– О! Возвращение блудного сына, – поприветствовал меня Том, отрывая взгляд от своей работы, – Ты куда пропал в самый интересный момент?
– Я ужасно устал. Имею я право на парочку часов сна? – он и Крэйг препарировали мышь. Точнее уже то, что от неё осталось.
– Не время отдыхать, коллега, когда мы открываем новые горизонты, – то ли я уже привык к этому извечному полу-нахальному тону, то ли сказано было беззлобно.
– Разобраться бы со старыми прежде, чем открывать новые, – я встал сбоку чуть поодаль, чтобы не расстерилизовать рабочее место, и рассмотрел содержимое импровизированного аутопсического* стола. В радиусе метра разносился лёгкий запах спиртовой горелки, приятно оттеняющий смрад от трупа. Ребятам было чуть лучше – они хотя бы в масках сидели.
Все внутренние органы, как я и предполагал, перестали быть похожими на себя. Печень превратилась в уголёк: маленький, тёмный, сухой, будто обрубленный. Первая треть кишечника заметно истончилась, а остальная часть вообще некротизировалась. Желудок пострадал не так сильно, но размер явно уменьшился. Содержимое грудной клетки я со своего места, к сожалению, рассмотреть не сумел, а подойти ближе не мог.
– Что с жизненноважными органами? – спросил я, отмахивая кошмарный запах. Крэйг заглянул в протокол вскрытия и зачитал записи.
– Ткань лёгких почти полностью некротизирована, бронхиальное дерево и трахея полностью некротизированы; сердце дряблое, уменьшено в размере, тёмно-красного цвета; магистральные кровеносные сосуды уплотнены; в мозге обнаружены обширные очаги некроза, поразившего всю кору больших полушарий, частично – кору мозжечка, базальные ядра и обонятельный тракт, – Крэйг вздохнул и немного отодвинул протокол, – Про спинной мозг подробнее посмотрим на гистологии, – я кивнул в знак понимания.
– А с иммунной системой?
– От селезёнки почти ничего не осталось, костный мозг и тимус тоже погибли почти без остатка.
– Есть срезы тимуса? И мне нужно посмотреть результаты анализа крови, – не может быть, чтобы иммунитет совершенно ничего не предпринял в ответ на инфицирование таким агрессором, – Крэйг кивнул на другой край стола, где стояла коробочка для предметных стёкол и лежали маленькие листочки.
– Всё там.
Я метнулся туда, чуть не споткнувшись в начале. Отыскав бумажку с общим анализом крови, я пробежался глазами по показателям, а затем более подробно вдумался. Эритроциты почти на нуле; гемоглобин, соответственно, там же, как и все остальные показатели. Лейкоциты интересовали больше всего, и я был серьёзно удивлён увиденным. Гранулоциты** были значительно ниже нормы. Моноциты* в порядке. А Т-лимфоциты, количество которых я ожидал хотя бы чуть-чуть повышенным, оказались едва ли не по нолям.
– Так что скажешь? – подал голос Том, – Всё-таки ты в этом лучше всех разбираешься.
– Дай-ка подумать, – я складывал в голове картину, словно детектив, представляющий сцену преступления, – Всё выглядит так, будто адаптивный иммунитет не успел выработаться, а врождённый просто не смог ничего противопоставить. К тому же вирус, похоже, целенаправленно уничтожает своих главных врагов, Т-лимфоцитов**.
– Какой хитрый набор нуклеотидов, – усмехнулся Крэйг.
Мне вообще-то стоило ожидать, что иммунитет против конкретного инфекционного агента не успеет сформироваться, учитывая огромную скорость репликации вируса и его чрезвычайную вирулентность. Точнее, последние факторы будут причиной, а первый – следствием. Вирус работает быстрее, чем тело успеет отреагировать в должном объёме. Для полноты картины было бы полезно взглянуть на биохимический анализ. В нём так вообще оказался полный хаос. Признаки тяжелейшего поражения печени, почек, сердца, мышц (что было видно невооружённым глазом); ионный состав плазмы и белок – набекрень; зато глюкоза по каким-то причинам была не настолько критичной.
