Идея сработала. Через полчаса, в течение которых мы делились впечатлениями и обсуждали невозможные доселе явления, мышь начала медленно закрывать глаза и вскоре уснула. Затем стандартная процедура седативное плюс обезболивающее, взятие материала и его изучение. Новая рана, возникшая вследствие «заимствования» мышечной ткани, также зажила целиком и полностью, что я не мог не посмотреть, фиксируя глазами каждый кадр. До чего же красиво-то…
Сравнили материал с тканями вырезанного при операции кусочка мышцы. В целом было заметно уплотнение миофибрилл***, что должно обеспечить более высокую силу. Плюс добавилось кровеносных сосудов для адекватного снабжения. Выходит, вирус не только обеспечивает регенерацию, но и в прямом смысле усиливает тело, как минимум. А это, в свою очередь, требует много энергии при работе. Мне вдруг снова вспомнились прожорливые пиявки. Тьфу, как я их не люблю…
– Как всё-таки странно то, что этот вирус совершенно по-разному изменяет здоровый и повреждённый организм, – делился со мной мыслями Хэм, пока мы ждали биохимический анализ, – Почему такое диаметрально противоположное воздействие?
– Да уж, та ещё загадочка, – согласился я. В голове всё ещё крутились кадры с отращиванием мышью лапки, – В целом механизм активации клеточной регенерации очень грубый. Неужели для этого нужно иметь неслабо так искалеченный организм?
– Сомневаюсь. Наверняка что-то конкретное включает интенсивное деление. Вот только придётся сломать голову, чтобы найти это нечто, – мой друг тяжело вздохнул и обернулся к приборам.
Впервые за долгое время я ощутил себя победителем. Пусть это будет совсем маленькая и, откровенно говоря, довольно странная победа, но это именно то, что я так давно хотел увидеть! Наконец-то нашлось свойство, настолько полезное и необходимое многим. Надо только набраться терпения и выяснить механизм активации, чтобы приручить его.
***
Нашу кропотливую работу прервал звук открывшейся двери. Первая мысль, вспыхнувшая в голове, – Маркус. Но фигура в белом халате принадлежала не ему, а Альберту Вескеру. Я облегчённо выдохнул.
– Есть новости? – сразу к делу перешёл парень.
Мы по очереди рассказывали о результатах наших экспериментов. Однако реакция, хм, руководителя была несколько неожиданной.
– То есть ничего нового. А я думал, вы хоть что-то способны сделать без меня, – он покачал головой.
– Так, давай только без хамства, – привстал со своего места Том. Вескер никак не отреагировал. Я решил вмешаться.
– Если хочешь какого-то конкретного успеха, то, соответственно, отдавай более конкретные поручения. Мы же толком не знаем, что ищем.
Альберт хмыкнул. Надеюсь, он признал, что для эффективности так будет лучше, я же вовсе не наезжаю.
– В таком случае даю вам такое задание: сравнить экспрессию генотипов обычных соматических, стволовых и инфицированных клеток. Где-то там должен найтись нужный нам фермент, – на этом наш гость закончил и отправился на выход. А мне надо было кое-что спросить, поэтому я побежал за ним.
– Альберт, подожди минутку! – я нагнал его в коридоре. Парень молча обернулся, – Что там с Маркусом? Как он себя ведёт?
– Я редко его вижу в последнее время. Выглядит как обычно, – значит, всё по-старому. Что ж, главное, что хуже не стало, – Но знаю точно, что он уже ставил опыты на других животных, в том числе на обезьянах.
А вот это было сюрпризом. Хотя, по-хорошему стоило ожидать, что Маркус долго на одном месте топтаться не станет и скорее начнёт изучать более сложные организмы. Но что именно он там изучает?
– Он исследует что-то особенное или всё подряд?
– Этого не знаю. И узнать без его желания не смогу. Да и не хочу, – хм. Неужели всё-таки не я один побаиваюсь заскоков безумного главы лаборатории?
– Что ж, вопросов больше нет. Будем работать.
* - ацидоз - повышение кислотности крови. Из-за этого перестают работать почти все ферменты, и наступает смерть.
** - гемолиз - разрушение эритроцитов.
*** - миофибриллы - органоиды мышечных клеток, непосредственно обеспечивающих функцию сокращения мышц.
Комментарий к Часть 7.
Глава посвящается всем лабораторным животным, страдающим во имя науки. Они страдали за нас, а ты даже не знаешь их имён.
Не знаю, как вы, а я никогда не стану учёным, я слишком люблю животных)
========== Часть 8. ==========
Снова возврат к молекулярному анализу ДНК. То, с чего мы начинали. Работа эта непростая, занимающая много времени, однако на этот раз у нас было примерное представление об искомом. Гудение и щёлканье приборов, пиликанье компьютеров – всё, как почти девять месяцев назад. Именно столько времени я провёл в Учебном Центре. И я уже толком не помню, когда возвращался в Раккун-Сити.
