мальчик-Жук (1:10): я делал свою работу
крутой полицейский (1:10): у тебя нет работы. Тебе 10.
мальчик-Жук (1:11): знаете ли, мне 15.
мальчик-Жук (1:11): и так, к слову, я немного поломал костюм Паука
крутой полицейский (1:11): что ты имеешь в виду под поломал? Он нерушим.
мальчик-Жук (1:12): я сломал его только немного
мальчик-Жук (1:12): скажите мистеру Старку, что это не моя вина.
крутой полицейский (1:12): скажи ему сам.
мальчик-Жук (1:13): что?
мальчик-Жук (1:16): я разозлил мистера Старка? клянусь, это не моя вина
мальчик-Жук (1:22): хорошо, возможно, это была моя вина. Но я боролся с плохим парнем, это было ради благого дела.
мальчик-Жук (1:44): Хэппи?
***
— Это сделал ты? — спрашивает Мэй в тот вечер, когда они смотрят новости.
Он не сказал Мэй о своих травмах. Порез на бедре превратился в розовую полоску, а синяки из тёмно-фиолетового — в желтоватые, поднимающиеся вверх по колену и бедру. По ноге до сих пор пробегает временами дрожь. Болит до костей, но пройдёт день или два и всё должно забыться.
Питер опускается на диван, с его волос капает вода. Он тупо моргает, глядя на Мэй. — Хм?
Мэй потирает подбородок, потом шею и запястья. Признак стресса. И стресс из-за Питера. — Ты в порядке? — её голос отдаётся в ушах как-то резко.
Питер, напрягаясь, садится. Он тянется через диван, и этого достаточно, что Мэй не сдержала объятий. — Эй, я в порядке. В порядке. Всё было лучше, чем кажется.
Когда они наконец отстраняются, Мэй наблюдает, как Питер укрепляет мост паутиной, и отводит десятки людей в безопасное место. Никаких причинно-следственных связей, сообщает диктор.
— Они бы умерли, если бы меня там не было, — говорит Питер.
Мэй смотрит новости с каким-то трепечущим напряжением и сжимает руку Питера. И ничего не говорит. У неё нет слов. Может однажды она и возьмёт его за подбородок и скажет, как она горда, как она смотрит на красные и синие плакаты, развешанные вокруг Квинса, на футболки с его символикой, начинающие заполнять даже самые отдаленные уголки города, и думает о том, какой же он всё-таки удивительный.
Но сейчас она лишь крепче сжимает его в объятиях. И плачет только тогда, когда уверена, что он в школе. Она не запрещает ему быть героем. Пока этого достаточно.
***
Когда кто-то поздно вечером стучится к ним в дверь, Питер думает, что это сосед. Он тихо крадётся по квартире, приоткрывает входную дверь и ругается.
Тони Старк поднимает бровь. — Поразительно. Твоя тётя знает о том, как ты разговариваешь?
Питер выскальзывает в коридор и тихо закрывает за собой дверь. — Что Вы здесь делаете?
— Ты сказал, что у тебя проблемы с костюмом.
— Да, но я просто удивлён, что Вы приехали ко мне в… — Питер роется в карманах в поисках телефона и тут же вспоминает, что оставил его на кровати, — в такое время.
— То есть поздно. А я удивлён, как ты ещё не распугал угонщиков в этой мерзости, которую ты называешь резервным костюмом.
Питер хмурится. — Мэй говорит, что я не могу патрулировать каждый вечер. Это «вредно для здоровья» или что-то в этом роде. Теперь она заставляет меня брать отгулы.
— Мамы, — отмахивается Тони.
— Она спит. Оставайтесь здесь. — Питер исчезает в квартире, и вскоре возвращается с костюмом, перекинутым через руку, и протягивает его Тони. — Вот.
Мужчина осматривает дыру в области ноги. — Он пуленепробиваемый. Что, чёрт возьми, ты сделал?
— Пуленепробиваемый, может быть, но не от светящегося пурпурным инопланетного оружия. Э-э…
Тони переводит взгляд с костюма на Питера, потом на его ноги, спрятанные под огромными пижамными штанами. — Как у тебя ещё осталась нога?
— Я быстро выздоравливаю, — пожимает плечами Питер, игнорируя недоверчивый взгляд Тони. — Так Вы можете это исправить?
— Могу ли я это исправить? Не оскорбляй меня, ребёнок.
Питер закусывает губу. — Вы приехали в Нью-Йорк только для того, чтобы стать моей швеёй?
