========== 13 причин Энни ==========
I.
Сначала был звонок. Такой непрерывный и цепкий, пытающийся окончательно вытащить тебя из глубин беспамятства. Услышав его, силюсь открыть глаза сквозь припухшие веки. Воспалились они из-за слез. Но причину озвучивать до сих пор тяжело. А как-никак со дня похорон прошла почти целая неделя. Я не привыкла плакать, но все меняется. Кто-то уходит, а кто-то остаётся так. В невесомости. В неизвестности.
Её дом уже опустел, потому я бесцеремонно на правах близкого друга порылась в её вещах. Наверное, это неправильно. Но хотелось найти ответ на случившееся. И ведь нашлось же в одном из ящиков письменного стола. Кассеты, адресованные мне и подписанные аккуратным почерком «Тринадцать причин, почему Энни Креста ушла из жизни…». Они, то есть кассеты уже поджидали меня.
Я немного дремлю перед прослушиванием, чтобы оттянуть время. Но раз проснулась то нужно прослушать кассеты. Встаю с кровати и спускаюсь в гостиную. Там темно, ведь уже глубокая ночь. Гостиную освещает лишь тусклый свет уличных фонарей. Нахожу настольный светильник и включаю его.
Развязываю атласную ленточку, открываю коробку и достаю плеер. Она все продумала заранее, она готовилась к этому, раз даже не забыла положить туда наушники. Вставляю первую кассету и нажимаю кнопку «проигрывать». В наушнике раздаётся уставший голос, который не ожидала уже услышать.
КАССЕТА 1.
Джоанна, ты меня слышишь?
Да, слышу. Но ты меня нет.
Это я. Энни. На улице лает собака, неодобрительно так, будто знает мои замыслы. Я, наверное, тебя удивила. Ну, перестань же, уже действуешь на нервы. Это я не тебе, Джоанна. Ладно, придётся смириться как всегда. На чем я остановилась?
Не знаю. Но продолжай, пожалуйста. Мне просто нужно понять, что с тобой произошло в последние дни.
Вероятно, ты хочешь знать причину.
Хочу.
Как бы тебе бы сказать? Понимаешь, я просто очнулась. Прозрела. Ты чувствуешь, что мой голос твёрд? Ты слышишь мой голос по-настоящему и впервые. Он был таким. До игр. А знаешь, это так странно рассуждать о том, чего нет. Но ведь меня тоже нет, то есть не будет. Хотя, в этом есть смысл. Я тебе расскажу. Терапия доктора Аврелия прошла успешно, а я просто применяю данные мне навыки. Только не надо его обвинять, он сделал свою работу. А дальше я уже сама делаю свой выбор. Записываю эти записи для тебя. Записываю их и для себя. Ведь война окончилась, пора и мне заканчивать свои дела.
Нет, не пора, Энни.
Это началось давно. Он предлагал бежать, он это Люк. Мой напарник. 4 — дистрикт. 70-е игры. Как тебе самой известно, благодаря Мегз, а позже стараниям Финника наш дистрикт заключал союзы с профи. И тот год тоже был не исключением. Я жутко боялась их, но кто бы рискнул отделиться? Выделиться, стать заметной, а главное стать мишенью?
Потому мы просто доверились менторам. Мы хотели им верить.
Как мы с Лоренсом вслушивались в каждое слово Волка.
Нам было необходимо верить. Потому мы верили. Тонули на дно, но кто тогда знал, что мне удастся оттолкнуться оттуда, от дна? Не дрожи, спрячь руки в карман, в крайнем случае, и старайся делать непроницаемое лицо. Так говорил Финник. Так я и делала. Так делал и Люк. Я старалась делать все, что он скажет, тогда для нас с Люком он был спасителем, этаким знамением свободы и спокойствия. Я надеялась, что мы прорвёмся. Может, обойдётся? Может нам не достанется? Не обошлось. Слабым и тем, кто считает себя слабыми, всегда причитается должная смерть. Продолжение следует, прошу сменить кассету.
Ты не была слабой, Энни. Почему ты так решила? Нажимаю кнопку «стоп» и меняю кассету на следующую. Жду, когда в наушниках прозвучит знакомый мягкий, мелодичный и мёртвый голос.
КАССЕТА 2.
Ты здесь, Джоанна?
Да, Энни. Я здесь была. Всегда. Но я понятия не имела, что с тобой происходило.
