========== Глава первая. ==========
Одинокая фигура блуждает в туманном поле. Двигается неторопливо, будто что-то выжидает. В свою очередь местность, утопающая в серебристой дымке и глумливой тишине, как-то не располагала к расслабляющей обстановке. Естественно, что при таких обстоятельствах серые глаза наблюдающей так и непрерывно вглядывались в безлюдную окрестность. Китнисс, так звали эту девушку, останавливается, уловив в воздухе сладковатый запах апельсинов. Напряжённо обдумывает. Все происходящее кажется ей странным. Не может быть, чтобы в злаковом поле пахло апельсинами. Именно с такими мыслями девушка долго стоит на одном месте.
— Не вижу смысла бродить дальше, это сон, — устало проговаривает она и убирает тёмную прядь волос за ухо.
Что ж, теперь ей бы проснуться. Но обычно пробуждение было делом из нелёгких. Она могла бы закричать и проснуться на этом моменте. Не досматривать сон, чтобы и дальше не вспоминать детали того события. Даже несмотря на то, что уже прошло целых восемь лет. Во всяком случае, ласковый голос сестры смог бы пробудить её ото сна. Но сейчас Китнисс была в колледже, а соседка ещё не вернулась с университетской поездки. Так что комната пустовала. Это означало, что её никто не разбудит. Потому, наверное, в этот раз придётся продираться до конца. Одной. Осознав своё бедственное положение, девушка тяжело вздыхает и ждёт. Не двигается с места, пока в пространстве из ниоткуда не возникает дверь. Она напряжённо тянется к деревянной ручке и дверь открывается. Холодный свет, льющийся оттуда, поглощает её и переносит туда, где все начиналось.
Теперь Китнисс не одна, а стоит посреди спешащей, суетливой толпы в торговом центре. Массивная ёлка, украшенная золотистыми шариками, въедливый запах дешёвых духов, и стойка апельсиновых кексов, точнее обилие вещей действует ей на нервы. Стоять как истукан не вариант, так что она бредёт дальше, углубляясь в разношёрстную толпу.
Позже её взгляд непроизвольно падает на стенд сладостей. Не то, чтобы она одержима ими, но сказывается привычка младшей сестры, которая частенько тащила её посмотреть на пироги в витрине булочной. Ванильные пряники, булочки из песочного теста, карамельное печенье с миндалём, изобилие всего так и поражает. Как-никак уже конец ноября, не удивительно, что ей снятся такие сны.
Китнисс в повседневной жизни довольно упряма, но сейчас она решает не спорить со своим подсознанием. Наверное, она когда-то и вправду оказывалась в таком-то месте. Тем более, когда мозг услужливо подселяет в сон апельсиновые кексы, на которые так и невольно падает взор. Но на лавку засматривалась не только она. Кажется, что ещё один посетитель центра не спешил уходить с этого места.
Спустя некоторое время Китнисс обращает взгляд к неизвестной. Около лавки стоит маленькая девочка. Из рукавов голубого платья торчат худые руки, лицо измождённое, но робко улыбается. Обе фигуры моментально оборачиваются, когда добродушный мужской голос обращается к ребёнку.
— Китнисс, пойдём домой. А то мама заволнуется.
Но малышка, будто заворожённая не реагирует на обращённый к ней голос. И повзрослевшая Китнисс видит себя саму, своего покойного отца и смутно начинает припоминать сценарий этой кошмарной вылазки в город.
Другая Китнисс недовольно бормочет что-то вроде «сейчас», пока нынешняя пытается взять себя в руки. Она решительным шагом подойдёт к удаляющемуся мужчине и отговорит его от дальнейшего. Сделает так, чтобы он не двинулся в сторону лифта, этой треклятой стеклянной кабинки, стенам которой вскоре предстоит окраситься в цвет алой крови. Китнисс идёт за мистером Эвердином, немного колеблется, но дотрагивается до него. Однако рука проходит сквозь плечо. Этой Китнисс здесь не существует. Она словно привидение для окружающих. Никто не оглядывается, не смотрит, не задерживает на ней взгляд. Её даже в такой многолюдной толпе никто ни разу не сбивает с ног. Возможно, из-за растерянности девушка начинает отчаянно размахивать руками прямо перед носом своего отца.