Зачем погибающему столь диким способом организму много глюкозы? Для чего ему вдруг нужна энергия?
«Не требует энергии разве что мёртвый».
То есть он как бы мёртв, но при этом жив?
– Что за бред, – вырвалось вслух.
– Что за бред? – переспросил Том, по-прежнему не отрываясь от разрезания то тут, то там несчастного тела мыши.
– Как может организм одновременно быть и живым, и мёртвым?
– Разве он был мёртвым? – Томми искренне удивился, – Дышал, сердце билось, даже ходил немного.
– Вот именно! При этом все его органы были мертвы. Работало только то немногочисленное, нетронутое вирусом. Хотя… вряд ли оно может быть не тронутым. Вероятнее, он их оставил живыми для поддержания минимальной жизнедеятельности.
– Парадоксально.
Рассмотрев под микроскопом ткань тимуса, я не нашёл там ничего, кроме некроза и дистрофии. Каким-то образом вирус понял, что убить ему нужно именно Т-лимфоциты, а не другие иммунные клетки. Причём ведь вирус «родился» в теле пиявки, совершенно далёкого от мыши вида, к тому же лишь с зачаточными признаками реального иммунитета. Откуда в таком случае ему знать, как действовать вне организма пиявки?
Попытки найти ответ будут бесполезной тратой времени. Может, нам вообще не суждено узнать его. По крайней мере на нашем текущем этапе.
И вообще, это всё посмертные данные. Чего ж мы опять не догадались взять хотя бы кровь, пока подопытный ещё был похож на живого!
«Но кто же знал, чем всё обернётся?».
– Необходимо ещё одно испытание, – высказал я, выключая лампу микроскопа.
– Ха! Я тебя прямо не узнаю, Марти! – воскликнул Том, – Это ты тот самый парень, который полгода назад был так против экспериментов на животных? – не сказать, чтоб он задел меня за живое, но всяческие подколы я в принципе не люблю.
– Я изменился. Ты нет, – в ответ Томми рассмеялся.
– А мне и незачем. – Что ж. Все правы, все довольны, – Хорошо. Только давай не сейчас. Утром.
***
Мы завершили всю работу со вскрытием и интерпретацией результатов. Дополнительно проведённая проба показала также зашкаливающее количество вирионов в крови и очень внушительное – в слюне. Выходит, передаваться вирус так и будет через кровь и слюну.
Примерно в шесть утра я вышел из кабинета, чтобы принести другую лабораторную мышь, и увидел идущего навстречу Биркина.
– Марти! Ну-ка срочно помоги мне! – напористо начал он, даже не поздоровавшись.
– Что такое?
– Я разбираюсь, какие ферменты синтезирует новый вирус, – он уже подбежал ко мне и за локоть потащил к себе, – Вдвоём быстрее. Давай, идём.
– Где же твой друг? – я видел Вескера без Биркина, но ситуацию наоборот – ещё ни разу.
– Он другим занят. Давай-давай, время не ждёт.
– Время не ждёт, но меня ждут мои товарищи, мы там тоже работаем! – было, конечно, забавно, но больше походило на похищение.
– Тогда скажи им, что я тебя забираю, и возвращайся! – мальчишка отпустил меня, сопроводив крайне требовательным взглядом, и чуть ли не телепортировался в свой кабинет. Я не мог не купиться на такую неподдельную страсть к делу. Сколько рвения, сколько настойчивости! Вот, кто реально отдаёт всего себя работе, не предаваясь унылым размышлениям и страху.
Я дошёл-таки до вольера, забрал оттуда клетку с новой мышью, принёс Томасу и Крэйгу, объяснился, словил полные растерянности по поводу моего очередного странного поведения выражения лиц и направился к Уильяму.