Тогда я буду рассказывать дальше. Ночью было холодно. На арене, да. Мы с ним зашли в палатку. Там было тесно и темно. Но мы были вне досягаемости от наблюдательных профи. Хотя бы мысленно. У него было осунувшееся лицо, я его запомнила. Я запомнила Люка. Он тогда сказал:
— Энни, если придётся, будем бороться с профи и постараемся уйти с честью.
Нет, я это придумала. Так звучало бы благороднее, словно мы смогли сохранить человеческое достоинство. Но было не так. Он сказал:
— Энни, я случайно поругался с Реджинальдом. Повезёт нам, если доживём до утра.
Это было стаккато, но я бы хотела, чтобы он соврал. Однако он был честен. Говорил он о трибуте из первого, который любил напевать серенады. Жаль, что и добровольные убийства тоже входили в этот список. Я сказала ему:
— Случайно?
Хотелось бы, чтобы это звучало как упрёк, но я тогда просто констатировала случившееся. Как жалко, но такая увлекательная фраза. Он попытался меня успокоить.
— Мы можем уйти сейчас. Они устали, они скоро заснут.
Они устали, но никогда не устают от крови, мысленно добавила я. Он врал мне, он врал себе. Но я его не перебивала.
— Уйдём сейчас?
— Нет, Люк. Лучше на рассвете.
— Ладно.
Какой содержательный диалог. Но я тогда довольствовалась даже этим. Этот разговор был ценен, а мне было страшно. Потому и так разошлись. Я не стала спать, хоть и легла в одну палатку с Вивиан, чтобы не вызвать подозрение остальных трибутов. Тогда инстинкт самосохранения спас мне жизнь, но сейчас и оно выдохлось. Я притворилась, что не слышала стычку Люка с Реджом. А потом мы улеглись окончательно. Она спала. Вивиан. День был для неё насыщенным. Кажется, она тогда долго охотилась за девушкой из седьмого. Да, она её убила. Прости, Джоанна. Я её не знала. Полагаю, она просто останется очередной безымянной для нас, как бы горько это ни прозвучало. Её смерть породила жуткую усталость у напарницы. Она быстро заснула. Так твой дистрикт спас меня.
А я могла бы спасти тебя, если бы ты мне доверилась. И да, у этого безымянного трибута было имя. Джун. Я делаю медленный вдох и увеличиваю громкость, чтобы внимательнее запечатлеть, выжечь и выслушать твои слова.
Потом я уселась и медленно отбросила одеяло. Расстегнула замок палатки немного и увидела… увидела, что Люка. Всхлип Энни. Джоанна. Они. Кассиан и Реджинальд связали его верёвкой, а в рот засунули серую тряпку, чтобы Люк не перебудил остальных. Они мстили за что-то, а они умели это делать.
Повторяю про себя: а они умели это делать. Не буду отрицать.
И у них была пила. Они собирались пилить его шею, понимаешь? Люк беспомощно мотал головой, Кассиан тогда ещё его ударил. А Люк тем временем мычал. Металлическая пила все вгрызалась в плоть. Пахло кровью и мочой. Но не моей. Ведь я просто наблюдала над тем, как они его пилили и пилили. А я смотрела.
Энни нервно смеётся. А я не дышу. Ничего не могу почувствовать. На играх бывало и не такое, но Энни всегда была впечатлительной. А может это я бесчувственная?
Старалась не шевельнуться, чтобы не разбудить напарницу. Эти отпилили его голову. Они не они. Они стали этим. Эти обезглавили его живьём, и голова покатилась на правую сторону поляны.
Стало необычайно тихо. Наверное, тогда распорядители позаботились об этом. Птицы перестали петь, и ветер не дул. А потом прогремела пушка. Пикантная ситуация. Но никто не проснулся. Она не проснулась, потому я жива. А они прошептали:
— Завтра устраним другую. Утром.
Я ушла. Я их услышала. Со стороны, кажется, что просто взяла и ушла, словно это было легко. Мне повезло, что я смогла сбежать до рассвета. Дальше ты знаешь. Потом землетрясение и развал дамбы. Всем известно, что нас всех унесло водой, для всех это был скучным сезоном. Скучным сезоном для них.
Им всегда были нужны лишь зрелища. Ты знаешь это, Энни. Ты знала. Почему ты обижаешься, словно этого не знала?
А нам было весело. Я крепко обхватила какой-то кусок дерева, а Реджинальд тонул. Барахтался в воде, уходя вниз в ад. А я чувствовала себя прекрасно в этом аду. Потому что это было ничего по сравнению со страданиями Люка. Я заслужила.