— Не ходи туда. Ты же не знаешь, что там. Кабинка взорвётся, там смертник.
Но он не слышит её. Его волнует другое. Он обеспокоен тем, что его старшая дочь осталась у ларька. Он думал, что девочка пойдёт за ним. Но она не шла. Ведь миссис Эвердин говорила мужу, что если дочери не будут его слушаться в городе, то пусть он притворится, что уходит от них на приличное расстояние и тогда девочки через некоторое время сами прибегут к нему. Только вот Китнисс была достаточно зрелой, чтобы угодить в ловушку отца. Вдруг гул толпы для Китнисс из настоящего сменяется резким звучанием. Звонит телефон. Нейл Эвердин начинает виновато объясняться с женой.
— Эль, милая. А вдруг она испугается? Не могу же её оставить. Знаю, что ей уже одиннадцать. Ладно, сделаем так. Спущусь на лифте и поднимусь обратно по эскалатору, чтобы отучить её от рассеянности. Увидимся позже. Люблю тебя.
Он нажимает «отбой», а затем с остальными подходит к кабине. Китнисс больше не двигается. Все это уже было. Свершилось, а ей оставалось лишь наблюдать. Он заходит в лифт и кабины закрываются. Теперь уж навсегда думается ей или может до следующего кошмара. Кто его знает? Все равно после пробуждения события в воспоминаниях тускнеют, хоть она и старается выжечь каждое мгновение в памяти. Но безуспешно.
Следующие секунды так и тянутся, как горный мёд, продаваемый миссис Хоторн. Китнисс на негнущихся ногах все дальше отходит от лифта и старается найти в толпе маленькую себя. Видимо девочка двинулась в противоположную сторону от лифта. Только тем и объясняется, что она тогда осталась жива в день, когда атаковали террористы.
Ожидаемо через минуту гремит взрыв, а тем временем ударная волна отбрасывает девушку на другую сторону. И она лежит залитая кровью пострадавших. Уши моментально закладывает, а затем отсутствие звуков сменяется неясным гулом. Она оглушена, но в сознании. Боли не чувствуется, но едкий дым жжёт глаза. Горькие слезы так и капают на пол. К людям бегут медики. Китнисс обессилена, чтобы тщательно рассматривать каждое лицо, но подоспевшая медсестра начинает взволнованно расспрашивать её.
— Ты в порядке, Китнисс?
Болотные глаза, веснушки и запах мыла с шалфеем. Откуда она её знает? Может знакомая мамы? Нет, для этого она слишком юна. Её ровесница. Не больше двадцати. Но ведь ей же самой лишь одиннадцать, нет? Той убежавшей одиннадцать, а она старше. Кто она? Почему это медсестра знает её? От всего случившегося так и кружится голова. Хочется сосредоточиться, вот только медсестра тормошит её без остановки. Китнисс моргает, и видение рассеивается. Стеклянный потолок торгового центра преображается в полутёмную комнату. А трясёт её за плечи соседка. Вернулась все-таки.
— Ты уже вернулась, — сонно произносит Эвердин, пытаясь встать с кровати. Она кривится, ей больно, видимо проспала в неудобной позе.
— Да, приехала ранним рейсом. Ты в порядке? Ты так ворочалась в постели, что я немного испугалась. Тебе снился кошмар?
Пока соседка резким движением открывает шторы, Эвердин непроизвольно щурится от солнечного луча. Для ноябрьского утра оно слишком уж ослепительное. Она бы рада ответить, но не помнит, что конкретно ей снилось. Лишь смутное чувство тоски по чему-то утраченному терзает её сердце.
— Китнисс, ты меня слышишь? Наверное, тебе нужно предложить кофе, — говорит соседка, вытаскивая термос из рюкзака.
Мать Китнисс обожает кофе, пьёт литрами, чтобы оставаться бодрой для менеджера фармацевтической компании. Но не Китнисс, ей претит горечь во рту вызываемый напитком. Соседка Китнисс видя, что она слегка нахмурилась, поспешно продолжает свою речь.
— Я добавлю туда сливки и сахар, купила их вчера в супермаркете.
— Боже, как ты можешь быть такой жизнерадостной в семь утра?
— Я не жизнерадостная, а прагматичная. Так ты в порядке?
