Тема Джотто для него всегда заканчивалась болезненно, потому Тсуна незаметно завёл руку за голову, будто хотел её нервно почесать, а сам дотронулся раскрытой ладонью до щеки иллюзиониста. Короткое мгновение, но ему хватило, чтобы выйти из стремительного начавшегося унынья. Какой же всё-таки нестабильный Туман.
Занзас продолжает кашлять кровью, кольцо красиво откатилось к шокированному Ашире, судьи не торопятся принимать решение. Если через минуту эта херня не закончится, то придётся вмешаться. Деймон злобно шепчет ему: фарс, и Тсуна согласен. И нет, через минуту не заканчивается, почему бы нам всем не поболтать, пока потомок Рикардо умирает от внутреннего кровотечения с каким-то смиренным видом.
У Тсуны сдают нервы и он просит Спейда перенести его туда. Два коротких прыжка: сначала появится возле харкающего собственной кровью босса Варии, подхватить того под руку и прыгнуть второй раз, оказавшись посреди приёмного покоя в больнице. С чистой совестью отдав Занзаса врачам и пнув «скрытых» медиков с пламенем Солнца, которые тут для мебели сидят, Тсуна во всех смыслах упал в руки Спейда, который в третий прыжок перенёс их в знакомую спальню в Вендикаре.
— Спи, Mio Cielo, — рука ласково зарывается в чужие волосы, пока вторая натягивает на мальчика одеяло, — спи и не видь кошмаров, — из уст Тумана это почти что обещание.
Комментарий к
*Mio Cielo - моё небо
========== Часть 11 ==========
Следующий день был тяжёлым, по нескольким причинам: Спейд даже во сне прижимает так, что ни продохнуть лишний раз; он проспал свыше двенадцати часов; где-то дома его ждёт ещё десяток вопросов; он всё ещё не уговорил свой Туман не пожирать его глазами/руками/пламенем и отпустить домой. Тот, кто говорил, что Небо это якорь для Тумана, явно никогда не связывался с Туманом, у которого двойное помешательство непонятно рода и непонятно с какими границами дозволенного. Одно радует: в формулировке клятвы звучала часть, что навредить Небу нельзя ни в коем случае, даже если сам Туман это вредом не считает. Так что спать со взрослым мужчиной, который, безусловно, однажды залезет своими наглыми руками куда подальше, в одной постели можно, но рискованно.
— Вся жизнь — это риск, — сдавленно звучит от Спейда, который не спешит ни отпускать своё Небо, ни просыпаться. Хорошо устроился, ничего не скажешь.
— Деймон, мне надо домой. Отпусти меня.
— Там намечается какая-то заварушка, — сонно ответил Туман, упираясь щекой на макушку мальчика и забавно фыркая от его пушистых волос.
— Только что же закончилась… — неуверенно уточняет Тсуна, стараясь хотя бы извернуться в таком неудобном положении, не получилось.
— Нет, это новая, более опасная, чем до этого, а я не хочу, чтобы и тебя в это втянуло. Тогда у меня не будет шанса быть рядом, Джотто, — не открывая глаз, поясняет Деймон. Тсуна привычно пытается посмотреть на лицо Хранителя, когда тот называет его не своим именем, но из-за положения и это не получается. Джотто — он его зовёт лишь когда теряет контроль над сознанием или сильно волнуется. Одно наложилось на другое, чёрт, так и до старой-доброй нестабильности недалеко.
— Деймон, — интуиция подсказывает слова, — я знаю, чего ты опасаешься и что тебе грозит потеряй ты «равновесие», но я не исчезну. А даже если и пропаду, то вернусь, — Тсуна улыбается, хоть Туман и не может этого видеть, — нет такого места откуда бы я не вернулся. Ты мне веришь?
Деймон молчит, сжимая объятия до боли крепко.
— Верю ли я в перерождение? Ты это хочешь спросить? — усмехается он, свойственным ему насмешливым тоном, лишь дрожащие пальцы на животе выдают. — Умом я понимаю, что ты не Джотто, но твоё поведение, твоё отношение к людям, твоё не искорененное чувство справедливости, — Тсуна уверен, что у него останутся синяки, но ни жестом себя не выдал, — всё это делает тебя им. Всё это делает тебя моим Небом, — иллюзионист ослабляет хватку и уже привычно шепчет куда-то на ухо, — а твоё всепрощение делает тебя Небом Вендиче, Тсуна, — собственное имя так непривычно слышать из уст этого человека, что холодок пробегается против воли. — Ты их спасение, Cielo, что дарует жизнь. Ты мой шанс не сгинуть в безумии, что постигает всех Туманов. Ты большее, чем все те люди могут себе представить, — слова выходят с давно копившейся злостью; Тсуну отпускают, чтобы нависнуть сверху; у Деймона глаза холоднее, чем вода на дне океана. — Ты единственный и неповторимый, и если ты исчезнешь, то мир сгниёт окончательно, — возможно, это прозвучало как приговор, а возможно и как обещание, и Тсуна предполагал, что его Туман сорвётся, но не думал, что так рано. Впрочем короткий рваный поцелуй в губы за вред не считается ни Туманом, ни Небом.