Работать с ним было тяжеловато. Просто потому, что я не успевал за этим парнем. У меня уже проскользнула шальная мысль, а не принимает ли он какие-нибудь психостимуляторы, поскольку обычный человек не может с такой скоростью мыслить и вообще что-либо делать. Я читал как-то о вундеркиндах, но уж точно не предполагал, что когда-нибудь встречусь с таким и даже буду бок о бок работать.
Постепенно я уже начинал чувствовать себя обузой, но Уилл не показывал никаких признаков недовольства или раздражения.
– Может ты бы быстрее справился один? – скромно поинтересовался я.
– Нет, ты мне очень помогаешь, – из-за торопливого тона было непонятно, сарказм это или нет, – Мне надо как можно быстрее с этим закончить и переходить к испытаниям.
– Это тот самый новый вирус, который способствует регенерации? – Уильям на секунду даже остановился на полпути от одного стола к другому и обернулся ко мне.
– А ты откуда знаешь?
– Альберт рассказал и попросил как раз с этим разобраться.
– Так значит он тоже далеко не убежал, – вдруг облегчённо высказал Биркин. Я что-то не понял.
– В смысле? Вы не вместе работаете?
– Ну, мы немного не сошлись во мнениях и продолжили исследования каждый своим путём. Вот и посмотрим, кто окажется круче, – Уилл ухмыльнулся так, будто уже победил в гонке.
Сдаётся мне, что Биркин в этом соревновании победит. Пусть они оба прибегнули к посторонней помощи, а к моей личной так вообще вдвоём, не запрещается же привлекать к делу коллег. В конце концов, цель у всех одна и та же. К тому же учитывая, что наша команда сейчас надолго встрянет в вопросе загадочной регенерации, успехов в продвижении это Вескеру не добавит. Может, ему тоже предложить справиться в одиночку? Но ведь это уплата моего долга… Хотя я давно пожалел об этой дурацкой сделке, поскольку почти ничего не получил, а взамен теперь чувствовал себя морально обязанным. Вечно сам себя ввязываю во всё подряд.
Просидев ещё некоторое время с Биркиным, я вернулся на своё законное игровое поле. Коллеги, разумно решив вновь меня не дожидаться, уже провели инфицирование мыши и через полчаса взяли первый анализ крови. Что ж, сейчас узнаем, как на самом деле работает этот проклятый вирус.
* - Аутопсия=вскрытие.
** - Гранулоциты - разновидность лейкоцитов, содержащих в плазме окрашивающиеся гранулы с биологически активными веществами; их больше всего в организме.
* - Моноциты - другой вид лейкоцитов, самые крупные из них; занимаются в основном пожиранием бактерий.
** - Т-лимфоциты защищают организм от вирусов путём убийства собственных заражённых клеток.
Комментарий к Часть 6.
За большое количество сложной лексики и сносок прошу пардонить. На понимание происходящего они никак не влияют, так что сильно не зацикливайтесь, если что-то не знакомо.
А вообще часть вышла какой-то зигзигообразной, не находите? С этим надо что-то делать.
========== Часть 7. ==========
Как только биохимия крови и общий анализ были готовы, мы принялись изучать результаты. Уже началось разрушение печени и мышц. Не представляю, какие страшные мучения были бы, если внутренние органы имели болевые рецепторы. В детстве, под влиянием мультиков и сказок, я думал, что у животных есть разум, что они также воспринимают и понимают многие явления вокруг, думают о чём-то, переживают. О чём бы сейчас думала мышь, зная, что разлагается изнутри? Что всё тело, гармонично работавшее всю жизнь и обеспечивающее саму возможность к существованию, умирает. Клетка за клеткой останавливает свою работу, растворяет само себя, извращает естественный облик и постепенно отнимает у владельца его воплощение в этом мире. Паника, страх, злость, отчаяние, безысходность. Как хорошо, что ни о чём подобном мышь думать не может.
