– Сокола? – уточняет Питер. – Или Нового Кэпа? Не знаю, как его сейчас звать.
– Ты, скорее всего, будешь звать его Сэм, – говорит Роуди. – Ты знал, что он дипломированный психолог? Не совсем тот, который тебе нужен – он работал с ветеранами войны – но ты самый юный Мститель, который оказался в близкой к войне ситуации, которую тебе никогда не стоило видеть. Он может помочь тебе с тем, через что ты прошёл. И он будет рядом несмотря ни на что. Я бы хотел, чтобы ты попробовал поговорить с ним. Он уж точно готов помочь.
Питеру лишь остаётся неверяще уставиться на Роуди в ответ. Затем он наконец произносит:
– Я думал, что я его раздражаю.
– Может быть, – смеётся Роуди. – Как я слышал, ты достаточно разговорчив во время боя, и вы были по разные стороны баррикад при первой встрече. Но знай, что он не отвернётся от тебя только поэтому. Он действительно захочет с тобой поговорить.
– Ого, – произносит Питер. Он смотрит на свою оставленную шаурму и ещё пару раз откусывает, чтобы потянуть время с ответом. – То есть, вы организуете нам встречу? Он придёт сюда? Как всё произойдёт?
– Учитывая сложившуюся ситуацию, он, скорее всего, придёт сюда, – отвечает Роуди. – Знаю, ты через многое прошёл, но не забывай, что рядом всегда будет кто-то, готовый за тебя заступиться. Эти люди поймут, если ты всегда будешь оглядываться через плечо – и, надеюсь, мы когда-нибудь дойдём до того, что тебе больше не придётся так делать. Это наша цель. Может занять немало времени, но мы её добьёмся.
Питер думает о своей последней встрече с Бэком. Он выиграл. Он сделал это, по сути, сам, и возможно это стало лишь началом его борьбы, а не её концом, но он выиграл, и у него есть все силы и средства для следующих битв.
– Мистер Роудс, я.., – начинает Питер, но его прерывают.
– Роуди.
Питер удивлённо моргает. Он чувствует себя неловко, это ведь лучший друг мистера Старка, и так его называл он, а не шестнадцатилетний ребёнок…
– Роуди, – повторяет он, – спасибо.
Питер идёт спать, хотя пока не чувствует усталости. Что, в принципе, не удивительно; ему ещё только предстоит восстановить режим сна. Не то чтобы он смог проснуться в нормальное время после всего, что произошло. Не в Первый День.
Он чувствует, что это стоит писать с большой буквы. Первый День. Он не сможет встретиться с Сэмом какое-то время, но всё равно это Первый День. Он произнёс вслух, что его тревожит. Впервые. Первый шаг на пути к тому, чтобы привести жизнь в порядок. Он готов.
Питер лежит на животе, устроив голову на сложенных руках и болтая в воздухе ногами. Он с некоторым замешательством смотрит, как с потолка на тонкой нити паутины молчаливым наблюдателем спускается паук.
Словно бы он выползает из пустой глазницы, услужливо подсказывает разум, и Питер хмурится. Этого не было на самом деле. Очевидно.
Он опускает взгляд вниз и замечает на полу второго паука.
Странно, думает Питер. Он провёл тут неделю, но не видел в квартире ни одного насекомого. Тут чисто. Никто в этой комнате не ел, так что тут даже крошек для них не будет. Он весь напрягается.
Но, с другой стороны, это лишь пара обычных пауков, ведь так? Ничего необычного.
Паук на полу подползает к двери и попадает из тёмной комнаты в освещённый коридор через щель под дверью. Питер провожает его взглядом и испытывает внезапное желание последовать за ним. Он не знает, откуда оно взялось. Наверное, от скуки.
Он тихо приоткрывает дверь, стараясь не разбудить наверняка давно спящего Роуди, и смотрит за тем, как паук выходит из квартиры в общий коридор, оставляя Питера с дилеммой: стоит ли ему пойти за ним?
Питер взвешивает варианты. С одной стороны, тут безопаснее. Он может вернуться в кровать и поспать – нормально, по-человечески поспать – а затем уже продумать, что делать дальше со своей жизнью. Надо придумать, что говорить тёте Мэй, и ЭмДжей, и Неду снова, откинуть паранойю и просто принять, что они будут рядом и он должен ответить им тем же. У него будет очень, очень продуктивный день, даже если он не выйдет из дома какое-то время.