Тони указывает на него. — Первое правило супергероев, малыш: не оскорбляй человека, поставляющего тебе технологии.
Парень подавляет зевок. — Ладно, извините.
И Старк вновь хмурит брови. — Поверь мне, не стоит терять ни одной свободной ночи. Ляг в семь, как все хорошие мальчики и девочки. И поспи.
— Откуда Вы знали, что я сейчас не сплю? — Питер трёт глаз кулаком, очень надеясь, что никто из соседей не надумает выйти из своей квартиры, пока он там стоит. У него нет сил объяснять присутствие Железного человека у входной двери.
— Поспи немного, Питер, — говорит Тони.
— Не могу.
— Сейчас ты не патрулируешь, и с твоим-то ай-кью домашнее задание не должно доставить пр…
— Нет, я… — Питер делает разочарованный жест, — я не могу. Я пытался, но не могу заснуть. Я смотрю в потолок и думаю…
Питер опускает руки. Он хмуро оглядывает коридор, облупившуюся краску на стенах, отдельные коврики перед каждой дверью. И подпрыгивает, когда Тони кладёт руку ему на плечо и сжимает.
— О чём?
— О… о разном. О людях, которых я не смог спасти. О Тумсе, его лице, и как он чуть… чуть…
— Дыши, ребёнок.
Питер втягивает затхлый воздух. Жарко. — Я Человек-паук, — говорит он, стоит его дыханию выравниться. — Я… я могу быть Человеком-пауком. Я могу им быть. Я просто… я просто… — он закрывает глаза. И Тони не убирает руку.
— Ты помнишь битву за Нью-Йорк?
Паркер открывает глаза. Миллиардер не смотрит на него; его взгляд прикован к двери лестничной клетки, побелевшей от неисправного дверного косяка и слегка приоткрытой. Свет просачивается с лестницы в полутёмный коридор. — Конечно.
— Прошло почти 10 лет, а я всё ещё вижу звёзды, стоит мне закрыть глаза. Я пронёс ядерную бомбу через портал, и я… — Тони обрывает себя и качает головой. — Я много чего вижу. И мне тоже иногда тяжело даётся спать. Но это был профессиональный риск.
Питер показывает на свою грудь. На нём только футболка с надписью «Мидтаунская Высшая Школа», но он изображает нечто большее — камень, валуны, груду искорёженных обломков, рухнувших на него. — Я всё время представляю, как рушится здание, я вспоминаю, насколько мне было тесно, насколько оно было тяжёлым, и мне становится трудно дышать. Но если это просто часть того, чтобы быть героем и тут нет ничего плохого, тогда…
— Какое здание? — Спрашивает Тони.
— О, — и Питер отвечает. — Помните, я встретил Стервятника на складе? Так вот крылья у него были съёмными. И они напали на меня, точнее, я так думал, на самом же деле это было лишь отвлекающим манёвром, а потом крыша упала мне на голову. Кажется, я на какое-то время потерял сознание, но когда пришёл в себя, Тумса уже не было, я был один. — Питер резко выдыхает. — Я оказался в ловушке под обломками. Я запаниковал и не знал, как позвать на помощь, я…
Тони не ругает Питера за его долгие объяснения и не обрывает его на полуслове. Тони говорит, только когда Питер останавливается.
Питер проводит рукой по резко побелевшим щекам. — Я выбрался сам. Я поднял обломки и последовал за Тумсом.
Тони изучает Питера. Как тот натягивает толстовку, избегая смотреть ему в глаза, как едва удерживается от поправки рукавов. И этот жест делает его моложе. Питер ещё слишком молод и неопытен по сравнению со Мстителем. Парень запинается — уже и так сказал слишком много — и старается не ёрзать.
— Это было плохо, — наконец решает Тони.
И Питер раскрывает рот. — Да, это было плохо, — наконец говорит он; одно, два, три, четыре слова. На этот раз не слишком много.
— Ты выбрался из-под рухнувшего здания. Самостоятельно. — Питер кивает — «Всё верно». А Тони осматривает длинный разрез на его паучьем костюме. — Твоя нога в порядке?
Питер снова кивает. — Вы же не… Вы же не собираетесь снова забрать его?
— Если бы я это сделал, ты бы перестал быть Человеком-пауком? — Питер смотрит на него, когда Тони лишь про себя усмехается и говорит. — Я не собираюсь забирать костюм. Ты его заслужил. Да и твоя тётя возненавидит меня, а на меня ляжет вина, случись с тобой что-нибудь похуже. В конце концов, твоя травма причиняет мне боль, а у меня уже есть комплекс вины, и как ты думаешь…
Тони обрывает себя, качая головой.