Небо знакомо-мягко улыбнулось, ласково огладив ладонью кожу, и выскользнуло из рук, спеша встревать в очередные проблемы, словно и не слыша свой Туман.
Комментарий к
Было 4 часа утра, я уже не сдерживала шиппера.
========== Часть 12 ==========
Влюбиться в их Небо всё равно что полюбить весь живой солнечный мир. Влюбиться в их Небо, ровно тоже самое, что влюбиться в звёзды — невозможно далекие, слишком яркие, восхитительно прекрасные. Влюбиться в их Небо, значит добровольно отдать ему свою душу и позволить делать с ней, что тому захочется.
Небо Ночи только посмеётся, отдавая тебе и душу, и свободу, говоря, что никого силой не держит и ты можешь идти — в противовес никто никогда не уходит, оставаясь рядом с ним.
Деймон родился в другие времена, воспитывался по совсем другим нравам и вкладывал в слова иной смысл, нежели принято сейчас. Влюблённость равна превосходящие воображение восхищению и желанию быть рядом. О таком писали поэты восемнадцатого века, о таком с улыбкой вспоминали люди девятнадцатого века — это преданность, это дружба, это невозможная для Тумана верность.
Тсуна не умеет читать мыслей, но что-то такое проскальзывает во взгляде Хранителя, на что он лишь улыбается так знакомо, так по-родному. Деймон видит в нём другого человека, но пламя, как себя, не обманешь; оно говорит своему носителю, чтобы тот не сходил с ума раньше времени, ведь Небо будет расстроено. Спейд усмехается сам себе и следует за своим Небом туда, куда никогда не думал прийти своим ходом — в будущее.
В будущем Тсуна просыпается в холодном тесном месте и прежде чем заледенеть от ужасающего осознания — это гроб, чтоб меня! — крышка с грохотом отодвигается и на него с беспокойством смотрит Спейд, у которого над головой летает светящийся шар. Деймон помогает вылезти и нервно усмехается, говоря, что у них тут целый склеп с мёртвыми цветами и спёртым воздухом. Тсуна ступает по сушёным сгнившим лепесткам и стеблям, тянет за собой застывшего Спейда и идёт к массивной двери. Тихо открыть не получается, а вот выбить с грохотом, который разбудит и мёртвого — всегда пожалуйста.
Вендикаре наполовину пуст и мрачен, как никогда. Вендиче стали безжалостнее и непреклонее, становясь не только тюремщиками, но и палачами мафиозного мира. Стражи смотрят на своё юное живое Небо, как на божество, не меньше.
Бермуда, который застыл в возрасте пятнадцати лет, смотрит неверяще, настороженно и с опаской — Небо извиняется, печально улыбается, распространяя пламя, что фон Вихтенштайн готов поверить в чудо. Джаггер удерживает Господина от порыва выскочить вперёд, потому что видит перед собой пропавшего без вести мощного иллюзиониста — Небо делает шаг вперёд и в сторону, перекрывая обзор к Деймону, и смотрит на Вендиче с огромной грустью. Вендиче не верят в чудеса с тех как пор умерло их Небо — Тсуна улыбается, принимая их горе, как свою личную ношу, и опускает руки, не желая пугать их ещё больше.
Вендиче не доверяют Спейду и боятся надеяться, что это их Небо. Небо Ночи исчезло, забрав с собой сияние звёзд и погрузив их в непроглядный Мрак. Тсуне тяжело смотреть на чужую боль; Тсуна хочет помочь им, сорваться с места и отдать всё своё пламя, какое только есть; Тсуну останавливает только предостерегающая рука Хранителя, которая вцепилась клешнёй, неготовая его никуда отпускать. Вендиче уже не так много, как было в его времени: треть смогла освободиться от Мрака, им выдали новые имена и отправили в мир, даруя второй шанс; им не сообщали о смерти подаривших жизнь Небес. Стражи смотрят с ненавистью на Спейда, молчаливо виня его, и Тсуна рискует спросить как давно он умер и какой сейчас год.