С другой стороны, ему скучно, уже поздно, и он в любой момент сможет вернуться. Что случится, выйди он из квартиры, скажем, на десять минут? Точно ничего плохого. И, кроме того, его вряд ли кто-то увидит или узнает: в нём нет ничего примечательного, да и нормальные люди уже давно спят.
Не то чтобы он был ненормальным, но вот его ситуацию точно такой не назовёшь.
Питер открывает дверь и идёт следом за пауком. Он спускается по лестнице и лишь спустя один пролёт понимает, что он босой, но решает не обращать на это внимания – он скоро вернётся и, ну, Питер всё ещё Питер. Он выживет без обуви.
Влажный воздух накрывает его с головой, когда впервые за неделю он выходит из дома. Он осматривается по сторонам, видит уличные фонари, ночное небо над головой, яркую зелёную листву в густых кронах деревьев, и снова встаёт перед выбором: вернуться назад (разумно) или немного пройтись (приятно).
Вокруг никого. Улицы абсолютно пустынны. Он решает прогуляться.
Спустя пару шагов ему кажется, что он может рассмотреть ползущего впереди него паука. Это возможно, но скорее всего ему он просто кажется. А раз уж это что-то настолько безобидное, как маленький паучок, ему не о чем беспокоиться.
Однако когда он доходит до конца квартала, то видит больше одного паука. Они собираются в небольшую стаю в паре шагов от него, и к ним присоединяются всё новые и новые сородичи.
Питер останавливается, готовый разбираться с чем-то столь явно выходящим за рамки нормального. Он выспался, так что это не галлюцинация. Поэтому или перед ним сейчас собрались сотни пауков без какой-либо причины, или же он всё-таки отключился, и сейчас ему это снится.
Он не просыпается, но и по сценарию играть не собирается до тех пор, пока может что-то решать. Так что он разворачивается, собираясь вернуться к зданию, где живёт Роуди. Сон или нет, он идёт спать, и на этот раз по-настоящему.
Вот только когда он оборачивается, то нигде не видит здания Роуди, лишь уходящую вдаль дорогу, вдоль которой до самого горизонта повторяются одни и те же два дома.
Тогда это точно сон, думает Питер. Но, на всякий случай, разворачивается в обратную сторону; хуже не будет.
Пауки меняют своё направление и следуют за ним. Они вьются у его ног, подталкивая идти вперёд. Это начинает действовать на нервы, потому что ему надоела вся эта чушь, которую на него сейчас вываливает его мозг, и ему просто хочется сесть, надувшись, словно обиженный ребёнок, и ждать, пока он не проснётся. Но он чувствует копошение пауков вокруг себя, а это достаточно мерзкое ощущение. Питер даже знать не хочет, что выкинет его разум, если он сядет и позволит им покрыть себя целиком. Он даже почти может почувствовать, как они поднимутся по шее и залезут ему в глотку и дальше, дальше – и хотя это всё не реально, он бы всё равно не хотел испытать подобное.
Так что Питер продолжает шагать по бесконечно тянущейся дороге. Скоро он должен проснуться, и он рад, что осознаёт, что весь бред вокруг – не более, чем плод его воображения.
Чем дольше он идёт, тем грязнее становится дорога. Он чувствует, как на его босых ступнях остаётся сажа. Разбитая бутылка застаёт его врасплох; он едва не наступает прямо на один из острых краёв, но всё равно ставит ногу на несколько меньших по размеру осколков. Он шипит, чувствуя, как один или два впиваются в стопу. Питер продолжает стоять на этой ноге, здоровая же остаётся висеть в воздухе, пока он ищет, куда бы ступить, хотя вариантов не так много.
Здания пропали, он вдруг осознаёт. Нет ни травы, ни деревьев. Лишь усыпанная мусором дорога и он, стоящий посреди неё в пижамных штанах и растянутой майке.
– Лучше бы мне проснуться прямо сейчас, – бормочет он себе под нос, находя, наконец, куда поставить ногу, и приподнимая пораненную, чтобы достать осколки.
Питер оборачивается и видит, что на пути, откуда он только что пришёл, никаких осколков нет, но там, кажется, собрались все пауки. Он поворачивается, собираясь идти в этом направлении, и хмурится, когда замечает стелящийся по земле туман. Всё его внимание сосредотачивается на дороге, чтобы ещё на что-нибудь не наступить. Даже если это сон, он всё равно чувствует боль.
