========== Часть 1 ==========
Артур, закрыв глаза, скользил подушечками пальцев по неровностям на стене.
Это было как настоящее путешествие - вот горы, вот река, снова горы, длинная гладкая тропа и ямка…пожалуй, это глубокое горное озеро.
Горный воздух был холодным и свежим, ветерок приносил йодистый запах водорослей и сладкий - пыльцы. Но главным было солнце - стоящее высоко в небе, сияющее и невероятное. Артур подставил лицо под солнечные лучи и счастливо улыбнулся.
- Это лампа, кретин.
Артур широко распахнул глаза от страха. Как же он так забылся, ведь Джокер предупреждал…
- Скучно, - пожаловался Джокер и вытянул вперёд ногу в белой туфле. - Всё белое. Чёртова стена белая, чёртовы туфли белые, чёртовы мозги в твоей тупой башке, Флек, тоже белые. А давай покрасим что - нибудь здесь? Стену, или, например, тебя?
- Не надо, - одними губами прошептал Артур. Джокер засмеялся - весело, по - доброму, и заставил Артура поднять правую руку.
- Не капризничай, маменькин сынок. Я всесторонне тебя развиваю, развлекаю, и что в ответ? Одни капризы и никакой благодарности. Плохой мальчик.
Ладонь зажала его лицо - осторожно, стараясь не повредить разбитый вчера нос, и молниеносно толкнула Артура назад - головой о стену.
Слепящая вспышка была такой сильной, что перекрыла давно надоевшую головную боль. Артур даже чувствовал себя относительно хорошо пару минут. А потом боль вернулась, да с такой силой, что он невольно застонал.
- Когда сбежим отсюда, заставлю тебя тренировать правую руку. - мурлыкнул Джокер. - Ну что это за удар?
- Не надо, - Артур инстинктивно зажал голову руками. - Пожалуйста, не надо.
- Сейчас прилетят ангелы, Флек, - радостно пообещал Джокер, и Артура развернуло лицом к стене, на которую он посмотрел с ужасом, уже понимая, что сейчас произойдёт. - Мы немного порисуем, а потом прилетят ангелы, и мы попробуем сбежать. Как тебе это?
- Я…сам. - Артур еле смог выдавить эти слова, заткнув болтающего без остановки Джокера. - Не трогай меня. Я сам.
- Мамочкина Радость решил поступить как настоящий мужчина? - деланно удивился Джокер. - Да ну, малыш, не смеши. Ты сейчас рыдать начнёшь и умолять меня о пощаде. Разве нет?
Ну конечно он был прав. Артур уже чувствовал капли слёз, бегущие по его щекам. Джокер всегда был прав - даже тогда, когда лишал его свободы движений. Даже тогда, когда причинял боль. Всегда прав, потому что он всего лишь никчёмный, никому не нужный…
- Заткнись, сволочь! - заорал Артур, пытаясь не то заткнуть начавшего хихикать Джокера, не то себя самого. - Заткнись, заткнись, заткнись!
Он с разбега ударился головой о стену и принялся биться о неё, не обращая внимания на кровавые брызги и боль. Сдохнуть бы - но сначала почувствовать, как подыхает тот, второй, торжествующе хохочущий в его голове.
- А вот и ангелы! - радостно возвестил Джокер, - Отдыхай, Радость, дальше я сам.
Артур обернулся, чтобы увидеть вбегающих дежурных санитаров, и потерял сознание.
========== Часть 2 ==========
Запах йода и чего - то дезинфицирующего. Запах кофе. Какой - то приторный сладкий запах, скорее всего, лекарств.
Томас Уэйн поморщился.
Аркхэм был приютом для душевнобольных преступников, но Готэм содержал свой госпиталь достойно.
Не было грязи и облупившейся краски на стенах, не было неряшливо одетых замученных служащих. Снующие по коридорам санитары выглядели внушительно и солидно, врачи были приветливы и полны собственного достоинства, и не было этого вездесущего запаха кухни и дешёвых лекарств, присущего девяноста процентам больниц Готэма.
И всё же этот сладкий йодистый запах кофе…
Пахло безумием.
***
- Ещё не поздно передумать, сэр, - Альфред открыл перед хозяином дверцу автомобиля. - Вы очень сильно рискуете. Я могу прямо сейчас позвонить профессору. Вас никто не осудит. Даже ОН.
