Творец приутих. Ярких эмоций и полных энтузиазма глаз как и не было, вместо них тусклые серо-белые зрачки. Плечи слегка дернулись и опустились, показывая всем своим естеством, что Инк такого делать не станет ни при каких обстоятельствах, наверно. И Саенс прекрасно знал его позицию, именно и надавил сейчас на нее.
— Это… как?… — Художник машинально потянул руку к голубому флакону, но настойчивая рука очкастого ученого остановила попытку взгрустнуться.
— Очень просто. У магии есть свойство: сжиматься в пространстве до консистенции ткани, но обычная не стоит твоего внимания, ее мощи не хватает, чтобы удержать такую энергию. А вот оболочка из УР весьма неплохо с этим справится, но, я сомневаюсь, что ты пойдешь на это.
— Так зачем ты тогда меня звал? — Творец одарил слегка хмурое и сочувствующее лицо Саенса пустым взглядом. — Для меня нет выгоды из этой информации, верно?
— Нет, почему же, есть ведь. Если нам удастся отыскать другую магию подобной мощи, ты сможешь обрести душу.
Эти слова немного приободрили загрустившего Художника, он слегка улыбнулся и все таки отпил желтой краски. Немного погодя, улыбнулся более правдоподобно, в своей обычной манере.
Бурный всплеск отрицательно-положительных эмоций заставил Дрима встрепенуться еще раз. Ладно, замок начали ломать, но это уже перебор. Эмоции пропитаны фальшью и привкусом красок — точно принадлежат Инку. А раз так, то оставлять его одного в таком состоянии явно было опрометчиво. Пришлось переться в его дом. В его с Эррором дом. А так как ни того, ни другого найти не вышло, пришлось смириться с тем, чтобы просто надеяться, что эти два обалдуя ничего не учудили, а ведь вполне могли.
Как же Дрим устал носиться за умалишенным Инком по мирам, словами не описать. Он, когда становился его другом, в няньки не нанимался. Но приходится теперь выполнять и роль сиделки и нянечки. Детский сад, ей-богу. Хорошо, что еще один ребенок, разрушитель который, не капризничает и не уничтожает миры один за другим. Великое счастье, что его удалось взять под контроль и усадить на один диван со своим бывшим заклятым врагом. Сказка, да и только. К слову, а куда эти двое подевались-то? Найти первого будет проблематично, Глюче весьма скуп на эмоции, чтобы определить его местонахождение, то же было и с Инком, после этого внезапного всплеска, буран стих, оставляя после себя отголоски эмоций и холодящую пустоту.
Что же, теперь не только Эррор ищет Инка.
========== Жертвенник ==========
Густая, ало-черная жидкость горячими каплями падает на белоснежный пол, собираясь в небольшие лужицы. Сколько же этих самых лужиц накопилось, не сосчитать. Переломанные в нескольких местах кости, многочисленные рваные раны, ссадины, ушибы и царапины — все это причина растекшейся везде и всюду крови. И, увы, она принадлежала только одному оппоненту из двоих членов поединка. И именно он сейчас еле держался на ногах, забывая обо всем, что его так тревожило до этого самого знаменательного дня, дня, к которому он так готовился на протяжении не одного десятка лет не единожды, даже не дважды. Низкорослый парень окинул взглядом антипустоту еще один раз, последний, в этой жизни. Это место. Оно так смертельно опасно для остальных, не каждый способен выжить здесь, далеко не каждый. И сейчас он снова умрет, чтобы позже вновь восстать из пепла и продолжить бороться за свой родной дом.
— Ты, — его хриплый, почти не живой, голос был едва различим даже ему самому, но он точно слышал его. — Скажи, зачем ты устроил из антипустоты жертвенник?
Адресат прекрасно понял смысл сказанных ему слов, но все равно, подражая своей же натуре, решил продолжить язвить, как и делал это ранее.
— Если с какой стороны посмотреть на твой вопрос. Для начала, скажи мне, что для тебя есть жертвенник? Для меня это не что иное, как место, на котором приносились языческие жертвы, — его острый, словно кинжал, взгляд то и дело впивался в окровавленную фигуру напротив стоящего паренька. — А какой смысл имеет это слово для тебя?