Не совсем. Ну, немного может быть. Хотя, нет. Он мог бы уйти в одиночку.
Я жалею, что тогда не согласилась. Не ушла с ним. Не утонула. Хотелось, но я всплыла из глубин, потому что кровь моего дистрикта была сильнее, чем мои желания. Люк мёртв, а я проиграла. Это и стало отправной точкой. Теперь ты тоже будешь помнить его имя и надеюсь чтить его память вместо меня, когда меня уже не будет. Джоанна, если ты дослушала, хочу выразить тебе благодарность. Ты сильная, потому ты справишься дальше.
Нет, Энни. Ты не проиграла тогда. Ты проиграла лишь неделю назад. Но какой смысл теперь это говорить? Медленно вытаскиваю кассету. И обнаруживаю фото, прикреплённое к задней стороне кассеты. На нем изображён юноша с медными волосами, улыбающийся и живой. Люк. Не волнуйся, Энни. Я его внесу в «книгу памяти» Китнисс Эвердин. Бережно кладу снимок в карман и вставляю следующую кассету.
КАССЕТА 3.
Джоанна, что лучше безопасность в неволе или свобода?
Не могу ответить. У меня ничего этого не было.
Да. Ты знаешь, все победители знают ответ. Я выиграла игры к несчастью для своего дистрикта. Позорная победа, как они говорили за моей спиной. Будь я из третьего или одиннадцатого, они бы обрадовались даже такому. Но нет, это был четвёртый. Тогда ещё Финник, мой ментор сказал, что на пороге новой жизни всегда одиноко, но не стоит небрежно отбрасывать шанс данный мне.
Но ты отбросила.
Они, мои менторы, когда у нас был тур победителей, старались, чтобы я держалась спокойно, словно я заслужила свою победу. А я не могла. Провалилась. Мямлила, когда читала бумажку. Не могла выносить их глаза наполненные ненавистью. Все до меня это выносили как-то, а я оказалась слабачкой в тот момент. Нервно смеялась, когда не знала чем заполнить паузу. Закрывала глаза, опускала голову, чтобы раствориться перед зрителями. Я заслуживала неодобрение, но вместо этого Финник одаривал меня дружелюбной улыбкой и приносил тушёную говядину с фасолью, чтобы я не утомлялась. Финник за все семь лет своего менторства старался заботиться о своих подопечных с полной отдачей. За это время я не услышала ни одного упрёка, он старался быть для нас другом и братом.
Да, он был нашим другом. Даже больше. Братом и родственной душой. И твоей любовью, Энни.
Однажды, когда наш поезд остановился в седьмом, мы вышли прогуляться в осенний лес. Я и он. Думая о прошлом, мы выбираем красоту. А я выбираю этот момент нашей жизни с ним. Деревья уже опустели и ветки оголённые предстали перед нами во всем своём уродстве и незащищённости. Листья цвета засохшей крови и разложения лежали на земле. Они предупреждали меня, что ничего ещё не закончилось. Финник молчал. Он был таким грустным, а я не хотела спрашивать причину, хотя могла бы. Ведь он был старше меня всего лишь на полтора года. Потому мы могли поговорить. А небо оно было серым, успокаивающим и безмятежным. Тогда он подал голос. Он робел.
— Как думаешь, люди забудут, что ты заколол ровесницу трезубцем, если улыбнёшься?
Я сказала ему, да. И замолкла. Зачем он сказал мне это? И знаешь, что самое страшное? Я не могла его понять, ведь мне никогда не приходилось делать этого на арене. В каком-то смысле я даже тебе завидую, Джоанна. А ещё ужаснее было то, что его улыбка и вправду заставляла людей забыть, что Финник тоже убийца и преступник. В каком-то роде. Мне стыдно, но, несмотря на всю его любовь, эти тёмные мысли никогда не покидали меня. А вдруг он притворяется гуманным?
Я знаю, что это не так. Но все же почему я не могу о нем думать лучше? Почему у меня не получается? Когда я проговариваю эти строки для тебя, мне до сих пор мерещится тот тяжёлый аромат осеннего дождя. Я знаю, он хотел убедить меня в своей невиновности. Но момент был упущен, он молчал и я делала тоже самое. Потом он снова улыбнулся и примерил игривую маску.
— Хочешь кубик сахара?
Вот что он сказал тогда. А я взяла кусок, хоть и не заслужила его откровение. И того кусочка сладости, Джоанна. Люди никогда не могли на меня опереться, потому мне сейчас не страшно оставлять кого-то.
