— Слушай, девочка. Нет, не ты. Та брюнетка с веснушками. Ты нагло улыбаешься, тебе смешно?
Мирта думает, как на это отреагировать. Однозначного ответа нет, а ругаться с пьяным дело последнее, ведь неважно, что она скажет сейчас. Он в любом случае найдёт причину, чтобы поссориться. Потому она встаёт отчуждённым видом и без разрешения начинает собирать вещи. А затем, натянуто улыбаясь, удаляется из аудитории под возгласы удивлённых однокурсников и заменяющего профессора. Оставляет напарника одного. Мирта закрывает дверь и улыбка моментально гаснет. Она медленным шагом подходит к лифту, когда встречает обкурившегося однокурсника.
— Как думаешь, есть вообще смысл идти на пары? — бесцеремонно обращается к ней Джейсон Галлахер, отчаянный любитель морфлинга.
— Решать тебе. Лично я ухожу, — кратко отвечает ему Мирта и жмёт кнопку «вызова». Джейсон заметив брошюрки в руках Мирты как бы в невзначай и дальше допытывается до неё, хоть и девушка всем видом показывает, что сейчас её волнует иное. А лифт все не поднимался к её разочарованию.
— Холи? Слышала, что университетская община индусов при поддержке мэрии разыгрывает конкурс среди студентов-фотографов? Обещают, что вручат победителю хорошую камеру.
Мирта смотрит на него равнодушно и насмешливо произносит:
— А какая мне разница? Удивительно, что это тебя интересует. Разве для тебя главное не праздничная выпивка с марихуаной?
Как раз под аккомпанемент издевательской реплики подходит лифт, и девушка, пытаясь унять чувство стыда от своей несдержанности, поспешно проходит в кабинку. «Стерва» думает Джейсон, пока Мирта спускаясь вниз немигающим взглядом, задумчиво смотрит на брошюрку. А затем изумлённая бросает своему бледному отражению.
— Надо бы свозить Эвердин на Холи под предлогом конкурса. Она же у нас учится на фотографа.
========== Глава третья. ==========
Дверь комнаты с грохотом отворяется. Китнисс приходится раскрыть заспанные глаза, ведь она все ещё оставалась в постели. Ну как оставалась? Встала несколько раз, чтобы умыться и перекусить бутербродом, а затем обратно легла.
А в кровати лежать было все неудобнее, потому что давно поднявшееся солнце нещадно нагревало простыню. Китнисс думала перелечь на кровать соседки, но запах намертво въевшегося шалфея отталкивал. Китнисс вяло привстаёт и глядит в сторону двери с мыслью, что соседка вернулась раньше, чем ожидалось.
— Все ещё лежишь? — озадаченно спрашивает Мирта, глядя на взлохмаченные волосы и угрюмый вид соседки.
— Ну, знаешь, делать было все равно нечего. Что у тебя там? — Эвердин указывает на контейнер с едой. Есть ей хотелось, ведь одним бутербродом сыт не будешь. Мирта, отмечая голодный вид подруги, тотчас достаёт с рюкзака брошюрки и контейнер. А затем, сняв крышку, берет оттуда несколько творожных тарталеток с фундуком. После протягивает их Китнисс. Усевшись на кровать около неё, Мирта как-то мрачно смотрит на девушку и бесцветным голосом начинает говорить.
— Слушай, Китнисс. Тебе надо выходить из комнаты. Я серьёзно. Сегодня в городе будет праздноваться холи. Там как раз будет конкурс для студентов-фотографов.
— Даже не начинай, я не пойду, мне все равно на соревнование, — с возмущением откликается Эвердин. Ей просто хочется побыть одной. А Мирта без конца пристаёт к ней своими ненужными предложениями.
— А если я скажу, что это принесёт свои дивиденды. Спорим, что тебе понравится, — лукаво глядит на неё веснушчатая.
Китнисс усмехается.
— Манипуляция «а слабо тебе» не сработает со мной, мисс Реггадсон, — подчёркнуто вежливо обращается к соседке, беря ещё одну тарталетку из пластикового контейнера.
Мирта заливисто смеётся. Все-таки Эвердин своей прямотой кажется ей весьма очаровательной.
— Дай мне хоть договорить. Зря ли я что купила эти тарталетки? — наигранно негодует она, а затем, тяжко вздохнув, добавляет, — Знаю я, что хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Клянусь, что тебя оставят, если ты пойдёшь на это горе мероприятие, а затем сфотографируешься там и выложишь пост в социальные сети. Не знаю, сможешь ли этим обмануть Прим, но мать с отчимом отстанут. Тогда твоя мама не будет тебя постоянно сравнивать со сводной сестрой. Как там звали её, Фиона?