ОН не осудит, Уэйн знал это.
ОН был напичкан таблетками по самое не могу, и вместо крови в ЕГО венах текли сильнодействующие препараты, половина из которых, скорее всего, были изобретением самого профессора.
И профессор Фарингтон его не осудит.
Профессор спокойно шёл на риск - ему в любом случае была обещана собственная частная клиника, и Томас вчера лично подписал все нужные бумаги.
И Марта не осудит.
Уэйну предстоял тяжёлый разговор с женой - пока он ничего не сказал ей, только попросил уехать на время вместе с Брюсом. Марта не стала спорить. Она во всём доверяла мужу, и мысль об этом причиняла Уэйну боль. Собрала вещи, свои и сына, и уехала в Швейцарию. Томас знал, что Марта будет ждать его звонок и объяснения, и на сердце его была тяжесть от того, что он сам, лично, делал жизнь своей жены невыносимой. Марта не заслуживала такого отношения к себе - и тем более, того, что он собирался сказать ей.
Томас Уэйн был чист перед людьми, обществом и женой.
Ему незачем было делать то, что он хотел сделать. Незачем было обижать Марту, незачем было играть со смертью, и тем более, незачем было возвращаться в прошлое.
Но Томас Уэйн осуждал сам себя и знал - сколько бы лет не прошло, он всегда будет помнить тот постыдный случай.
Это было так подло, так…недостойно.
Как он мог ударить больного человека? Как мог не сдержать гнев?
Он был хирургом, а не психиатром. Конечно, он не знал, что этот странный, захлёбывающийся смех - болезнь. Но это было не оправдание.
- Нет, Альфред. Я решил. Едем.
Дворецкий невозмутимо закрыл дверь с его стороны, сел на место водителя и завёл машину.
Томас вдруг понял, что движения Альфреда стали другими - и вспомнил, как нанимал этого человека, лучшего специалиста в своём деле, умеющего убивать даже детей.
Тогда Пенниуорт двигался так же, как сейчас - хищный зверь, выслеживающий добычу, и готовый кинуться на неё в любую секунду.
Томас Уэйн попытался прочитать мысли Альфреда по выражению его лица, но дворецкий был сама невозмутимость, словно они ехали на семейный пикник, а не за убийцей и возмутителем спокойствия всего Готэма.
***
Профессор Ричард Фарингтон явился, словно спустился с небес в своём белоснежном халате - подошёл стремительной лёгкой походкой молодого человека, не имеющего кредитов в банке и семейных обязательств.
- У вас двадцать минут, мистер Уэйн.
Альфред держал белый больничный плед.
Томас вдруг смертельно устал. Сказалось нервное напряжение, бессонные ночи и долгая, мучительная травля себя.
Хорошо ещё, подумал Уэйн, что нам не придётся имитировать смерть и кражу трупа из морга. Профессор вполне мог предложить им такой вариант.
Нужная им камера - палата ничем не отличалась от сотен других.
Почему - то Томас был уверен, что увидит Джокера - с размалёванным лицом, в ярком костюме, залитом кровью, и обязательно с клоунской маской в одной руке и револьвером в другой.
На кровати лежал и спал ненастоящим, неестественным сном…Артур?
Бледный, с забинтованной головой, обездвиженный фиксирующими ремнями и цветными проводами.
Профессор освободил его за пару минут, и Томас в очередной раз убедился, что люди не то, чем кажутся - этот совсем юный и неопытный с виду молодой человек действовал так же профессионально, как Альфред, и Уэйн не сомневался, что скальпелем его коллега владеет не менее виртуозно, чем он сам.
Уэйн поднял странное существо, бывшее его незаконным сыном и самым кровавым убийцей Готэма, завернул его в плед и вынес из палаты, быстрым шагом направляясь к лестнице. Альфред задержался, чтобы поговорить с профессором, но Томас даже не оглянулся на него, зная, что Артур не проснётся ещё несколько часов.
Артур неожиданно обвил его шею руками.
Томас в шоке остановился и посмотрел на него. Артур взглянул на него восхищёнными, сияющими глазами, и болезненно улыбнулся.
