Эта мысль доставила ему удовольствие. Как и мысль о том, что он теперь хозяин судьбы Артура. И Джокера.
Уэйн спустился к Альфреду, чтобы обсудить с ним график приёма лекарств Артура, рекомендованных (очень настоятельно рекомендованных) Ричардом Фарингтоном, гениальным профессором, не побоявшимся рискнуть своей карьерой ради его, Уэйна, прихоти.
Утром его ждали дела, звонок жене и сыну, визит к адвокату…но сейчас Томас думал только о том, кто лежал сейчас в запертой комнате на четвёртом этаже поместья Уэйнов.
Ключ от комнаты он так и не убрал в карман, держа его в ладони.
Это было приятное ощущение.
========== Часть 4 ==========
Утренний визит к адвокату и пара нужных звонков завершили дело. Уэйн стал официальным опекуном Артура Флека (и Джокера), признанного ограниченно дееспособным.
А так же его официальным отцом и скандальным героем дня номер один - в случае, если случится чудо, и об этом деле узнает хоть одна живая душа кроме нужных людей, которым платили за молчание.
В глубине души Томас даже желал, чтобы это произошло. Желал тонн грязи, которые выльют на него газетчики. Желал осуждения общества. Каково это - стать изгоем, быть известным, как “отец Джокера”? Каково это, платить по счетам сполна?
Но была ещё Марта, и был Брюс - и они не заслуживали позорной славы. Марта была не виновата в том, что считала его честным и благородным человеком, а сын…
Брюс был его смыслом жизни - позволить случаю сломать судьбу этому мальчику Томас не мог.
Да и что, собственно, произошло? В Готэме было множество однофамильцев его сына - Томас даже знал банкира по имени Артур Флек.
Никто из деловых людей, занимающихся оформлением нужных бумаг по делу об усыновлении и опекунстве, даже и не подумал связать не столь давние события, и заподозрить Уэйна в странном желании стать отцом чудовища, благодаря которому весь Готэм недавно полыхал в огне.
Для них Уэйн был благодетелем, честным человеком, признавшим своего вновь обретённого после многих лет разлуки больного сына. Один из клерков даже пожал будущему мэру руку, восхищаясь его великодушием, и в восхищённых глазах его блестели слёзы восторга и умиления благородством поступка великого человека Томаса Уэйна.
Марта, Брюс.
Томас еле заставил себя поднять телефонную трубку и позвонить жене.
Да, дорогая, всё хорошо, дорогая. Через неделю можете возвращаться…да, я уладил важное для меня дело, всё хорошо. Я люблю тебя. Скажи Брюсу, что папа любит его. Да. До встречи.
Вот так мужья начинают лгать своим жёнам, подумал Томас, поднимаясь на четвёртый этаж - на этот раз в лифте. Он не сказал жене ни слова лжи - но почему у него было ощущение, что он солгал ей?
Папа любит Брюса - хорошего, умного, замечательного мальчика, его единственного наследника.
Уэйн снова взвесил ключ от комнаты Артура на ладони, чувствуя его приятную тяжесть. Лифт остановился. Томас вышел из него, вставил ключ в замок и два раза повернул его, чувствуя нарастающее приятное волнение.
Альфред сказал, что Артур уже проснулся и выразил надежду, что вторая встреча отца и сына пройдёт более успешно, чем первая. Уэйн тоже надеялся на это.
Сможет он сказать слова любви человеку, которого избил в туалете кинотеатра? Сказать о любви Джокеру, в которого превратился его сын?
Уэйн зашёл в комнату.
========== Часть 5 ==========
— Папа?!
Сначала Томас подумал, что это Джокер. Но это был голос Артура, и Уэйн почувствовал едва ли не болезненное счастье от того, что сын назвал его так.
Артур сидел на кровати и смотрел на него изумлёнными, испуганными глазами. Когда Томас вошёл в комнату, Артур, не отводя от него тревожного взгляда, отполз к изголовью и сжался там, обхватив себя руками.
Гобеленовое покрывало было даже не смято, словно на нём лежал не человек, а бесплотный дух.
Бинтов на голове Артура больше не было. Больничная одежда тоже отсутствовала. На Артуре была синяя пижама из гардероба, заказанного Томасом специально для него, а зелёная краска на свежевымытых волосах сильно потускнела, являя их настоящий каштановый цвет.