— Финч, — бессознательно поправляет её Китнисс и замолкает. Её сводную сестру часто сравнивали с рыжей принцессой из «Шрека» за внешнее сходство, вот она и привыкла объяснять знакомым, что она Финч, Франческа, только не Фиона. Да хоть Фиалкой её зовите. Но раздражало её не это, а то, что Финч всегда загадочно улыбается. «Почему ты не можешь разок улыбнуться?», — часто говорила ей бывшая миссис Эвердин, ставшей ныне миссис Эмерсон, многодетная мама троих дочерей и сына.
— Попробую привести другие причины, — упёрто стоит на своём Мирта, а в руках вертит брошюрки. Метание ножей по настоянию брата научило её терпению и сосредоточенности. Если не брать во внимание её сегодняшнюю выходку с Хейтмичем.
— Давай убеди меня. Ты сможешь, — озорно смотрит неё Китнисс. Она любила людей, которые не боялись стоять на своём. Её друг детства Гейл Хоторн был таким же, но сейчас он был в Канаде, потому и виделись редко.
— Будет разыгрываться новая камера среди студентов-фотографов. Можешь за это поблагодарить Амриту Чоудари. Она же вроде вице-президент студенческого сообщества?
— Именно. Слушай, ты в детстве смотрела «Дарью»? — Реггадсон кивает, — так вот считай, что наша прелестная индианка вторая Джоди. И все же этой причины недостаточно, чтобы пойти туда.
Мирта призадумывается, а на секунду даже сомневается, может ей все так и оставить? Нет, нельзя. Итак-то она трусливо сбежала от Марвела. Ей было стыдно, что она оставила его в таком состоянии. Потому как-никак нужно сделать для Китнисс все, что в её силах, раз она находится здесь. Ведь у неё не все так запущено. Конечно, обыкновенная прогулка не вылечит депрессию соседки, но, по крайней мере, она могла бы отвлечься. Ей бы лекарств и сеансы психотерапевта, а не эти танцульки в городе. Но что есть, то есть твердит себе Мирта.
— Покупка безделушек? — неуверенно начинает она, но потом, взглянув на брошюрку, радостно восклицает, — там будет ярмарка восточных сладостей. Ладу, творожные шарики под сливочным соусом, миндальное мороженое с кардамоном. А напоследок искупаемся в краске. Капитулируй, Эвердин. Я знаю, что ты любишь сладости.
— Сдаюсь. Но временно, — улыбается Китнисс.
Эвердин была одним из лучших фотографов на потоке, потому к ней частенько захаживали другие девушки, чтобы сделать приличные фотографии для «Тиндера». Одна из прошлых посетительниц забыла у неё некоторые тряпки. А Эвердин было лень возвращать, вот потому так и лежали у неё. Причесав волосы, Китнисс достаёт с комода две длинные платки и протягивает одну из них Мирте.
— Держи, оранжевая твоя. Накинешь на себя, наверное, получится что-то наподобие сари. Доставай утюг, будем притворяться индианками.
Мирта вытаскивает утюг с нижней полки шкафа и отдаёт Китнисс. Пока Мирта переодевается, Китнисс приводит материи в приличный вид. Девушки накидывают на себя платки, после так и выходят. А на улице холодно, дует сильный ветер. Мирта улыбается, как-никак угрюмый антураж напоминает ей о родном Олдборо.
Со стороны девушки выглядели странно. Если у Китнисс это компенсировалось оливковой кожей и густыми волосами угольного цвета, то Мирта смотрелась просто нелепо, как миссионерка в одеянии коренных народов. Объяснялось это тем, что в родословной мистера Эвердина присутствовали чероки. Вот и Китнисс унаследовала экзотическую внешность и умение метко стрелять в людей словами.
Добравшись до центральной улицы, девушки одновременно ахают. На площади собралось столько людей. Весёлые девушки, одетые в различные расцветки сари, страстно танцуют под звуки дхоли, продавцы настойчиво предлагают посетителям угоститься сладостями. Так как рано вечереет, немногим позже зажигаются фонари.
