была случайность.
Обито сам себе усмехнулся. Выживание выживанием, но как же он сейчас жалок со своими оправданиями! Кто бы мог подумать, что до такого дойдёт.
Сакура настороженно замерла в дверях и дважды моргнула. Как будто ошиблась палатой. Обито удивлённо вздёрнул бровь.
С задержкой в пару секунд она наконец-то отмерла:
— Я смотрю, тебе уже весело. — Она скривилась. — Значит, лекарство не нужно.
— Нужно! — Боль снова нарастала, Обито категорически не хотел возвращаться в то состояние беспомощного куска мяса с расплавленными мозгами.
Он видел, как она притворяется — из вредности, ясное дело, — что нехотя достаёт из кармана инъектор, и идёт к нему. Нельзя судить её за это, она ничего ему не должна. Вдруг странная вспышка в голове: белая стена, какая-то девушка с чёлкой и молочными глазами…
Прежде чем Обито успел нахмуриться, плечо ужалил инъектор. А спустя несколько мгновений всё — Сакура, дверь, свет из окна — схлопнулось в одно тёмное пятно.
«Сработало!» — убедилась Сакура и с облегчением выдохнула.
— Какаши-сенсей, — негромко позвала она.
Какаши резко вошёл, однако дверь за ним закрылась не сразу. Из-за его спины в проём нерешительно заглядывала Хината.
— Сакура-чан… Я нужна? Меня Хокаге-сама послала…
Сакура хлопнула себя по лбу.
— Входи, Хината! Конечно, ты нужна. Я должна была сама об этом подумать.
Как же надоела эта чернота.
Последними яркими всполохами в его жизни были сиреневые щёки Рин. С тех пор всё было тёмное, глухое, душное. Даже солнце освещало Обито светом, серым как тряпка. Никакие глаза не могли изменить этот фильтр.
Однако прямо сейчас чернота перед глазами чем-то отличалась. Обито не сразу понял, что руки больше не привязаны. «Это либо очень хорошо, либо очень плохо…»
Боли тоже не было.
Обито поднял руку, чтобы наконец-то с наслаждением почесать лоб, и наткнулся на повязку шириной от носа до бровей.
Понимание нахлынуло вместе с липким ужасом, словно окатило ледяной водой.
«Нет… Неужели…»
Не было никаких сомнений. У него не было шанса этого избежать.
Коноха оказалась умнее, чем можно было подумать, когда он очнулся привязанным к кровати.
Перестав контролировать себя, Обито заскулил от отчаяния.
Никакого камуи. Теперь он навсегда заперт здесь. Даже не в этом измерении, а в этой черноте, в крошечной каморке своего достигшего апогея персонального ада.
Прошло много времени, в течение которого Обито мысленно метался от одного способа самоубийства до другого. Кровать промокла от пота или от крови из ран, его трясло.
Вдруг чья-то рука коснулась его локтя.
Обито замер и прислушался, насколько позволял гул в висках.
— Как ты?
Обито молчал.
— Я принёс тебе кое-что…
Голос знакомый, но он не сразу осознал, чей. Что-то твёрдое легло в его руку. Обито осторожно ощупал. Не может быть. Очки! Его детские очки. Он столько провёл с ними времени, что никогда бы не ошибся, сколько лет бы ни прошло.
— Какаши…
Внезапно Обито совершил нехитрое открытие — без глаз нельзя плакать. Хотелось выть от тяжести бессилия.
— Это жестоко, Какаши… Зачем они мне теперь?
— Прости, Обито. Я думал… — Долгое молчание. — Я хранил их всё это время. Сам не знаю, зачем сейчас взял с собой.
====== Фрагмент III ======
Какаши с детства наблюдал за людьми. Не то чтобы специально — обладая спокойным характером, он просто успевал замечать полезные в жизни вещи, мимо которых более взбалмошные ровесники проносились ураганом, поднимая столпы пыли. Подметив что-то однажды, Какаши аккуратно складывал это в коробочку в голове под названием «правила», его личную коллекцию принципов. Одним из первых важных наблюдений было то, что никогда нельзя проявлять слабость. Иногда она даёт какие-то сиюминутные привилегии, однако в последующем непременно обращается против тебя. Отец никогда не запрещал ему плакать, ссылаясь на то, что «мальчикам нельзя». Какаши сам в этом разобрался, глядя на других детей.
К моменту поступления в академию Какаши успел убедиться, что все вокруг живут как попало. Совершают глупости на каждом шагу, делают что-то настолько лишнее, что у него в голове не укладывалось, как и почему они не замечают очевидных вещей.