Впрочем, Артура все изменения в его внешности и гардеробе, кажется, оставили равнодушным - если он вообще их заметил.
Томас подумал о том, как Альфред умудрился проделать все эти манипуляции за такое короткое время, и смог ли он заставить его, теперь уже законного, сына принять все лекарства, указанные в обязательном списке.
— Здравствуй, Артур. — Уэйн присел на край кровати и показал пустые ладони. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Не бойся. Надеюсь, Альфред объяснил тебе, где ты находишься и ответил на все твои вопросы. Если хочешь о чем - нибудь спросить меня, спрашивай.
Долгий, настороженный взгляд. Томас терпеливо ждал, стараясь не делать резких движений.
Артур сказал что - то. Так тихо, что Уэйн не расслышал ни слова.
— Повтори, пожалуйста, — попросил Томас. — Я тебя не расслышал.
— Верните меня в Аркхэм. — повторил Артур.
Вот так.
Томаса как ведром ледяной воды окатили.
А что он ждал от человека, которого сам же избил, и которого спустили с лестницы кинотеатра, в котором его отец спокойно досматривал фильм, досадуя на неприятный инцидент?
— Я не могу этого сделать, Артур. — спокойно сказал Томас. — Это твой дом и твоя комната. В Аркхэм ты больше не вернёшься, пока я жив. Что же касается нашей предыдущей встречи - я прошу у тебя прощения. Не только за то, что ударил тебя, но и за всё, что я тебе тогда наговорил.
Уэйн встал и сел рядом, заставив Артура снова вжаться в изголовье кровати.
Протянул руку - медленно, осторожно, - и провёл ладонью по впалой щеке сына. Артур от этого прикосновения дёрнулся, как от удара током, и Томас невольно вспомнил цветные провода, так удивившие его в Аркхэме.
Рано. Не трогай его, ещё рано, не трогай.
Но Томас не смог удержаться от этой невинной ласки, вспомнив, как Артур смотрел на него с улыбкой, по - детски веря в то, что родителям всегда нужны их дети.
Веря в то, что отец заберёт его к себе и будет любить и защищать от всего на свете. Что он просто не знал, что у него есть сын. Ведь так всегда было в сказках, которые рассказывала ему мать; потерянные дети находились, оказывались принцами и принцессами, и, разумеется, все потом жили долго и счастливо.
Ах, Пенни.
Ладонь Томас не убрал, давая Артуру привыкнуть с себе. Артур действительно немного расслабился и на какое - то мгновение даже прижался щекой к тёплой ладони, заставив Уэйна снова почувствовать себя счастливым.
Всё будет хорошо, всё будет…
Артур вцепился зубами в его руку. Боль была такой неожиданной и острой, что Томас еле сдержал крик.
Сам виноват. Рано.
Артур снова вжался в изголовье кровати, закрыв голову руками и явно ожидая удара.
— Я не трону тебя. Не бойся.
Томас зажал второй рукой окровавленную кисть, задыхаясь от боли, и вышел из комнаты.
— Верните меня в Аркхэм. — звенящим голосом сказал Артур ему вслед, и Томас едва не выронил ключ, который пытался вставить в замочную скважину. Он еле успел закрыть дверь на один поворот ключа. Артур с такой силой бросился на дверь с той стороны, что ключ вылетел из замка.
— Верните меня в Аркхэм! — кричал Артур, и в его голосе звучало не безумие, нет. Ужас. Такой всепоглощающий ужас, что у Томаса выступили слёзы на глазах. — Верните меня в Аркхэм!
— Успокой его, — холодно сказал Уэйн Альфреду, который всегда оказывался в нужное время и в нужном месте.
Альфред открыл дверь и скользнул в комнату Артура.
— Верните меня в Аркхэм! — раздался полный ужаса и ярости крик, переходящий в болезненный вой.
Томас Уэйн услышал чьи - то тихие всхлипывания, и не сразу понял, что плачет он сам.
- Спокойно, сэр, спокойно, - раздался из комнаты мягкий голос Альфреда. - Вы же понимаете, что сопротивляясь, делаете только хуже себе?
Разбилось что - то стеклянное. Уэйн даже в коридоре почувствовал запах - сильный, сладкий и едкий, а потом раздался болезненный вопль Артура и Томас, не выдержав, снова зашёл в комнату сына, чтобы посмотреть, что там происходит.