— Не знаю, но кофе оставь себе, — это был самый честный ответ, который она могла бы дать. Китнисс осекается на мгновение и добавляет, — пожалуйста.
— Тогда не буду приставать к тебе с расспросами. Через полчаса уже начнутся лекции, ты сегодня пойдёшь на свои занятия? — Китнисс пожимает плечами, мол, ещё не решила, а соседка в ответ разочарованно вздыхает, — Китнисс, тебе следует не пропускать занятия. Это уже третий раз за неделю. Ладно, позвони мне, если тебе нужно что-то принести.
Девушка поспешно встаёт, глядит на подругу каким-то странным взглядом и уходит на занятия. А Китнисс остаётся лежать в кровати, ведь повседневные дела кажутся ей бессмысленными. Берет на руки смартфон, смотрит на дату, высвечиваемый на экране. А затем опять испускает обречённый вздох, словно умирает. Сегодня ровно восемь лет со дня кончины отца.
Тогда в лифте подорвался смертник, унося за собой всех пассажиров, включая и её отца. С тех пор Китнисс старается держать нейтралитет по отношению к реальному миру, чтобы не впасть в отчаяние как её мать. Тогда её вытащил коллега, впоследствии ставший отцом для Прим и отчимом для Китнисс. А саму Китнисс вытаскивать с мрачных земель тоски никто и не собирался. И не собирается. Сестра не знала, как подступиться. А попытки соседки были уж слишком робкими, так что не в счёт. Хотя младшая сестра и соседка по комнате (ну может быть почти подруга), были единственным рубежом между Китнисс и реальностью, в которой она не хотела существовать.
========== Глава вторая. ==========
Мирте девятнадцать, она учится на психотерапевта и ей немного страшно. В прошлом году её двоюродный брат и по совместительству морской пехотинец вернулся с очередного задания, но потом так и не возвратился на службу. Марвел был старше её на шесть лет, окончил Вест-Пойнт и служил в Ираке. Разумеется, весьма странно ожидать, что человек, служивший в горячей точке, останется таким же жизнерадостным, но перемены, коснувшиеся его, были гораздо глубже, чем представлялось Мирте.
«Опустошённый» так бы она его описала. Мало чем интересуется, часто подавлен, но его неожиданные вспышки раздражительности, а порой агрессии пугало девушку не на шутку на общих семейных собраниях. Она даже прятала домашнее ружье в сейф, на всякий случай, когда гостила в доме Легранов. Надоедала дяде тем, что заставляла его ежедневно менять комбинацию сейфа, пока не уехала домой, в соседний штат. А потом и вовсе улетела в противоположную часть страны. Подальше от любимого, но ставшего опасным брата.
Она подозревала у него наличие посттравматического стрессового расстройства, потому и поступила на факультет психотерапии, чтобы разобраться в его поведении. Да и пугало её, что остальные родственники не обращали внимания на изменившийся характер брата. Но Мирта оставалась бдительной. По отношению ко всему. Следила за состоянием остальных, чтобы обеспечить себе безопасность.
А потому её и волновало поведение соседки по комнате. Китнисс часто пропускала лекции, мало контактировала с внешним миром и всегда была напряжена. Особенно после того, как у её матери родился сын от второго брака. Иногда Эвердин даже грубила ей, но она старалась не обращать внимания на такое поведение. Нет, Мирта не оправдывала её, но пропускала колкости мимо ушей, чтобы не провоцировать. Кто знает, что у неё на уме? Что у них на уме?
За невесёлыми мыслями о Китнисс, Мирта и не замечает, как пересекает парк, ведущий к университетскому кампусу. Тем временем телефон несколько раз вибрирует, наверное, кто-то из однокурсников ей пишет. Девушка лениво вытаскивает гаджет и начинает проверять. Оказывается, Диадема, знакомая с отделения художников, отправляет ей сообщение.
«Извини, меня не будет в ближайшие недели. Уехала в Миннесоту по личным делам. Высылаю замену. Зовут Мелларк».