— Точно такой же, — тихий выдох-хрип, вызывающий собой появление настоящего кровавого кашля. — Твоя уродская морда мне противна, отвечай на вопрос и я, наконец, покончу с тобой раз и навсегда. Скажи мне, зачем ты сделал из моего дома жертвенник, а в жертвы выбрал именно меня?
Не смотря на весьма плачевное состояние, скелет стойко держался, не собираясь погибать раньше нужного ему момента. Ведь даже голос его не дрожал, не выдавал ни эмоций, ни страха. Возможно, это было лишь потому, что на данный момент у него просто не было души.
Ужасно надоедливый и раздражающий смех покатился по пространству, своим звучанием ясно давая понять, что делает это данное существо лишь, чтобы позлить. Ну а для чего еще демоны созданы?
— Ты — самое слабое естество, которое я встречал. Никто, слышишь меня, никто не посмел бы убить, чтобы хоть что-нибудь почувствовать. В отличии от тебя. Я манипулировал тобой все это время, а ты, словно ребенок, так покладисто шел на эшафот. А как же ты покорно взял на себя роль великого мученика. Нет, ты — самый тупой и внушительный агнец из всех, которых я встречал.
Легкая, совсем мимолетная, улыбка озарила лицо агнца. Только что он понял, насколько на самом деле жалок, и насколько ничтожен в целом его шанс на выживание в этом мире, в этих условиях прямо сейчас. И он осознал, что сейчас ему ничего не остается, кроме как умереть. Умереть лишь для того, чтобы снова воскреснуть и жить дальше со всеми грехами за спиной, со всеми мыслями, со всей совестью, терзающей душу изнутри за все то, что натворил в прошлом. Не смотря на все это, сейчас он был уверен, что справится со всем этим. Только для того, чтобы жить, ради того, чтобы жить. А не существовать, как делал это до этих самых пор. Да, сейчас, он отметил в своей памяти, наступил переломный момент, который, наконец, предоставит ему сил для последнего, конечного рывка на свободу. Он ощущал в себе решимость справится со всем предстоящим, даже не имея своей души в груди — сейчас она была у него.
— Как несправедливо, — скелет широко улыбнулся, так искренне и честно, как только могла его лживая натура.
Эти слова стали последними, которые демон услышал от парнишки в этой временной петле. Он счел их за бред покареженного разума. И именно это стало его фатальной ошибкой, которая еще аукнется ему. Не сейчас, потом. Но и не за горами, прямо перед высоко задранным носом.
Путь от лаборатории умнейшего из всех Сансов до антипустоты был не близок, но, если тебе подвластны короткие дороги и другие хитрости — он займет не больше секунды и небольшой частички сил. Именно этой своей особенностью Инк и воспользовался, открыл чернильный портал и нырнул в него, перетекая в свою белесую обитель. И как только чернила за его спиной сомкнулись и растворились, Творец сразу же побрел куда-то вперед. Куда шел? К центру антипустоты шел, именно там находится злополучная сфера, замок, который поставил Инк на свою мультивселенную, лишь бы никто из незваных гостей не объявился. Как Художник успел заметить, в двери его дома начали с энтузиазмом стучать не так давно, вот он и решил проверить, в чем дело. «Наверняка ведь Дрим тоже волнуется», — отметил про себя скелет и просто пошел дальше.
Спустя не один битый час в груди появилось саднящее чувство тяжести, тело немного слабло, магия сложнее поддавалась управлению — он уже подходил к центру. Любой другой на его месте уже давно погиб бы, душа не выдерживает подобного давления, уж слишком велик поток кода, резонирующий в этом месте. Но ведь Инк и не имел души. По крайней мере, сейчас. Из всех скелетов, людей, и любых других существ, рожденных в этой мультивселенной, была всего одна личность, способная комфортно обитать здесь, помимо Инка. И имя ему: Эррор.
Подойдя к нужному месту, Творец начал внимательно осматривать близлежащую округу на наличие ярко-желтого шарика, размером не больше яблока. В бледно-белой пустоте отыскать подобное не составляло труда, так что взору Художника предстал собственноручно изготовленный замок. И все бы ничего, если бы не одно «но»…
— А это здесь откуда? — Хранитель альтернатив притронулся к плотно натянутой сфере костяными пальцами, изучая небольшую трещинку на ее поверхности. — Ее не было в прошлый раз.