Китнисс с Миртой так и ходят удивлённые размахом событий. Через некоторое время, заметив лавку, где продаются краски, предназначенные для холи, покупают несколько упаковок. Открывают её, кидаются порошком друг в друга, а затем Мирта несколько раз фотографирует Китнисс для «инстаграма». Но кто-то случайно обливает Мирту холодной водой, потому она возвращается в кампус, чтобы переодеться во что-то сухое. Но не обещает, что вернётся на праздник.
Тем временем Джейсон, смертельно оскорблённый утренними событиями, увидев, что поблизости нет Мирты, подходит к Китнисс. Эвердин внешне знала его, да и Мирта не рассказывала ей об стычке с ним, потому она вовсе и не настораживается, когда он с ней заговаривает.
— Привет, ты подруга Мирты? — Китнисс исподлобья кивает, — ты не могла бы ей передать это? Она говорила утром, что ей не терпится попробовать бханг. Вот и купил, чтобы отблагодарить за помощь с проектом.
— Бханг? — недоверчиво переспрашивает Эвердин, — а что это?
— Сладкий напиток из мёда, молока и миндаля, — парень намеренно не упоминает наличие в нем конопли. Посмотрит он завтра на мисс «сама трезвость», — в общем, я тороплюсь. Держи.
Джейсон уходит, как-то нервно озираясь, а девушка так и стоит. Так как Мирта не торопилась возвращаться, Китнисс от скуки выпивает напиток сама. Между тем температура все падает ниже, а Мирта пишет, что она останется в общежитии из-за мигрени. Пляски продолжаются и брюнетка, чтобы согреть окоченевшие конечности тоже начинает неуклюже отплясывать. И ей почему-то совсем не хочется уходить отсюда.
Мягкий свет фонарей, разукрашенные люди и запах пряностей расслабляет её. Да и под воздействием напитка девушка все шире улыбается и с удовольствием кидает в прохожих краски. А все негативные чувства плавно исчезают. Улетучивается чувство ожесточённости на мать, за то, что впала в депрессию после смерти отца и чуть не позволила дочерям умереть от голодной смерти. Они с Прим выжили только благодаря новому мужу матери, который смог отсудить у опеки штата право на Китнисс и Примроуз.
Растворяется озлобленность на отчима за то, что он не притворяется, а является хорошим человеком. Она забывает то, как Прим легко приняла отчима, само существование молчаливой Финч и этого гребаного младенца, которого она презрительно именует кровным «братом». Угасают все подавленные чувства, которые делают Китнисс антисоциальной личностью в последние месяцы.
Китнисс раскованно смеётся. Впервые после смерти отца. Коренастый блондин, проклинающий редакцию журнала из-за неожиданного задания, застывает на месте, когда видит невероятно весёлую персону так лихо кидающей краски в воздух. Несколько прядей мило выбиваются с косички, загорелая кожа вся обвалена в сияющих красках и задорные огоньки в глазах делают её самой притягательной девушкой, которую он видел в своей жизни.
Мелларк, студент-художник, работающий внештатным фотографом университетской газеты, не раздумывая достаёт фотоаппарат. И мгновенно запечатляет её, живое воплощение светлой радости, и уже знает, что позже отнесёт эту фотографию в редакцию.
========== Глава четвертая. ==========
В час ночи Китнисс Эвердин нетвёрдой походкой возвращается в общежитие, пользуясь тем, что университет две недели назад наложил вето на политику комендантского часа. Празднование фестиваля было окончено. И девушке пришлось обратно возвращаться в реальный мир. Свет фонарей больше не кажется ей мягким и успокаивающим, а скорее безмерно ярким и разоблачающим все пороки её жизни.
Мерцание лампочек, прямо бьющий в воспалённые глаза, невольно заставляет её содрогнуться от своего внешнего вида. Багровые разводы на руках хоть и потускнели, но смотрелись как-то зловеще. Взъерошенные волосы, помятый вид и бутылка спиртного делали Китнисс желанным субъектом для выписки штрафа, но полицейские в этот день были заняты более важными делами.
— Извините, мисс, — останавливает её прохожий в махровом джемпере, — меня зовут Пит Мелларк, я работаю фотографом и сегодня сделал снимок того как вы танцуете. Могу ли я опубликовать данный кадр в университетской газете?
Мелларк отдаёт камеру прямо в руки Китнисс, пока она стоит в ступоре. Какой-то парень ночью в пустынной улице задерживает её со странной просьбой, а у неё с собой даже нет перцового баллончика. Парень невысокий, если уловить момент, то получится ударить в солнечное сплетение. Но будучи пьяной, девушка порядком сомневалась, что сможет унять дрожь в руках и перебороть общую слабость. Так что видимо ей придётся отвлекать его разговорами до самой центральной улицы, а потом если повезёт, то врезать. За то, что пугает одиноких девушек.