— Травма?
— Вообще-то ты неплохо справляешься с героизмом, — продолжает Тони, тыча Питеру в грудь, прямо над сердцем. — вот, что значит, правильное воспитание.
— Но… — парень указывает на испорченный костюм.
— В этот раз я сделаю его лучше.
— А что насчёт моей бессонницы?
— Как я и сказал: профессиональный риск. Это не твоя вина. Эй, — Тони сурово смотрит на Питера, и он инстинктивно выпрямляется. — Если вдруг станет плохо, поговори с кем-нибудь, ладно? Не обязательно со мной, но, по-крайней мере, у меня есть опыт в таких вещах, хоть это и вызывает у меня неприятный рефлекс. Твоя тётя знает, поговори с ней. Тебе пятнадцать, у тебя есть друзья. Поговори с ними. Чёрт, позвони Хэппи. Ему бы это понравилось. Ему нравится быть вовлечённым в твою жизнь.
— Это что-то вроде разговора по душам, — замечает Питер.
Тони потирает грудь и морщится. — Я знаю. Ладно, я должен идти, пока твой щенячий вид не заставил меня извергнуть мой ужин.
Тони засовывает костюм под мышку, идёт по коридору и нажимает кнопку лифта с полдюжины раз. Питер не возвращается внутрь. Он облизывает губы и кричит: — Старк?
— Ради бога, зови меня Тони.
— Тони… — Питер подпрыгивает. Лифт резко открывается, но прежде чем мужчина успевает скрыться внутри, Питер выпаливает: — Лучше действительно станет?
Тони надевает солнцезащитные очки и смеётся. — Если это случится, я позвоню тебе.
***
Когда Питер приходит в школу, в его шкафчике в красно-золотой коробке, красиво обернутой бантом, лежит его отремонтированный костюм. И на открытке, лежащей поверх свежевыстиранной ткани, написано: «Я не швея. Научись уворачиваться». А ниже указан номер телефона. Питер знает — на этот раз это не Хэппи.
мальчик-Жук (8:01): Вы взломали мой шкафчик?
мальчик-Жук (8:01): я уверен, что это федеральное преступление
Я не обычная мама, я классная мама (8:15): Всегда пожалуйста.
Я не обычная мама, я классная мама (8:16): и не раздавай этот номер. И не ставь под каким-нибудь дурацким прозвищем. Я доверяю тебе.
мальчик-Жук (8:16): никогда бы
***
Питер в кои-то веки приходит в школу пораньше; его домашние задания уже накопились, не хватало ещё, чтобы Мэй начала видеть сквозь его ложь. Питер идёт в библиотеку и, находя пустой стол, останавливается, ищет ручки, попутно пытаясь раскрыть и учебник.
Слова Тони вертятся у него в голове. Профессиональный риск, — сказал он. Тогда, если Питер собирается продолжать быть Человеком-пауком, это будет неизбежным.
За этот год Питер, как герой, стал лучше. У него есть костюм, наставник и город, находящийся под его защитой. Он больше не зациклен на Мстителях. Он знает, кто он и какое место занимает Человек-паук в огромном мегаполисе Нью-Йорк.
Год назад Питер тоже был в ужасном состоянии, но не таком, как сейчас. Скорбящим и беспокоющимся. Тогда было тоже трудно спать, но по другим причинам.
Питер думает о том, как увидит звёзды за веками и это будет его лучшее время, думает о том, как посмотрит на ночное небо и увидит лишь смерть. Он думает о том, как однажды, глядя на приземистое здание, увидит лишь его, а не отдельную цементную колонну — не возможную ловушку, готовую захлопнуться вокруг его головы.
Что-то ударяется о его затылок, и Питер резко оборачивается. Когда он пришёл, этот угол библиотеки был пуст. Что-то ударяет его снова и, отскакивая от виска, скатывается на ковёр.
Питер смотрит на смятый бумажный комок. — Что за чёрт?
ЭмДжей смотрит на него из-за книжных полок. Из карманов её толстовки свисают комки скомканной бумаги. Не отводя взгляда, она бросает ещё один ему в лицо, но Питер легко его ловит.
— ЭмДжей, какого чёрта?
Тогда она кидает следущий, однако он ловит и его, но уже другой рукой. — Кто-то должен был стереть этот тупой взгляд с твоего лица, — говорит она. — Не вмешайся я, ты бы все ещё был в ужасе, так что пожалуйста.
— Я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты швыряешься в меня вещами.
— Без разницы. Давай, следуй за мной.