Мысль приходит ему в голову, пока он возвращается в относительную безопасность: Вспомню ли я хоть что-нибудь, когда проснусь?
И ещё одна: Когда я проспал тридцать шесть часов, снилось ли мне что-нибудь, а я просто забыл об этом?
И ещё одна: Буду ли я думать, что могу спокойно спать, потому что, проснувшись, не вспомню, каково мне было во сне?
Что-то однозначно не так, но в его чутьё молчит, и, значит, это не может быть реальностью. Мысль даёт ему прилив уверенности, так что он продолжает двигаться вперёд, ведомый чем-то внутри, подсказывающим, что нужно идти дальше, хотя, по сути, ему этого не нужно.
Питер подходит к паукам. Он бесстрастно смотрит на чёрную шевелящуюся массу бесконечных лапок. Мерзко, да, но…
Взгляд цепляется за что-то белое. Он наклоняется, чтобы рассмотреть поближе, и пауки расходятся в стороны.
Череп. О, ну ладно. Он уже проходил через это. Он фыркает, выпрямляясь. Если это худшее, что может выкинуть его разум…
Но вот одежда на скелете кажется Питеру странной. Знакомой, осознаёт он мгновением позже. Особенно две дыры на месте сердца и кровавые пятна вокруг. Он наклоняется, приподнимает ворот куртки, и всё оказывается ещё хуже, когда он видит очень, очень определённую рубашку, которую, он точно знает, что где-то видел.
Череп начинает обрастать плотью, медленно и неровно, и Питер вскрикивает, узнавая своего дядю. Только теперь он стоит над ним не с ужасом, беспокойством и ненавистью к себе, бессвязно бормоча слова утешения, пока дядя буквально умирает у него на руках, но с нездоровым любопытством вроде, ох, ну надо же, разве не захватывающее зрелище.
Он отползает назад, прочь от разлагающегося тела. Оборачивается и видит, что туман застлал всё вокруг, полностью скрывая за собой окружающее пространство. Теперь, когда онлайн находятся только пять из его чувств, он не решается погрузиться в него.
– Это не реально, – шепчет Питер, выравнивая дыхание. Он во сне, не то чтобы ему нужно было дышать, правда? Но всё равно он успокаивает себя, зажмуривается и трясёт головой, отгоняя наваждение. Когда он открывает глаза, тело всё ещё перед ним. – Это не реально.
– Может и нет, – отвечает ему голос Бэка, – но твои чувства реальны, ведь так?
Питер вскакивает на ноги, оглядываясь по сторонам в поисках источника. Он сам и его мёртвый дядя теперь окружены зелёным туманом и клубами дыма, любые другие пути полностью скрыты от него. Питер напряжённо бросает взгляд на мертвеца, и, игнорируя голос, который, кажется, исходит от самого Господа – вездесущий, звучащий отовсюду – вновь напоминает себе:
– Это не реально.
Но теперь он чувствует, как колотится его сердце, и, он готов поклясться, слышит такой же стук из разлагающейся груди дяди Бэна.
– О, всё в порядке, – небрежно отмахивается Бэк. – Он уже мёртв. Тут ничего не изменить, я прав? Не то что с живыми. Их будущее может толковаться по-разному.
У Питера перехватывает дыхание, когда он снова поворачивается в сторону мертвеца и видит, что он изменился. Одежда другая, воздушная и летняя, никакой крови, но она вся измазана в грязи. Одна из его масок удобно натянута на голову, на шее висит петля, сделанная из его паутины, голова неестественно повёрнута. Из-под маски торчат концы длинных тёмных волос.
– Что это за хрень? – спрашивает он, поворачиваясь туда, откуда, как ему кажется, доносится голос Бэка. – У тебя никогда не было проблем с моей тётей. Зачем впутывать её в это?
Не разговаривай с ним, как будто он действительно здесь, мысленно пинает себя Питер. Его нет. Ты знаешь, что его здесь нет. Только ты, и ты психуешь, что подверг опасности семью и друзей, и ты поделишься этим с психологом. Прекрати разговаривать и проснись наконец.