Вытаскиваю кассету. Глаза не моргают. Я в ступоре. Неужели Энни так думала? Не могу поверить. Но ведь я никогда не рассматривала Финника, да и себя с такого ключа. Мы не убийцы, хоть и убивали. Она этого не поймёт, она права. Но это не то за что можно завидовать. Как заведённая кукла меняю кассету. Ведь сейчас я и вправду кукла. Куда укажет Энни, туда и поверну.
КАССЕТА 4.
Знаешь, Джоанна. Мне кажется, что человека любить легко, когда его знаешь не слишком близко. Ну, что я могу теперь сказать о Финнике?
Закрываю глаза, чтобы воссоздать образ умершего друга. Мне кажется, я не хочу знать неизвестную мне Энни. Энни в конце её жизни.
Он нигде. Он пустота. Он просто имя в рассказах. Его нет. Но он остался в истории. Зато его здесь нет. С каждым днём его образ тускнеет, а я настраиваюсь, чтобы окончательно не растерять его. Хочется ощутить тепло его рук. Но мы больше не держимся за руки. Мы не будем танцевать так задорно, как на собственной свадьбе. Я больше не уловлю на себе его мимолётный взгляд. Почему-то я всегда думала, что его глаза зелёные. Чарующие и дьявольские, хоть они и были лазурного оттенка. Наверное, все из-за золотистых волос пахнущих хвоей.
У него был ещё такой шампунь. Мы даже в тринадцатом шутили, что у здешних жителей нет никакой индивидуальности, потому что все они моются только дёгтем. И соответственно пахнут…
Отвратительно.
одинаково. Мне ещё хочется услышать своё имя. Ты бы сказала, что я многого хочу. Я знаю, ты права. Я не насытилась, я ненасытна. Наверное, это и объединяет всех тех, кто вышел из игр живым. Можно быть ненасытной и будучи не победительницей. Кто-то не может насытиться своими страданиями, лелеют его и стараются не жить, а просто существуют. Это я тебе, Джоанна.
Теперь я злюсь. Да что ты знаешь, Энни? Не помню, что мы с тобой обсуждали мою семью. Я хотя бы существую в отличие от тебя. Сердце жутко колотится, что не могу больше сидеть на диване. Резко встаю и направляюсь к крыльцу дома. Может холодный воздух, остудит обжигающие слова Энни. Мимоходом включаю следующую кассету.
КАССЕТА 5.
Тебе когда-нибудь было стыдно за свою неосведомлённость? После моей победы, Финник строго приказал мне наведаться на столичную вечеринку в потёртом балахоне и венком из одуванчиков.
Сердце мучительно защемило. Я даже догадываюсь, о чем пойдёт речь.
Мне это довольно показалось странным, но я не спорила. Я не была в состоянии. Ты же знаешь, насколько тогда я была «адекватна». А хотя стоило. Стоило надеть это роскошное фиалковое платье с серебряными блёстками. Тогда бы он бы не переживал бы эту боль сам. Я могла бы с ним это разделить. Но я как всегда послушалась его. Глупо, но я оправдываю себя тем, что он был моим ментором. Он сделал так, чтобы меня больше никогда не приглашали в столицу. Он спасал меня, но я не понимала тогда от чего. Лишь в тюрьме, лишь там я узнала правду. И то по телеэкрану, а не от него самого. Сидя в камере, я слушала его голос под нервные смешки миротворцев. Так вот он какой, наш красавец говорили они. Я не знала, что его продавали. Я не знала, что он жил в адском безмолвии, что он жил в безмолвном аду. Я не знала, что победителей выставляли на аукцион. Это ведь он тебе запретил распространяться о том, чем вам приходилось заниматься?
Нет. Но никто бы из нас не стал бы говорить о таком вне стен платинового особняка. Мы даже между собой это и не обсуждали. Я начинаю дрожать. От усталости? От холода? Или от всплывающих воспоминаний? Я ведь всегда могу выключить и забыть. Я напугана, я не хочу это слушать. Но я не могу просто взять и выбросить. Не могу.
Джоанна, прости меня. Я знаю, что тебе неприятно затрагивать эту тему. Но нужно.
Нужно? Да что ты знаешь об этом? Тебя ведь там не было. С трудом сглатываю, оттираю рукавом слезу.
Я не знала. Я была слепа и защищена им. Говорили ли мы об этом, о его прошлом в тринадцатом? Нет. Он старался не затрагивать эту тему.