- Советую вам не приближаться, сэр. - Альфред убрал в футляр использованный шприц и показал на стеклянные осколки ампулы, блестевшие на полу в остро пахнущей чем - то сладким луже. - Вы можете пораниться.
Артур, с закатанным до плеча рукавом пижамной куртки, сидел на кровати и как - то безучастно тёр место укола, словно не совсем понимая, что происходит. Когда вошёл Уэйн, его лицо немного оживилось. Артур даже попытался встать, но Альфред усадил его обратно на кровать и недовольно посмотрел на хозяина.
- Будет лучше, если вы займётесь своей рукой, сэр. - дипломатично сказал дворецкий.
- Верните… - Артур закрыл глаза, и стал заваливаться на бок. Томас метнулся к нему, наступив на осколки ампулы, но Альфред ловко и осторожно уложил Артура на кровать, и вывел своего хозяина из комнаты, умудрившись при этом не коснуться его даже пальцем.
- Он спит, сэр. - холодно сказал дворецкий. - Если вы позволите, я закончу с ним и займусь вашей рукой.
- Извини, Альфред. - Томас посмотрел на свою начинающую неметь кисть, залитую кровью, вытер мокрое лицо и направился в кабинет, чтобы договориться о встрече с профессором Фарингтоном.
Профессор сразу же поймёт, чьи это зубы едва не перегрызли сухожилия на руке его коллеги, но Томасу было уже всё равно, кто и что о нём подумает. Ему требовалась консультация по поводу принимаемых Артуром препаратов.
Набирая номер, Томас поймал себя на мысли, что он пытается услышать то, что творится за стеной, в комнате его сына.
Тишина.
Взошло солнце, и его лучи осветили деловой кабинет Уэйна, придавая ему какой - то сказочно - нереальный вид. Все предметы словно плавали в золотистой дымке.
Томас подумал о том, что Артур не увидит это волшебное утро, проведя его и большую часть дня в своём страшном медикаментозном сне, сбросил набранный номер и несколько минут стоял, пытаясь подавить душившие его рыдания.
Добро пожаловать домой, сын.
Уэйн вытер мокрое лицо и заново набрал нужный номер.
========== Часть 6 ==========
- Мы почти на свободе, глупый маменькин сынок, и я не собираюсь возвращаться в Аркхэм. Даже не пытайся ещё раз проделать эту шутку с Уэйном.
Голос Джокера был нервным, Артур слышал в нём истеричные нотки и с трудом сдерживал раздирающую губы улыбку. Приятно было знать, что хоть в чём - то он был на шаг впереди.
Хотя бы в их споре о том, наплевать Томасу Уэйну на своего сына, или нет.
Джокер считал, что их обоих освободит из Аркхэма Джерри Ли Рэндалл, его самоназванный лучший друг, телохранитель и бог знает кто ещё.
Артур иногда думал, что у Джерри “крыша поехала” в тот момент, когда он вытащил своего будущего босса из разбитой полицейской машины, иначе никак нельзя было оправдать ту дикую любовь, которую этот итальянец внезапно стал испытывать к обыкновенному психованному убийце, волей случая ставшего Принцем преступного мира Готэма.
Джокер ничего не умел, как и он сам. Он умел только стрелять. Но за те дни, что они вдвоём провели на улицах Готэма, Джокер научился многому. Он впитывал в себя все знания, которые могли дать люди из его банды, и одинаково радостно улыбался и Джерри, терпеливо учившего босса премудростям уличной жизни, и громилам, которые нагло хлопали его по спине, тискали его и задаривали таинственными пакетиками с “лекарствами”, от которых некоторое время не болела голова не только у Джокера, но и у него, Артура.
Свобода.
Джокер жил свободой, дышал ею, питался ею, пил её, как лучшее дорогое вино…и пьянел от счастья, сея вокруг себя хаос и разрушения.
Артур ненавидел гулянки в подворотнях, громил, стреляющих по разбегающимся от шума крысам и по окнам, из которых осмеливались показываться люди. Ненавидел влюблённых девиц и обдолбанных мужчин, которым Джокер позволял любить себя, явно не особенно понимая, что с ним творят.
Джокер в эти счастливые для него дни совсем не думал о реальности - его обожали, носили на руках, побеждённый Готэм лежал у его ног, а самое главное - его ЗАМЕЧАЛИ, и Джокер чувствовал эйфорию даже не вкалывая себе “лекарства” из таинственных пакетиков, которыми щедро одаривали его восхищённые поклонники.