Мирта закатывает глаза. Чудно, теперь ей придётся работать неизвестно с кем на классах арт-терапии. Обычно в рамках этой дисциплины будущие психотерапевты объединялись со студентами-художниками, чтобы перенять у них опыт работы с базовыми формами искусства. Ведь в будущем часть студентов будут учить пациентов выражать эмоции социально приемлемым способом. Что ж, пусть лучше брат будет рисовать маки, чем будет швыряться в неё копьём. Это она, конечно, утрирует, но все же не стоит недооценивать пусть даже бывших, но профессионалов. Мирта кладёт телефон обратно в карман и прямым путём направляется в одно из новых зданий университета, где и собственно проводятся практические занятия.
Девушка благополучно садится в лифт и за минуту доезжает до двенадцатого этажа. Добравшись до семьдесят четвёртой аудиторий, легонько стучит по двери и входит, озираясь по сторонам. Профессора ещё нет, потому девушка спокойно направляется к своему месту. Диадема уже уехала, так что её место занято другим студентом.
— Привет, меня зовут Пит. Пит Мелларк. Ты же Мирта, да? — парень протягивает ей руку с доброжелательной улыбкой.
Мирта не в духе, но еле переборов себя, слабо улыбается. Сказывается утомление от вчерашней дороги и нервное перенапряжение последних дней.
— Да, это я. Диадема мне написала о тебе. Значит, мы с тобой будем работать вместе следующие несколько недель?
Пит скромно улыбается и отвечает спокойным тоном.
— Да. Но ты не волнуйся, я хороший художник. Я с детства помогал родителям украшать пирожные и торты, потому что мы содержим булочную в городке.
— Мелларк, но с чего ты решил, что я волнуюсь? — удивлённо спрашивает Мирта.
— Просто ты с меня глаз не спускаешь, словно я ядовитый змей. Смотришь с опаской. Но я не кусаюсь, — непринуждённо смеётся он.
А вот девушке не до смеха. Значит ли это, что она перестала контролировать своё выражение лица? Видимо, недосып отобрал существенную психическую энергию, чтобы и далее исправно поддерживать дружелюбный внешний фасад. Оттого и без промедления Мирта переходит на беспечный тон.
— Правда? А я и не заметила. Прости, если тебе так показалось. Просто когда волнуюсь, то могу уставиться в одну точку и даже не заметить это. В последнее время знакомая немного хандрит, думаю, как её взбодрить.
Пит смотрит на напарницу по работе сочувственным взглядом и вытаскивает из сумки две красочные брошюры.
— А знаешь, сегодня вечером индийская диаспора города собирается устраивать Холи. В центральном квартале. Может, поведёшь свою подругу туда? — и протягивает ей брошюрки.
Мирта сомневается, но берет.
— Неплохая идея, только не знала, что весенний фестиваль празднуется в конце ноября, — саркастично добавляет девушка.
— Весенний фестиваль? Я особо и не вдумывался. Хотя не думаю, что остальные заостряют внимание на этом моменте. Может, индийцы хотят сбыть товар населению городка? Или только сейчас удалось выбить у мэрии разрешение на проведение фестиваля.
— Безусловно, проведение Холи в адский холод мудрое решение. Что ж, по крайней мере, здесь ещё не идёт снег, можно друг в друга без опаски кидать цветной порошок.
— Ты так вздохнула, так ты северянка? — заинтересованно уточняет Мелларк.
Мирта вздрагивает на секунду, но продолжает холодно улыбаться.
— Какой ты страшный человек, Мелларк. Видимо, мне придётся с тобой дружить, раз с таким как ты воевать опасно.
Какая-то фраза получилась двойственной, но Мелларк был парнем дружелюбным, потому все и обращает в шутку и звонко смеётся.
— Это уж точно, — затем удивлённо смотрит в сторону двери и шепчет ей, — смотри, вот и пришёл профессор. Хотя, честно что-то он не очень похож на него.
Мирта на это лишь неопределённо кивает. Сложно было разглядеть в полупьяном мужчине, который бродил по аудитории шатающейся походкой, достопочтенного представителя академической элиты. Хейтмич что-то проговаривает заплетающимся языком, но Мирта даже не делает попыток его понять. Но Мелларк напротив проявляет инициативу.
— Извините, сэр. А разве этот курс не ведёт мистер Ричтсон?
Мирта ухмыляется, вспомнив то, что одним из главных причин Диадемы, которая исправно посещает эти курсы, является их молодой и симпатичный профессор. Хейтмич глядит в сторону Пита, думает что ответить, но передумывает, смотря на усмехающуюся физиономию одной из студенток.