- Джерри, я не хочу, - голос у Артура был томный, мурлыкающий, и Уэйн похолодел - это был голос Джокера, а не тихий голос Артура. - Пусти меня. И скажи всем, что…
Его страшные сияющие глаза закрылись, руки, обнимающие Томаса за шею, ослабли, и одна рука безжизненно скользнула вниз.
Уэйн унял бешено стучащее сердце только в машине, поместив свой страшный груз на заднее сиденье и накрыв его вторым пледом.
До самого дома он не мог отвести взгляд от зеленоволосой головы Артура, каждый миг ожидая повторения случившегося.
Уэйн едва подавил в себе внезапную вспышку ревности, которая изумила его самого.
Кем был этот Джерри, и почему его сын ждал именно его?
========== Часть 3 ==========
Комната его сына.
Комната? Это была комфортабельная палата - с решётками на окнах и сложным дверным замком.
Располагалась комната на четвёртом этаже особняка Уэйнов, сразу же за деловым кабинетом Томаса Уэйна - и, хотя Альфред и высказался в свойственной ему лаконичной манере, что дети могут шуметь и помешают вам работать, сэр, Томас настоял на том, чтобы расположить Артура (и Джокера, конечно же) именно в этой комнате.
Как можно ближе к себе.
По сути, их будет разделять только одна стена.
Чтобы всегда чувствовать Артура рядом. Следить за ним. Слышать его.
Конечно, стена была достаточно толстой, чтобы не пропускать звуки. Но Уэйн мог услышать, как хлопает входная дверь, или как в комнате падает что - то крупногабаритное и тяжёлое…да мало ли что он мог услышать.
Звуки выстрелов, например. Или крик боли.
Свет был приглушен, и Томас поднимался по лестнице в полумраке, упорно игнорируя наличие удобного лифта.
Уэйн и сам не знал, почему решил нести Артура сам. Ждал ли он, что его сын опять откроет глаза и скажет что - нибудь? Возможно, но не это было главной причиной.
Он хотел почувствовать их единство, хотел проверить свои чувства. Как это, нести на руках своего первенца, преданного им и брошенного жить в нищете и горе? Как это, нести сумасшедшего убийцу, который танцевал на разбитой машине и рисовал себе улыбку собственной кровью?
В новостях многое не показали, но у Уэйна были свои люди на телевидении. И свои фотографы и информаторы.
Артур пошевелился. Один из пледов соскользнул с него, и Томас замер - но Артур только положил голову на его плечо и слабо улыбнулся.
Игра ли теней сделала своё дело, или сладкий запах лекарств, исходящий от Артура, но Томас Уэйн испытал чувство дежа вю - он так же поднимался по этой лестнице и так же нёс дорогой для себя груз, испытывая вину и…радость?
Зелёные волосы Артура щекотали его шею, его губы пахли болезненной сладостью, и Томас вспомнил светлые и вьющиеся локоны Пенни, её томное, нежное лицо, полуприкрытые блестящие глаза и сладкий запах вина, которым он опоил её в тот вечер, наполняя и наполняя её пустеющий бокал.
Много ли нужно девушке, чтобы опьянеть?
Она была такой желанной и покорной, такой по - детски доверчивой в его объятиях. И в постели она доверилась ему, веря в то, что сказки про Золушек сбываются, что прекрасный принц Томас Уэйн заберёт её в свой волшебный замок и они будут счастливы, вместе и навсегда.
Наивная секретарша, ещё не испорченная большим городом девушка из забытого Богом маленького городишки, медленно и с достоинством умирающего вдали от цивилизации.
- Я беременна, Томми - сказала она ему, заливаясь румянцем, - ты рад?
Рад?! Отец чуть не убил его за эту связь. Пенни была лишней на их празднике жизни. Томаса ждала карьера, пост директора в корпорации отца и красивая девушка голубой крови, предназначенная отцом ему в жёны, умная и прекрасная. Истинная леди. Он уже начал ухаживать за Мартой, она благосклонно принимала его ухаживания, будущее казалось светлым и таким…правильным.
Он не мог смотреть, как гаснет её улыбка, как уголки губ Пенни опускаются вниз - первый удар по её наивной вере в него и в их общее счастье.
Кажется, он пытался ей что - то объяснить, давал ей деньги, уговаривал, умолял. Томас уже не помнил, что он ей говорил. В памяти остался только дрожащий розовый полумесяц её губ, и широко распахнутые глаза. Глаза ребёнка, которого незаслуженно обидели, причинили боль.