Савада Тсунаёши мёртв восемь лет, не дожив недели до своего пятнадцатилетия; убит неизвестным с атрибутом Тумана; они в будущем почти десять лет спустя. Деймон стоит у стены и выглядит так, словно здесь и сейчас готов сражаться, потому что видит, чувствует, что в убийстве обвиняют его. Ты ведь уже убивал своё Небо, Спейд, — слышит неозвученную фразу, которая грозится сорваться с языка Главы Вендикаре. Его ненавидят, его презирают, его хотят убить самым жестоким способом, на который фантазия мертвецов только способна, но на пути встаёт их Небо, и они не могут ему противиться, как и раньше. Даже если это спасёт его.
Тсуна ощущает обстановку и просит объяснить ему, что происходит в мафиозном мире и что с его братом — смена темы помогает, но попытки убить Деймона взглядом никто не оставляет. Ашира тяжело воспринял смерть брата и всё-таки стал Дечимо Вонголой — желание найти убийцу стало одной из причин, Caulum — затем появилась неизвестная ранее Семья Мильфиоре, которая с небывалой скоростью захватывала власть. Внезапно умерли Аркобалено — Бермуда злорадно усмехнулся, словно рад разрушению Системы Равновесия — и мир затрещал по швам. Это было незаметно, это были мелочи и природные катаклизмы, это были эпидемии и войны среди гражданских. Это была смерть половины населения Земли.
Мёртвым безразличны разборки живых, — отвечал Глава Вендикаре, пожав плечами на вопросы ошарашенного их бездействием Неба. Тсуна видел как его смерть сказалась на Вендиче, на дяде, на своей Семье — им стало плевать на весь остальной мир, потому что для них Мрак наступил те восемь лет назад, а до всех остальных просто очень медленно доходит информация.
Небо Ночи поглотила бездушная тьма смерти, а потому мир горит в адском пламени и никто ему не поможет.
========== Часть 13 ==========
— Cielo, ты всё-таки сумасшедший, — подвёл итоги Спейд, залезая на крышу тюрьмы, вслед за мальчишкой, который решил «проветриться».
— Не переживай, прыгать не буду, — легкомысленно отозвался он, слова потонули в сильных порывах ветра, которые едва не сдували его хрупкую фигуру, если бы руки Хранителя не пригвоздили к земле. — Нам надо в Намимори, — и Небо поворачивается в его руках, и вновь улыбается губами, глазами, пламенем, и Туман не в силах отказать своему Небу.
Тсуна вообще с иронией подходит ко всем ситуациям, когда он приходит на финал битвы, потому что это уже третий раз подряд и кажется, он выпал из жизни-приключений своего брата. А потому только появившись на поле битвы, где противник решил показать своё красноречие, Тсуна бестактно прерывает их оглушительно-звонким: «Привет!» — и машет рукой, да. Зато эффект незамедлительный, тут и Ашира со своей компанией, и Вария, которая недобро сверкнула глаза в его сторону, и босс Мильфиоре, которого Бермуда описал, как «слащавый цветочный маньяк, не перепутаешь», и ещё какие-то люди, которых Тсуна впервые видит.
Тсуна улыбается, подходя ближе, перепрыгивая по раскуроченной земле и чувствует, что Спейд с аристократичным видом идёт рядом. То что Деймон смотрит на всех остальных со снисходительной насмешкой, как на несмышлёных детей — он не сомневался, Туман у него бывает высокомерным ублюдком; временами, двадцать два на семь, не больше. Тсуна внаглую проигнорировал Бьякурана, которого от поспешных действий остановила пролетевшая в сантиметре от его носа коса; Спейд и Джессо обменялись такими приторными улыбками, что у невольных зрителей аж зубы заболели. Тсуна присел рядом с шокированным братом и с улыбкой потрепал его по волосам, как часто любил делать старший.