Инку не составило бы труда залатать ее, но не сейчас, не когда в эту сферу настойчиво стучат. Если Творец попытается сделать это до окончания назойливого стука, он очень рискует запустить неизвестного в свою мультивселенную.
— Странно это все, — тяжесть, появившаяся в груди, разрасталась и распределялась по всему телу в равном давлении, но все равно голова болела больше всего, подозрительно больше, чем раньше. — Придется следить за новым гостем. Интересно, кто же это?
Но не успел Инк хотя бы убрать ладонь от желтоватой сферы, как ту внезапным потоком магии обожгло. Художник наспех отпрянул от объекта, смотря на него бесчувственными зрачками, на деле же внутри слабо бултыхалось удивление, не видимое не вооруженному взгляду. Творец посмотрел на ожог, вызванный прикосновением к замку, и отшатнулся от следующего произошедшего события: из шарика начал доноситься голос. Да такой противный и до боли знакомый, что сны и реальные, как он думал, воспоминания окончательно перемешались в черепушке, накидывая на нее пелену острой боли.
Что сказал незнакомец по ту сторону сферы, Инк не расслышал. Головная боль была настолько сильной, что перебивала даже собственные мысли Творца, что уж говорить о голосе извне, что пытался донести до него какую-то свою мысль. Но больше всего Художника смутило озарение, последовавшее от прикосновений к шару, от ожога и этого чертового знакомого голоса. Он вспомнил. Он все, абсолютно все вспомнил. Наконец-то мысли в голове не путались в каше из топора, не оставалось больше вопросов об этих уродских снах, что являлись его воспоминаниями. Воспоминаниями из его же прошлых жизней. И, пока на разум снова не нависнет дымка забвения, Инк должен был все это записать. На описание происходящего уйдет не один час, но надвигающееся событие стоит всего этого, иначе Творец просто-напросто не успеет подготовится.
========== Не один ==========
Сколько там от ненависти к любви шагов? Десять? И какой дурак посмел провести такую параллель между чувствами и физической величиной? «Влюбленный дурак», — смело ответил на свой же вопрос Ошибка. А ведь верно было его утверждение. Только влюбленный, самостоятельно погрязнувший в таком болоте, как чувства, способен на подобные крайности.
— Тц, что за ересь в голову лезет, — Эррор закрыл очередной портал в неизвестную ему вселенную и лениво сел на диван, что принадлежал одному неряшливому Художнику, от поисков которого Оши и решил немного передохнуть. — И куда же он мог деться?
В какую альтернативу не загляни, но везде, где в поисках потерялся Ошибка, начинался переполох. Его морду прекрасно знали во многих обширных и проработанных мирах, и появление оного в биомах миров ничего хорошего не сулило. Все давно усвоили одно простое правило, приняв его за аксиому: видишь темного скелета, облаченного в не менее темные шмотки — жди беды. И вот как с таким раскладом вещей жить? И Глючный жил в подобной неразберихе годами, даже не жаловался. И не посмел бы. Сознательно пошел на выбор, прекрасно понимая все риски оказаться в конце с разбитым корытом. И теперь, не по велению судьбы, а по своей прихоти, он стал козлом отпущения. Но давно поломанную душу грело новое чувство. Теперь он был, пусть и временно, не один. Это ему, как он думал, просто льстило. На деле же, он поистине упивался этим ощущением нужности, и вовсе не важно, кому именно. Пускай это будет Инк, но на данный момент он ему нужен. И пускай. Плевать, что он выглядит как потерявшийся бродячий уличный кот, ослепший на два глаза и душу. Не умеющий доверять, но на свой страх и риск доверивший свои чувства кому-то помимо себя. И, знаете, он ни о чем не жалел. В кои-то веки, он обрел, какое-никакое, но успокоение и баланс мыслей, и голоса в черепушке приутихли, покидая ее на пару с вечными головными болями. Теперь в черепной коробке было на удивление тихо и спокойно, а внутри слышался один-единственный тихий, уверенный и размеренный голос.
Что же, видимо, Эррор неосознанно сделал еще один шаг навстречу к этому настырному Радужке. Вот в чем проблема: ответного дождаться от него он не сможет, Инку для такого дела понадобится душа, вернее излучающие ею эмоции.