Даже отец периодически делал что-то такое. В эти моменты Какаши мог только, застыв на месте, недоумённо на него смотреть. Иногда ему казалось, что это он должен воспитывать отца, а не наоборот. Но вслух Какаши такого никогда не произносил.
Даже когда отец совершил самую большую ошибку в своей жизни.
С тех пор Какаши, напротив, старался как можно меньше обращать внимание на людей. Иначе так недолго было и вовсе разочароваться в жизни. Если бы выяснилось, что равняться совершенно не на кого. Какаши было безопаснее думать, что всё же в этой жизни есть к чему стремиться.
Когда их распределили по командам, волей-неволей снова пришлось обращать внимание на окружающих. От этого зависел успех миссий.
И началось ежедневное разочарование в мире.
Сокомандники оказались чудом — не позавидуешь. Бесполезная бесклановая девчонка. Нулевое тайдзюцу. Равно как и гендзюцу. Из ниндзюцу только какие-то медицинские техники невысокого уровня, в которых и необходимости-то не возникало: Какаши безрассудно не действовал и из сражений выходил почти что невредим. Единственное, куда худо-бедно сгождалась её чакра — затягивать царапины второму горю на Какашину голову, Учихе. Хотя кто знает, может, он и не протянул бы ни одной миссии, если б эта девчонка с ним не нянчилась. Их возня напоминала Какаши «дочки-матери», поэтому как только это начиналось, он старался куда-нибудь самоустраниться, чтобы не стошнило.
Какаши втайне надеялся, что его как лучшего из выпуска вскоре снова переведут в команду постарше, но время шло, и надежда выбраться из этого детского сада таяла.
Учиха, мало того, что был бестолковый, неорганизованный и совершенно не имевший инстинкта самосохранения, но ещё и плакса. Вот этого Какаши выносить не мог. После нескольких секунд ступора при виде его очередных слёз («Да как можно так себя вести? Что за слабак? Неужели он не понимает, как жалко выглядит?! И мне с ним побеждать других шиноби? Да кто его испугается?!») Какаши до скрипа в зубах сдерживался, чтобы не дать ему подзатыльник («Даром что Учиха! Ни огня, ни гендзюцу!»).
Действительно, команда подобралась что надо — девчонка без каких бы то ни было боевых навыков и Учиха без шарингана. Какаши все миссии тянул на себе.
Кто знал, что потом дороже этих двоих ему никого не будет… Но только когда они сами перестанут существовать.
Он был готов поклясться, что плечи перебинтованного почти с ног до головы Обито знакомо дрогнули. В голове Какаши словно взорвалась бомба хвостатого. Так стало оглушительно, непереносимо стыдно.
После всего, что случилось за эти восемнадцать лет, Какаши и в голову не могло прийти слово «плакса» по отношению к другу. Шаринган, риннеган, чёрт знает сколько всего ещё — Обито действительно превзошёл Какаши, превзошёл их всех. Даже Минато-сенсея. Он едва не сравнялся с Рикудо-сеннином… Какаши ни на секунду не сомневался, что никто никогда больше не видел его слёз. Его слабость не обратилась против него, а сделала его таким сильным, что — хорошо это или плохо — весь мир как следует тряхнуло. Что бы делал он сам без части этой силы Обито?..
И теперь вот Какаши притащился с этими очками. Какого чёрта он вообще сунулся? Что за идиотский поступок?
— Мне правда жаль, Обито…
Прошло не меньше двух минут, прежде чем тот ответил.
— Я знаю.
Снова долгое молчание.
— У тебя все повязки промокли… Я позову кого-нибудь из медиков. — Однако в ту же секунду Какаши вспомнил, что пока Цунаде-сама не пнёт кого-нибудь, никто не спешит помогать Обито. Это для него он призрак прошлого — то, что осталось от лучшего друга. Для остальных — монстр. Воплощение ненависти. — Хотя нет, лучше я сам, если ты не возражаешь.
Он немного владел навыками элементарной медицинской помощи. За годы работы в одиночку приходилось даже несложные раны зашивать на самом себе едва ли не прямо в бою.
Обито кивнул:
— Спасибо.
Казалось, ему всё равно. Он словно был где-то не здесь, нематериален, будто камуи вопреки всему всё ещё было ему доступно.
Во время перевязки Обито не проронил ни слова. Однако к концу её создалось впечатление, что он как-то странно повеселел.
— Какаши? Пожалуйста… Расскажи мне о Рин.
Хлоп. Пузырёк с дезинфицирующей жидкостью не удержался в руках Какаши и теперь блестел осколками на полу.
— Я до сих пор не знаю, сколько времени провёл в том гробу с Мадарой. — Обито поморщился. — А ведь Рин всё это время была жива… Была рядом с тобой. Расскажи что-нибудь! Что угодно! О миссиях. Что она говорила? Изменилась ли она? — После молчания: — Что видел вместо меня… твой шаринган?