Пока я ждал, когда монитор высветит мне на дисплее полученные данные, невольно снова возвращался к одной и той же навязчивой мысли. Хочу ещё раз увидеть, как регенерирует тело. Как пласты клеток накладываются друг на друга, формируя знакомые по картинкам из атласов очертания, как нервы и кровеносные сосуды стремительно прокладывают свой путь к местам работы, как кожа скрывает от окружающей среды всё нутро. Каждый раз, когда эти кадры прокручивались в сознании, по рукам бежали мурашки. Я не могу внятно объяснить почему, но мне чертовски понравилось это зрелище. Никогда я не видел ничего до такой степени… вдохновляющего что ли. Как будто торжество жизни над смертью.
Надо работать. Приятные мысли могут подождать.
Периодически мы проведывали наших подопытных. Номер Два, как мы окрестили мышь, которой не повезло стать жертвой разрушительного действия вируса, продолжала своё существование, несмотря ни на что. Изредка ей давалась пища, которую она в обязательном порядке съедала, и всё на этом. По сути, ей же даже не нужен кислород. Так может закрыть её клетку каким-нибудь куполом да не страдать больше от этого кошмарного запаха?
Номер Три, счастливая обладательница невероятных способностей, напротив, излучала тягу к жизни, активно передвигаясь по клетке и интересуясь происходящим. Пришлось даже обставить её прибежище колесом и мелкими безделушками, чтобы не сводить животное с ума от скуки. Но это положительные стороны, ведь были и отрицательные. Всё-таки агрессивность у грызуна образовалась, причём, приличная. Хорошо, что ещё никому не «посчастливилось» быть укушенным. Чтобы почистить клетку, приходилось каждый раз прибегать к методу подсыпания снотворного в воду.
– Надо будет придумать другой способ успокаивать Номер Три, – предупреждал нас Крэйг, – Скоро у неё выработается рефлекс, и она перестанет пить воду, после которой обязательно засыпает.
Спустя пару дней наконец-то появились первые стоящие результаты молекулярного анализа. Нормальные стволовые клетки и клетки, инфицированные вирусом, синтезировали похожий фермент, который отсутствовал в обычных соматических. Гены, с которых экспрессировались эти белки мы решили условно и довольно-таки пафосно назвать «генами бессмертия». А ведь это была классная мысль – проверить стволовые клетки. Они же размножаются бесконечно.
– Если эти гены изначально заложены в нас, стоит ли заражаться вирусом? – задумался Хэм.
– Вообще-то стоит, – Том уселся на стул и положил ногу на ногу, – В норме кости никогда не отрастают после ампутации, а мышцы не восстанавливаются после такого объёма повреждений. А значит та разница, которую мы приметили в первичной последовательности белков, неслучайна.
В этом был смысл. Белок, который производили заражённые вирусом клетки, несколько отличался по строению от того, который в норме синтезировали человеческие стволовые клетки.
– Но как этот белок понимает, что в теле есть повреждение и необходимо его устранить? – я прищурился и посмотрел в один из мониторов, словно на нём был написан ответ.
– А вот это совершенно другой вопрос, – подметил Томас, – Как и немыслимая скорость деления, и его остановка в рамках изначальных физиологических границ.
Параллельно я всё раздумывал над тем, что такое изучает Маркус. Если он даёт задания Вескеру и Биркину, то не может знать о бессмертии больше, чем знают они, а значит и мы. Однако раз уж он экспериментирует с разными видами животных, то скорее всего ищет что-то, заинтересовавшее лично его. Что же?
***
Задержавшись сегодня наверху чуть дольше обычного, я спешил в лабораторию. Железный лифт с грохотом остановился, скрипучие створки разъехались в стороны. Поворот направо, и из-за дальнего угла возникает высокий силуэт главы комплекса. Сердце пропустило удар, но ноги не подвели и сами с сумасшедшей скоростью увели меня обратно за поворот. Заметил ли он меня? А может услышал? Как же тут тихо-то, в коридоре…
Ладони без моей воли сжались в кулаки и вспотели, лёгким стало не хватать воздуха. Вот она, паника. Глухие шаги по бетонному полу приближались. Так. Лифт тут, в трёх метрах, если я сейчас же в него забегу… Хотя зачем вообще Маркусу ехать наверх? Я всего один раз его там видел.
Значит он идёт в один из кабинетов. А в одном из них сейчас сидят ребята. Мне хватило решительности сдвинуться с места и аккуратно выглянуть левым глазом из-за угла.
Старику осталось пять шагов до двери. И каждый его шаг эхом отдавался в моей голове.
Два шага.
Один.
Мимо…
Всё-таки мимо. Он дошёл до следующей двери и стремительно скрылся за ней.
Я глубоко вдохнул, потому что неожиданно для себя не дышал несколько последних секунд. Быстрыми широкими шагами я проскользнул к нужному кабинету, тихонько забрался в него, отпустил ручку, закрыл замок и навалился спиной на дверь.
– Что с тобой опять? – я словил насмешливый взгляд Томаса, который стоял ближе всех.
– Ну-ка всем тихо! – прошипел я и предупредительно обвёл пальцем каждого, – Ни единого громкого звука! В соседнем кабинете Маркус!