Дрим, в отличие от опустившего руки Ошибки, все еще бродил по вселенным в поисках лучшего друга. И пускай он до смерти устал, но прекрасно знал: Инк устал еще больше. Устал страдать, устал смотреть на мир под пленкой бесчувствия, устал играть на публику, устал защищать, устал бороться. И руки невольно опускаются… Знал бы Дрим, что Художника мотивирует продолжать все это, несомненно помог бы. И потому, имеем только то, что имеем. Ни больше, ни меньше.
Да что уж там Принц положительных эмоций, Творец и сам не знал, ради чего так вкладывается в дело всей своей жизни. Нет, несомненно, его жизнь и здравие прямо пропорционально зависят от количества и качества альтернатив, однако было у него что-то еще в груди. Что-то такое странное и необъяснимое. В особо тяжелые времена внутри словно клацал какой-то рычажок, придавая моральных сил продолжать сражаться. И главное, в эти моменты он действительно верил, что знал, за что сражается. Увы, всего лишь верил.Через время, когда уставшее тело полностью насыщалось, пронималось силой и мотивацией насквозь, рычаг снова щелкал, выключаясь и готовясь снова к очередным толчкам до победного. Вот только что-то сейчас тихий спасательный «щелк» запаздывает, наверно, где-то в закоулках памяти затерялся и заблудился.
Впрочем, долго ждать его не пришлось. Стоило только Инку наконец осознано открыть глаза и повнимательнее взглянуть на мир вокруг, как назойливый «щелк» забил в несуществующих ушах, перебивая своим эхом от звона все мысли и заставляя тело действовать на уровне инстинктов, по накатанной годами тропе — тропе защиты всего и вся в близлежащем, и не совсем, окружении. И на этот раз в груди защемило так сильно и так ноюще, словно этот самый рычажок закоротило. И никогда не откоротит обратно. Теперь Инк ясно видел цель и бездумно, бесчувственно, шел к ней. Сначала он должен всех спасти, а уж потом хоть и в пропасть бросаться. Именно этот отголосок слабо заметной эмоции, твердой и уверенной решимости, разглядел в закромах грудной клетки своего друга Дрим. Что, наконец, позволило Яблочному найти свою потеряжку.
— Скажи-ка мне, что, на твою милость, происходит? — Принц-диадемка внимательно осмотрел своего друга, окидывая его весьма многозначительным взглядом. —Что за внезапное бурление эмоций в тебе? Объясняйся.
Дрим только сейчас, наконец, смог заметить, что вокруг Творца валялась не одна-две бумажки, а как минимум пара-тройка дюжин. Только сейчас заметил, как Инка трясет. От страха ли? Нет, сейчас внутри его груди совсем не булькали эмоции, лишь зияла пустота и стерильная чистота. От безысходности его трясет, от безысходности.
— А, вот и ты. Я ждал твоего прихода, — Творец даже не поднял взгляда с блокнота в руке и ручки в другой, он лишь продолжал что-то там писать; шарфа для такого объема информации просто не хватит. — Спасибо, что не бросил.
— Что произошло?
— Ты присаживайся, — Инк одной рукой провел по траве, сметая все бумажки в сторону и освобождая Дриму место. — Нам предстоит очень долгий разговор.
И понеслась проза по двоичному коду одного из миров, рассказывая собой всю накопившуюся за десятки, а может и сотни, десятилетий. Художник знал, что всецело мог доверить Хранителю эмоций все свои самые потаенные секреты, он мог доверить ему самое сокровенное и важное, потому и говорил. Слагал наспех, постоянно путаясь и оговариваясь, ведь одновременно с этим продолжал наполнять строки очередных тетрадей текстом и смыслом в нем. Обрывал предложения на середине, и слова тоже, старался ухватиться за уплывающую в небытие память. И, пока что, справлялся со всем этим. Не успеет дописать все сам: допишет Дрим, Художник попросил его слушать настолько внимательно, насколько Яблочко могло себе позволить. Наконец-то старая установка сработала: он так долго верил в небольшую победу своей памяти и вот она все же свершилась. «Не голова у меня, а сито» — повторял он себе из раза в раз. Но в этот раз большущие дырки в этом сите были наспех, неумело, заделаны, и оно изо всех сил держало внутри себя громоздкую память. Лишь бы не прорвало. А ведь он был уверен, что не прорвет.