Впрочем, Артур Джерри не ненавидел. Когда Джокер капризно заявлял, что устал, и оставлял его, Артура, наедине с Рэндаллом и своими громилами, итальянец даже не думал издеваться над ним.
Джерри обычно бурчал что - то вроде “опять на босса это накатило” и начинал заботиться о нём с удвоенным вниманием, как - будто он, Артур, был тяжелобольным.
Артур чувствовал, что Джокер рвётся на свободу - обратно на грязные улицы Готэма, в свою Империю Хаоса. Сама мысль о семье была для Джокера пыткой. Отец? Мать? Брат?
Джокеру нужен был его верный Джерри, револьвер тридцать восьмого калибра и…может быть, ещё он, Артур? Совсем немного нужен, как тело, которое можно использовать.
Но Артуру нравилось быть в Аркхэме. Это было его убежище. Там он чувствовал себя в безопасности - от всего. От своих ужасных видений, от мучающих мыслей, от воспоминаний, от того, что Джокер мог натворить. Пусть Джокер мучает только его одного. Артур не хотел причинять другим людям боль. Раз он не может нести в мир радость, пусть мир существует сам по себе, вне наличия в нём никому не нужного человека по имени Артур Флек.
То, что отец забрал его из убежища, из Аркхэма, было ужасно. И одновременно приятно.
Артур помнил сказки, которые иногда рассказывала ему мать: измученный, исстрадавшийся герой оказывался принцем, все его беды завершались как по мановению волшебной палочки, несчастный воцарялся на троне, обласканный умилёнными родителями и будущее подразумевалось, конечно же, светлым и счастливым.
Так и случилось - в один миг он оказался вознесён к вершинам, туда, где холодный горный воздух приносил уже не облегчение, а борьбу за каждый вдох этого чистого, режущего, как стеклом горло, эфира богов. Эфира людей, правящих слабыми мира сего.
Быть принцем, обласканным своим отцом.
Он стал принцем, но что касается отца…
Артур вздрогнул, вспомнив взгляд человека, называющего его сыном.
Томас Уэйн, хищно и презрительно смотрящий на свою невзрачную копию в туалете кинотеатра, был откровенен в своей холодности, непринятии того, что не вписывалось в привычный ход его жизни.
Томас Уэйн, тянущий к нему руку - не для удара, а чтобы приласкать - был страшен.
Артур знал, что сказки остаются сказками, что все его наивные мысли о любящем отце существовали только в его больной голове. Люди, правящие этим миром, не испытывают нужды в обожании тех, кто умирает от голода.
Так зачем он был нужен небожителю Уэйну, способному купить весь Готэм?
Почему Уэйн признал его сыном?
Артур не смог прочитать, что написано на бумаге, которую жуткий дворецкий, представившийся ему Альфредом Пенниуортом, сунул ему под нос, слишком он был испуган, озадачен и дезориентирован. Но Альфред медленно и подробно прочитал ему весь текст, и в завершение так же сунул под нос печать.
Зачем? Почему Уэйн сделал это?
- До чего же ты тупой, Флек, - нахохотавшись, заметил Джокер, как только Альфред ушёл. - Что тут непонятно? Тебя купили, Радость. Даже документ есть с печатью. Ты теперь любимая папочкина игрушка. Он будет тебя приручать, переделывать под себя, а потом, когда ты ему надоешь,…
- Он мой отец! - не выдержал Артур. - Почему он не может просто любить меня? Я не хочу его деньги. Просто…немного тепла. Я…
- Тебе больно? - в свою очередь перебил его Джокер. - Больно вспоминать, как ты заливал кровью раковину в нужнике, как Уэйн смотрел на тебя. Как отказался от тебя. Тебе больно, Радость?
Артур промолчал, понимая, что Джокер сейчас скажет что - то страшное. Настолько страшное, что он начнёт кричать, потому что это будет…правда?
- Больно. - ответил за него Джокер. - Но самую ужасную боль он тебе ещё не причинил. Знаешь, как это будет? Он приручит тебя, заставит себя любить. Постарается сделать из тебя свой идеал. А когда поймёт, что это невозможно, отшвырнёт тебя, как сломанную вещь. Так может прекратишь ныть и мечтать о любви тех, кому ты не нужен, и вернёшься со мной домой?