Подопытный грызун всё же проявлял признаки беспокойства. Он каждые несколько секунд менял своё месторасположение в клетке, изредка вглядываясь вдаль, словно надеясь увидеть там того, кто вернёт всё, как было. Я заметил, что движения его стали менее ловкими, он словно прихрамывал и неточно рассчитывал свои шаги. Очевидно, что мышечная ткань разрушается полным ходом.
Следующий анализ закономерно отразил начало конца для почек. Огромное количество токсинов, выделяющееся повреждёнными клетками, не обезвреживалось в полном объёме в такой же повреждённой печени и отравляло почки. Те, в свою очередь, и без того перегруженные работой, вовсе переставали выводить из организма яды, оставляя их плавать в крови и продолжать загрязнять всё, до чего достают капилляры.
Спустя ещё время мышонок прекращает двигаться. Тяжело куда-то идти, когда всё внутри тебя – один сплошной чан с отравой. Вспомнить, как я неудачно перекусил в университетской столовой, а потом меня три часа тошнило, да к тому же сопровождалось головокружением и полным упадком сил… А теперь умножить эти ощущения раз так в двадцать тысяч.
Я хотел уже было отойти, чтобы больше не смотреть на несчастную мышь и не проецировать неосознанно её состояние на себя, но услышал какой-то свист из клетки. Или даже не свист, а хруст. Пришлось наоборот подойти поближе, дабы разобраться. Грызун глубоко и редко дышал, а услышанный мною звук оказался хрипом, доносящимся из его лёгких. Дыхательные пути забились. Кровью, наверное, или собственными разваливающимися тканями. При этом откашляться животное даже не пыталось, хотя состояние, при котором тебе что-то очень мешает дышать, обычно вызывает чрезвычайно интенсивные реакции, направленные на восстановление спокойного дыхания. В противном случае ты будешь чувствовать себя, как будто захлёбываешься водой и ничего не можешь поделать.
Кто-то предложил измерить температуру тела. Самый обычный термометр бесполезен в такой ситуации. Хэм пообещал разрешить проблему при помощи лаборантки Мелины и через десять минут вернулся с тепловизором. Благодаря нему удалось зафиксировать падение температуры тела до тридцати четырёх градусов. Удивительно, как при такой низкой температуре так быстро проходили все химические реакции в организме.
Последний проведённый анализ крови уже был гораздо больше похож на посмертный, что мы взяли у предыдущего подопытного: ацидоз*, гемолиз**, гибель лейкоцитов. По идее уже из-за первого мышь должна умереть. Но она до сих пор жива.
Шерсть так и лезет, кожа отслаивается по кусочкам, глаза мутные, на внешние раздражители животное не реагирует. Гниющее тело источает кислый удушающий запах, отчего долго находиться в радиусе метра удаётся, только предварительно задержав дыхание. Джейн предложила один из самых мощных раздражителей – еду. Толстый лист капусты разместили в двух десятках сантиметров от подопытного. Как ни странно, мышь-таки учуяла запах пищи, медленно повернулась в её сторону и неуклюжими движениями продвинулась к еде. Не обнюхивая добычу, как это обычно делают мыши, она подрагивающими лапками попыталась взять лист, но удалось только со второго раза. А ела она с большим аппетитом.
Мда, трудно в полной мере осознать то, что видишь. Ходячий труп уплетает за обе щёки еду, будто вовсе не умирает. Жевала она довольно медленно, но уверенно.
– Пищевое поведение не пострадало, – констатировал зоолог Крэйг, – Центр голода функционирует.
– Верхние отделы пищеварительного тракта не омертвели, – напомнила Джейн, – Значит, вирусные изменения подразумевают необходимость питаться. Другое дело, что лёгкие вдруг оказались не нужны, – это вообще-то было гораздо более странно, чем всё остальное. Как организм будет получать энергию без кислорода? – Думаю, вирус переводит тело на анаэробное окисление.
– Похоже на это. А первое время или в отсутствие пищи извне организм использует в качестве субстрата собственные ткани.
«Удобно-то как. Нечего есть – поешь сам себя».