Улыбка. Странная улыбка. Как тогда: недвижимый, прижатый камнем, уже подаривший свой «подарок», он улыбался…
У Какаши холодок пробежал по спине. Повинуясь сиюминутному порыву, он резко подался вперёд всем телом и схватил Обито за плечо — материален ли он, не исчезает ли из его жизни снова.
Обито скривился. Похоже, Какаши перестарался.
Он убрал руку, смутившись собственной несдержанности.
— Не знаю, Обито… Говорили, между миссиями Рин уходила надолго гулять одна. На заданиях она была немногословна, но внимательна к другим, как и всегда. Однажды обмолвилась, что Цунаде-сама всё чаще её хвалит перед Третьим, говорит, что у неё талант. Если честно… Это она подобрала твои очки. И хранила их… Тоже она. Я — потом.
Какаши смотрел в пол. Он бы и под угрозой гибели не рассказал Обито об их неловком поцелуе: Рин неожиданно приблизилась и… О том, как однажды она замёрзла и, попросив разрешения, всё дежурство прижималась к нему, сидящему на дереве и охраняющему их с Минато-сенсеем сон… О том, как её глаза всегда чуть дольше останавливались на его лице, чем нужно…
Но кое о чём он не мог не рассказать.
— Наверное, тебе всё-таки нужно знать это. Мне же это известно от Минато-сенсея. Спустя три дня после той миссии… Рин пришла к нему и попросила собрать команду сенсоров для поисков. Сенсей был в тот момент снаряжён на важное задание, Третий не дал разрешения отложить его ни на час. Он сказал, что команда на поиски твоего… тебя уже отправлялась и вернулась ни с чем. Ей руководил Данзо, — Какаши перевёл дух. — Именно с тех пор Рин начала гулять одна за пределами деревни. Иногда мне кажется, что она искала… И что очки у неё оттуда. Ведь когда мы выбирались из той ямы, я держал её за руку, у неё их точно не было.
Какаши выдохнул. Он не мог себя заставить посмотреть на Обито, как будто тот был способен сквозь повязку прочитать на его лице невысказанное.
Когда он все же поднял глаза, то понял, что не зря боялся. Губы Обито были плотно сжаты, брови подрагивали. Он был в ярости.
— Как ты мог? Отпускать её одну?! За пределы деревни?! Ты дал слово!!!
— Обито! Пожалуйста! — взмолился Какаши.
Что-то в его голосе неожиданно мгновенно остудило Обито. Он всё ещё шумно дышал, но больше не хотел не глядя схватить Какаши за горло и куда-нибудь швырнуть.
Так странно было обращаться по имени, этому имени, не к мемориальному камню, а к чему-то живому. Необъяснимо, но несмотря на все смерти земляков, сквозь которые перед Какаши проступал теперь образ друга, он будто чувствовал там, внутри израненного, искалеченного тела того, кто бесстрастно обрёк на гибель половину шиноби Конохи, что-то живое. Словно сквозь броню жестокости, бессильной ярости, страдания и ненависти едва уловимо пробивалось огненное сияние улыбки того неуклюжего жизнерадостного Учихи.
Особенно когда он произносил имя Рин.
Обито решил, что хватит на сегодня себя пытать новой информацией такого рода, — внутри и так что-то заныло, зашевелилось, ещё чуть-чуть, и будет нестерпимо, — а потому сменил тему:
— Сколько дней я уже здесь?
— Около трёх.
Ого. Трёх.
— А это?.. — Вместо озвучивания страшного вслух Обито показал на свою голову.
— Сегодня утром.
«Значит, я был в отключке два дня? Или эта… медик… вчера приходила? Чёрт, ладно, разберёмся с этим позже».
— Я рад, что ты вернулся, Обито.
Он не ответил.
Как бы там ни было, Какаши не заслуживал его прощения. Он обещал — а значит должен был обеспечить безопасность Рин, чего бы ему это ни стоило. Охранять круглые сутки, если потребуется. Не отходить ни на шаг. Сам Обито бы так и делал. Он доверил ему всё, что было дорого, а Какаши отнёсся к этому безответственно. Где были его дотошность и занудство, когда они впервые в жизни могли оказаться так к месту? Как можно было проморгать похищение Рин, когда он с ней был вместе, на миссии? Не по разным домам в Конохе, а рядом, в одном бою, когда она обязана была находиться под его присмотром? В конечном итоге это Какаши во всём виноват. Обито лгал ему, когда говорил, что это не так. Тогда он всего лишь пытался сделать Какаши союзником.