Питер сгребает свои книги, и она ведёт его через библиотеку, петляя по проходам, пока они не достигают тесного заднего угла. У дальней стены, рядом с куртками, чипсами и стопками книг, есть крошечное пространство, невидимое снаружи, но откуда можно увидеть других людей в библиотеке.
ЭмДжей толкает Питера вперёд на подушку и хватает одну из его книг, а потом, прислонившись к полкам, листает страницы.
Она достает листок бумаги, только наполовину заполненный кривым почерком Питера. — Это эссе должно быть сдано в последний период. — Далее следует математика. — А эти тригонометрические вопросы были заданы вчера, и они ещё не выполнены. Да что с тобой такое?
Питер тянется за книгой, однако она держит её вне его досягаемости. — Это либо издёвка, либо какое-то помешательство? Не могу сказать.
— В последнее время ты ведёшь себя странно.
— Тогда помешательство, — Питер хватает пачку чипсов и вскрывает её лишь чем-то занять свои руки. — И вообще что значит «странно»?
— Всё просто, нервозность. Ты просидел за столом добрых пятнадцать минут, глядя на плакат о десятичной системе Дьюи.
— Мне нравится десятичная система Дьюи, — говорит он и морщится.
— Мне всё равно, Питер. Я просто хочу убедиться, что тебя не заменил человек из капсулы.
— Что?
— Люди из капсулы не могут соревноваться в десятиборье. — Она опирается рукой о дальнюю стену и наклоняется, глядя ему в глаза. Питер пытается откинуться назад, но там нет места; этот угол библиотеки не был предназначен для людей, не для двух уж тем более. — Так скажи мне: ты человек?
Питер закрывает глаза, считывая каждый вдох, а когда это не помогает, что-то тихо мямлит.
— Что?
— Э… — Питер прижимает руку к груди. — Это слишком мал…
— Вот дерьмо, — она тут же выходит из его личного пространства. — Я могу как-то помочь?
Питер отрицательно качает головой. А его нижняя часть тела словно статична. Это похоже на вкалывание иголок, как если бы кто-то лёг на него сверху, и одна половина его тела заснула. — Пространство, — цедил он сквозь зубы.
А потом ЭмДжей уходит, исчезает за углом среди окружающих книжных полок. Питер знает, что она там, за стеной из книжных корешков, но он слишком занят, втягивая горячий воздух, чтобы обращать на это внимание.
Паника отступает довольно быстро. Питер хватается за футболку. Затхлый рециркулированный воздух библиотеки в его лёгких не похож на цементную пыль, речную воду или кровь. Он вдыхает, выдыхает и вдыхает, пока пальцы не перестают неметь, а сердце, кажется, готовым выпрыгнуть из грудной клетки.
Когда дыхание Питера выравнивается, ЭмДжей вытаскивает разделяющий их толстый словарь.
— Я не знала, что у тебя клаустрофобия.
Питер проводит пальцами по грубой материи подушки и говорит: — Я тоже.
***
мальчик-Жук (2:41): Что Вы делаете, когда не можете спать
Я не обычная мама, я классная мама (2:43): построй что-нибудь.
мальчик-Жук (2:43): а если конкретнее, что, например???
Я не обычная мама, я классная мама (2:44): что-то полезное.
— Очень конкретно, — цедит Питер в подушку. Он перестаёт спать, выскальзывает из постели и набрасывает грубый дизайн. Когда он остаётся доволен им, то вытаскивает коробки с разными технологиями (утроенными с тех пор, как он встретил Тони, любящего бросаться в него вещами, дабы увидеть реакцию) и начинает воплощать его в жизнь.
Часы тают. Его пальцы жжёт знакомым образом, и волны поднимающегося беспокойства исчезают.
мальчик-Жук (4:58): Вы были правы.
Я не обычная мама, я классная мама (5:03): А разве я когда-то не был?
Я не обычная мама, я классная мама (5:04): как идут дела с роботом?
мальчик-Жук (5:04): нужно ещё доработать, ИДК.
мальчик-Жук (5:05): [Фото]
Я не обычная мама, я классная мама (5:05): неплохо.
***
Питер проскальзывает в окно сразу после полуночи. Мэй не установила строгий комендантский час, так как не хотела, чтобы Питер чувствовал, будто он лжёт ей за её же спиной, особенно теперь, когда она знает, что он это сделает, если ему придётся. Да, она хочет знать, когда он вернётся домой, вернётся ли и есть ли раны. Он знает, она предпочитает, чтобы он возвращался до часа ночи.