Коллеги переглянулись и снизили темп работы, с осторожностью выполняя каждое движение. Я прислонился ухом к двери и стал ждать. Всего пара минут длилась невыносимо долго. Все мои чувства были сосредоточены на происходящем за стеной, я даже не слышал ничего, происходящего в этом помещении, как если бы оглох на одну сторону. Раздался звук открывающейся двери, которая затем закрылась, а потом он сменился на удаляющийся стук подошв о бетон. Когда за стеной вновь воцарилась тишина, я ещё несколько секунд пытался выслушать малейшее её нарушение, а после облегчённо выдохнул.
– Пронесло…
Ребята ещё раз посмотрели на меня, переглянулись и возобновили свою деятельность с прежней скоростью. Сердце замедляло свой бешеный ритм, который больно бил мне по грудной клетке изнутри и давящей пульсацией отдавал в виски. Фу-ух, вот так перепугался. А чего я, собственно, перепугался до такой степени?
Идёт себе старик по делам, а молодой здоровый парень шугается его, как козлёнок волка, и бежит со всех ног. Ужас! Как я могу быть таким трусом? Меня аж передёрнуло от неприязни к себе. Надеюсь, никто не заметил.
– Ты как-то совсем неважно выглядишь, – слева от меня возник Хэм и тяжело опустил мне руку на плечо.
– Согласен. Явно что-то ненормальное со мной творится. Жуткая фобия.
– Маркусофобия? – парень улыбнулся, и нервы в моей голове чуть подостыли.
– Я не знаю. Я по какой-то причине до смерти боюсь с ним столкнуться! – неожиданно меня посетила догадка, которая может быть причиной моего панического страха перед главой Учебного Центра, – А знаешь, мне так противны эти чёртовы пиявки, с которыми этот тип возился столько времени. Мерзость! Наверное, они ассоциируются у меня с ним.
– Что ж, вполне возможно, – и стоило мне на миг отвлечься на неприятные мысли, как их развитие было уже не остановить.
– И ещё кое-что. Маркус добрался в своих опытах до обезьян, – в глазах Хэма мелькнуло удивление, – Такими темпами он скоро доберётся до людей, – мой друг, кажется, хотел что-то сказать, но передумал, – А в листе заказов вряд ли можно указать в качестве подопытных людей.
Хэм убрал руку с моего плеча и осмотрел кабинет. Я тоже осмотрел.
– Думаешь, двое мальчишек не остановят его в случае чего?
– Я очень надеюсь, что остановят.
***
Я настраивал аппаратуру для новой задачи. Переключал тумблеры, в строгой последовательности друг за другом нажимал кнопки, вводил данные на клавиатуре и перепроверял всё для надёжности.
В кабинете на этот раз были только я и Джейн, пока остальные возились в химической лаборатории. Работали мы молча, пока девушка ни с того ни с сего решила спросить.
– Для чего ты хочешь создать лекарство? – ответ насколько очевидный, настолько и наивный.
– Чтобы людям жилось лучше, – серьёзно, какие ещё могут быть причины?
– Ты именно ради этого пошёл в науку? Я заметила, что вся твоя цель сводится к его поиску.
– По-твоему, моя цель какая-то плохая?
– Вовсе нет. Я всего лишь говорю, что ты движешься к этой цели, несмотря ни на что.
Так я и не понял, наезд это был или похвала. Но разговор о моей причине становления учёным всегда будил одно очень неприятное воспоминание. Говорят, что если высказаться, то становится легче. Может, высказаться всё-таки? В конце концов, это не грязный секрет и не государственная тайна. Это просто тяжёлое воспоминание.
– Хм. В детстве у меня был друг, очень хороший человек, всегда весёлый, общительный, – в груди немного защемило, – Мы всегда шатались по улице допоздна, гоняли во дворе на велосипедах. В какой-то момент он просто перестал появляться, словно уехал куда-то. И через три месяца я узнал, что он умер, – действительно, после этих слов будто камень с души упал и дышать стало свободнее, – Гигантоклеточная глиобластома. По двенадцать лет нам тогда было. Потом я всеми силами пытался понять, что это за страшные слова такие. Ходил в библиотеки, спрашивал у учителей, у знакомых врачей. Понял, что виной всему – нарушение в работе иммунной системы. А после ещё узнал, что в мире каждый год люди миллионами умирают от опухолей и ещё больше от разных других болезней. Поэтому я решил, что это нужно исправлять.
Джейн молча слушала, наверное, не найдя, что сказать. Да и не надо было ничего говорить. Это – опыт, который во многом определил моё будущее, но эмоционально он должен оставаться в прошлом.
И ещё я осознал, что совершенно ничего не знаю о Джейн, об этой скрытной особе. Когда мы все только знакомились девять месяцев тому назад, она ничего о себе не говорила, как и за всё время в целом.
– Ну а ты? Что ты о себе расскажешь?
– Со мной всё гораздо проще, – равнодушно пожала она плечами, – Выросла у дяди с тётей, так как родители исчезли почти сразу после моего рождения. Семья была нормальной, но тесно мы никогда не общались. Биологом решила стать, потому что хорошо получалось, ну а в процессе даже стало интересно.