— И чего ты разлёгся? — Тсуна весело улыбался, как будто уже видел победу брата, и дал тому лёгкий подзатыльник. — Разве это был не твой гениальный план перекроить время? — и прежде чем его спросят, вольно добавил: — интуиция, — где-то за спиной хмыкнул Деймон. Джотто тоже любил все нераскрытые источники информации сваливать на интуицию. — Ты должен победить, братец; кто-то должен спасти мир от этого чокнутого, — кивок в сторону босса Мильфиоре, послышался лязг металла и взаимный обмен вежливыми формулировками двух аристократов. — Не обращай на них внимание, — аккуратно повернув голову Аширы обратно к себе, продолжал Тсуна и уже серьёзно глянул на брата. — Послушай меня, Ашира, так вышло, что в этом времени я мёртв, — брат вздрогнул, потому что точной информации о смерти ни у кого не было, но после первых пяти лет поисков пришлось признать очевидное, — и моя смерть очень плохо сказалась на единственных сильных существах нашего мира — Вендиче. Грубо говоря, они в депрессии, — кто-то среди Хранителей брата подавился, кажется, Мукуро, — и считают, что весь мир должен разделять их настроение. А потому ты единственный, кто может и должен справится с Небом Маре, потому что у него шарики за ролики заехали ровно в тот момент, как он принял кольцо, а дальше всё по наклонной, — Тсуна говорил с такой уверенностью, словно сам наблюдал этот процесс, на самом же деле он вспоминал рассказы всех бывших Аркобалено, которые встречали владельцев колец Маре. Их было не много, но зато как экспрессивно о них отзывались!
Закончив не слишком воодушевляющую речь, Тсуна подал руку брату и помог подняться, чтобы повернуться и увидеть ещё больше раскуроченное поле и зубоскалящих Джессо со Спейдом. На плече Бьякурана красовалось расползающееся кровавое пятно, на одежде Деймона отчётливо виднелась копоть, а какими словами они разговаривали — заслушаешься! Тсуна негромко окликнул своего Хранителя, на что тот сразу выпрямился, извинился перед противником, пожелал ему всего наилучшего — а по ощущениям, будто на три буквы послал — и в одно мгновение оказался рядом со своим Небом, собственнически обнимая со спины и утаскивая их подальше от поля боя.
— Силён, гад, — проворчал он и от него это был почти комплимент. Они стали вдалеке от всех, наблюдая за внушительной огненной битвой, но то и дело ловили на себе короткий взгляд, то кого-то из офицеров Варии, то Мукуро, то Реборна, то непонятной девочки в странной одежде. — Думай, что они завидуют, что я могу тебя трогать, а они нет, — шепнул ему на ухо Спейд, и Тсуна, не сдержавшись, наступил Хранителю на ногу, услышав сдержанное шипение. Мелочь, а приятно. Нечего разбрасываться двусмысленными фразами, на радость фантазии связанным рядом членам Мильфиоре.
— Прекрати, — тихо попросил Тсуна, прикоснувшись к холодной руке Хранителя, отвлекая его от желания прибить трёх поблизости Туманов. Впрочем связанный чудик, зелёноволосый парень и Мукуро отвечали Спейду такими же недобрыми взглядами.
— Чем меньше Туманов, тем лучше, — уверенно заявил Деймон, что в срочном порядке пришлось вливать в него пламя, дабы успокоился и не устраивал войну среди своих и пленников.
— Ты не можешь подозревать каждый Туман в заговоре, — Тсуна мог лишь надеяться, что звучало убедительно, а не безвыходно, потому что по-настоящему в чём-то переубедить Спейда невозможно. Как он и думал, Деймон лишь хмыкнул ему на ухо, и… — Спейд, — предупреждающе произнёс Тсуна, отодвигаясь в сторону, потому что интуиция верно говорила, что у Тумана именно сейчас в очередной раз размоются границы. Спасти своё ухо от укуса удалось, потому что он, как наяву, видел эти неверящие взгляды рядом стоящих людей. Вряд ли его дара убеждения хватит на то, чтобы доказать, что взрослый (кха, древний) мужчина никуда дальше не полезет — особенно, если сам в это не веришь — если уже позволяет себе такое в отношении своего тринадцатилетнего Неба. На них как-то странно покосилась девочка-в-странной-одежде, Тсуна ей очаровательно улыбнулся, кажется, ему не поверили, потому что даже отсюда чужое волнение было заметным.
За своими мыслями Тсуна чуть было не пропустил окончание битвы и то как босса Мильфиоре сожгло чужим пламенем, под крики его сокрушённых подчинённых и искренний-неуместный смех Спейда, которого не заткнул даже удар локтем под рёбра. Тсуна извинялся за своего Хранителя, который резко перешёл на старо-английский и пожеланий мистеру Джессо пройтись по всем закоулкам Ада, напару с каким-то Козартом (это же было имя?) А какие проклятия в его сторону стали кидать подчинённые Джессо и как Тсуна их разминал, стараясь успокоить одного и извиняясь перед другими! Ашира смотрел на брата со смешанными чувствами, новый балаган даже заглушил не начавшееся чувство вины, а вправляющий мозги удар репетитора и вовсе пояснил, что время будет переписано, так что Бьякуран будет жив, а потому за убийство это не считается. Реборн так же смотрел на Тсуну с каким-то сомнительным для гиперинтуиции чувством.