- Перестань, - сказал его отец. - Не будь наивным. Не факт, что это будет твой ребёнок. Обычная история, Томас. Эти девушки знают, что делают, ложась в постель с богатыми мужчинами. Ваша связь зашла слишком далеко, но всё ещё можно исправить. Доверься мне, и она тебя больше никогда не потревожит. Доверься мне, сын.
- Сэр? - Альфред поднял упавший плед и положил руку на плечо хозяина - Всё в порядке, мистер Уэйн?
Мистер Уэйн, бледный, с выступившими на лбу каплями пота, посмотрел на дворецкого глазами предельно уставшего человека, заглянувшего в глубины Ада.
- Фамильные призраки, Альфред. - Томас странно улыбнулся, и Альфред невольно подумал, что это была не улыбка его хозяина, а улыбка Джокера, злая и безжалостная. - Мой грех не забыт.
Вот он, грех - положил голову на его плечо и улыбается в своём страшном сне, - напичканный наркотиками и болеутоляющими препаратами сын Пенни, обезумевшей и опустившейся любовницы богатенького негодяя, играющего с человеческими судьбами, как с мячиками для гольфа.
Уэйн стремительно поднялся по лестницам на четвёртый этаж, внёс Артура в его (и Джокера, не забывай об этом) комнату и положил на кровать, мучаясь чувством дежа вю.
Вот сейчас его сын, как Пенни когда - то, откроет глаза и протянет к нему руки, ожидая объятий…
Но Артур остался лежать в той же позе, в какой Уэйн положил его, - совершенно безучастный ко всему, как кукла. На его лице теперь не было даже улыбки, и Уэйн подумал, что профессор и правда знал своё дело. Всё сработало как надо, и теперь у него и Альфреда было несколько свободных часов до того момента, как Артур очнётся.
- Альфред, как ты считаешь, нужно его… - Уэйн запнулся, подыскивая более мягкое слово, - привязать?
Альфред считал, что нужно избавиться от сумасшедшего сына хозяина сейчас, когда он находится в счастливом нигде . Он мог бы сделать это, и Артур (а так же Джокер) отправился бы на небеса к своей матери.
- Думаю, это будет не лучшим началом вашего…второго знакомства, сэр, - дипломатично ответил дворецкий. - Незнакомая обстановка и так его напугает. Доверьтесь мне, я решу проблему, если она возникнет.
Решу проблему. Доверьтесь мне.
Прошлое торжествующе возвращалось. Но не сам ли он впустил это прошлое в свой дом? Внёс его в свою жизнь собственными руками?
Пей свою чашу до дна, - подумал Томас Уэйн. - Пей, а когда она начнёт пустеть, тебе нальют ещё. Как ты когда - то наливал и наливал глупенькой наивной секретарше, которой сломал жизнь.
- Постарайся обойтись без насилия, Альфред. - твёрдо сказал Томас. - Это мой сын, и он болен. Никакого насилия - только если иначе будет нельзя.
Никакого насилия? Альфред приподнял бровь, раздумывая о нормальности хозяина, но только вежливо поклонился ему и вышел, унося оба пледа.
Мой сын.
Кого ты называешь сыном, подумал Уэйн, - Артура, который смущался заговорить с тобой в туалете элитного кинотеатра, или убийцу, танцующего на машине среди толпы подонков, разносивших Готэм?
Они оба - мой сын. И Артур, и Джокер.
Томас выключил свет, и тут же включил его снова. Артур должен спать ещё много часов, но вдруг действие препаратов закончится раньше, и он очнётся в темноте?
Один, в незнакомом месте. В запертой комнате.
Интересно, в палатах госпиталя всегда горит свет, даже ночью, или это была любезность со стороны профессора по отношению к своему пациенту, оказавшемуся сыном почти мэра Готэма? Наверное, всегда, - должны же санитары видеть, что творится с их подопечными.
Какие странные мысли приходят ему в голову.
Томас Уэйн осторожно закрыл дверь комнаты своего сына и два раза повернул ключ в замочной скважине, чувствуя бесконечную усталость, сильное желание выпить виски или джина и странное удовлетворение от того, что Артур находится в полной его власти.
Отец не позволил бы мне поступить так, если бы был жив, неожиданно подумал Томас, глядя на ключ, лежащий на его ладони.