Ответа не следует, и он не знает, успокаивает его это или же наоборот. Туман и дым начинают рассеиваться. Позади него нет тела. Нет пауков. Нет разбитого стекла или грязной дороги. Он там, откуда начал идти, у порога дома Роуди на пустынной, тихой, безопасной улице, зелёной, влажной и освещённой уличными фонарями.
– Лаааадно, – тянет Питер, оглядываясь по сторонам.
У него нет ключа или какого-либо другого хитрого способа попасть обратно, но зато он знает, что двери на балконе не были закрыты, так что он карабкается по стене на этаж Роуди и оказывается в квартире. Он стряхивает грязь с ног, прежде чем войти внутрь, затем тихо проходит в ванную, где он хотя бы может их как следует помыть.
При ближайшем рассмотрении на ступне обнаруживаются два небольших пореза, там, где он ранее наступил на разбитую бутылку. Он нажимает на них. Немного пощипывает, и на коже выступает пара капель крови. Питер хмурится, нагибаясь ближе к ступне; он что, и вправду наступил на стекло, пока бродил по улице, или это всё ещё сон?
Просто переживи эту ночь, говорит он самому себе, пока по ногам стекают струи воды. Ты проснёшься утром, будешь чувствовать себя отдохнувшим и не сумасшедшим и сможешь действительно взяться за свои проблемы. Это твой главный приоритет. Продолжай заботиться о себе и ты сможешь справиться с чем угодно.
Он становится ногами на мягкий коврик в ванной, наслаждаясь приятным ощущением крупного ворса на чистых ногах. Ему кажется, что он может отключиться прямо здесь и сейчас, но упрямо доходит до гостевой комнаты, наконец хорошо уставший, и засыпает, стоит только голове коснуться подушки.
Мягкий свет из окна будит его. Питер довольно мычит, переворачивается на живот и зарывается лицом в подушку. Он просто полежит ещё пять минут, ведь сейчас лето, и никто не может сказать ему вставать рано, и ему так уютно, и он помнит свой сон этой ночью и просто хочет полежать в тишине без очередного приступа истерики.
Лежать в кровати без фокусов со стороны его сознания. Звучит неплохо.
Но вставать надо хотя бы потому, что он больше не может лежать в кровати, и его сон закончился, но ещё он помнит, что обещал себе двигаться вперёд. Сейчас уже Второй День, и он не собирается выходить на улицу или смотреть новости, но, может, будет безопасно позвонить тёте Мэй.
Почему он не сделал этого раньше? Не то чтобы они могли отследить его с телефона Роуди, верно?
Питер хмурится. Кто они?
Он выходит из комнаты, и его приветствует середина утра и, как следствие, отсутствие Роуди. Он позволил мне поспать подольше, с улыбкой думает Питер.
Скорее всего он это сделал потому, что когда ты последний раз не спал, ты попытался его убить.
Эй. Хватит. Прекращай.
Питер встряхивает головой, словно это поможет выбить оттуда негативные мысли. Он поработает над этим, он знает. Хэппи говорил ему, что даже у мистера Старка постоянно были сомнения насчёт своих поступков, и это стало для Питера открытием, заставившим его задуматься, был ли он в подобной ситуации. Ему стоит спросить об этом Роуди.
Но сперва он найдёт домашний телефон – задача, которая оказывается на удивление сложной, ведь трубки нет на базе. Её нет на столах или кухонных тумбах, под мебелью или среди диванных подушек или в холодильнике (зачем он вообще проверяет холодильник?). Только забравшись с ногами на столешницу и заглянув в самый высоко расположенный шкафчик, он, наконец, находит её, затолканную в дальний угол.
Странно, думает Питер, но решает не придавать этому значения.
Вместо этого он задаётся другими вопросами: Роуди военный, они будут прослушивать его звонки, ведь так? Он подписывал Соглашение, может, это даёт им право слушать все его разговоры? Может, этот телефон ему только для вида? Есть ли здесь где-нибудь личный телефон? Стоит ли мне подождать?
Но сквозь все его мысли прорывается один вопрос: Кто, чёрт возьми, эти они??
Питер снова трясёт головой, на этот раз более яростно. К чёрту. Он хочет поговорить с тётей и перестать думать о том, как весь мир объявил на него охоту (несмотря на ряд улик, говорящих об обратном). Он позвонит ей.
– Алло? – спрашивает голос тёти Мэй, и Питер едва не теряет равновесие от облегчения.