Китнисс неплохой боец и вовсе не трусиха, просто она умеет трезво оценивать ситуацию. А удача сегодня как раз не была на её стороне. Потому, чтобы не выдать растерянность Китнисс как можно увереннее берет фотоаппарат и мутным взглядом смотрит на кадр. Однако, несмотря на смутную неприязнь, она мысленно отмечает, что снято неплохо, здесь девушка даже выглядит вдохновлённой, будто в ней сосредоточена сама жизнь.
— Знаете, я даже не знаю, что на это ответить, — отзывается она заплетающимся языком, — снято весьма недурно. Только вот один вопрос. Вы что меня преследуете? Ловите меня одну в глухую ночь и просите разрешение. Разве приличные люди так делают? Во всяком случае, можно было бы написать на почту.
Пит, изрядно смущён, кажись, забыл, что мир представляет собой опасное место для многих девушек. Так что она говорила весьма разумные вещи. Мелларк бы с радостью поискал бы её завтра, но дело было неотложным, редакция требовала материал сегодня же, чтобы к раннему утру выпустить онлайн материал.
— Какая почта? Простите, просто мы же с вами совсем не знакомы. И я подумал, что не смогу потом вас разыскать. Вот и последовал сразу же, чтобы заполучить разрешение. Кстати, а как вас зовут?
Китнисс еле стояла от усталости и раздражения, а этот человек, как назло, был готов вести светскую беседу. Плохая ситуация. Да и ужасный день. Вместо того чтобы горевать по ушедшему отцу, она шлялась на празднике с алкоголем.
— Китнисс. Китнисс Эвердин, — утомлённо произносит она, — а теперь с вашего позволения, я пойду домой. Понимаете, я устала и намерена сейчас же отправиться в постель.
Смотря на налитые кровью глаза девушки, парень не осмеливается тревожить её и дальше.
— Вы правы. Хотите, чтобы я сопроводил вас до нужного места? Все-таки уже поздно, — пытается он учтиво предложить свою компанию.
— Нет, не надо. Я сама, — сразу же отрезает Эвердин. Вышло резко, но кто будет любезничать с незнакомцем в час ночи?
— Ну, как знаете, — взволнованно откликается он. Только бы слепой не заметил, что парень был очарован ею. Однако Китнисс, будучи на кураже, не обращает на это особого внимания. Все равно потом выветрится из головы.
После того как они расходятся Китнисс чувствует себя ещё хуже. Этот снимок напоминает ей о том, что она посмела быть счастливой в день смерти отца. Улыбаться, двигаться вперёд и жить дальше? Как это сделали остальные.
Но их там не было. Не было. Конечно, сама Китнисс не всегда могла вспомнить ключевые детали того события и все равно она не могла просто так взять и забыть. Не смогла бы. Виновата ли она? Предательство ли это?
Никто не мог ответить на данный вопрос.
С целью отвлечься она наблюдает за природой. Тонкие ветки оголённых деревьев без привычного бордового покрова смотрятся уродливо и убого, как и «вся моя жизнь» горько отмечает про себя Эвердин. Да и ледяные капли нагрянувшего дождя, будто солидарны с ней, нещадно смывают рубиновую краску. Кожа саднит и горит, но Китнисс привыкшая к самоистязанию все стойко выносит. Повезёт, если завтра она не сляжет от простуды, но пока будет идти медленно, чтобы повысить вероятность заболеть. Да, она заболеет и смоет это прегрешение.
Проходит целый час пока она черепашьим шагом добирается до кампуса, успевает ненароком поссориться с охранником и еле находит дверь от своей комнаты. Мирта, покусывая губы до крови, ждёт её в комнате. Она была на взводе, оттого что оставила подругу одну на улице. На телефонные звонки Китнисс не отвечала, потому Реггадсон даже не знала, что и предполагать, отчего и просто листала страницы в интернете. Наконец дверь распахивается и в комнату входит Китнисс. На пол стекают тёмно-алые капли, пока Эвердин в грязной обуви расхаживает по комнате.
— Явилась. Возвращение блудной дочери. Прослезиться можно, — как можно саркастичнее произносит Мирта, — ты почему на звонки не отвечаешь?