— Что не так с моей памятью? — однажды спросил сам себя Художник, напрочь уставший забывать и забывший уставать. — За что мне такое наказание?
Инк спокойно, почти расслабленно, сидел на диване; в руке сверкнул блеском синий флакон с краской. Часы тихо и медленно отсчитывали секунды убывающего дня, эхом разнося еле различимое «тик-так» по всему домику.
— Какое может быть объяснение такого недуга? — Творец бросил очередной взгляд на флакон в руке, однако все равно не пошевелился: выпьет еще хотя бы каплю, может покончить с собой от удушающего уныния. — Нет, попробуем разрулить проблему более разумным путем. То есть, попытаемся додуматься до ответа, да, Бруми?
Следующий же взгляд был брошен на громадную кисть, подпиравшую одну из четырех стен гостиной комнаты, в которой почти не бывает гостей.
— Что есть память у монстров? — Инк откинулся на спинку дивана, что за годы использования успел промяться в форме тушки Художника. — Это связи магического происхождения, засевшие глубоко внутри живого организма. Душой, что координирует и направляет магию по всему телу, не располагаем. Значит, моя магия просто хаотично слоняется туда-сюда по костям. Краски — ненадолго перенаправляют определенную магию в правильное русло, выуживая из них эмоции.
Но все эти домыслы едва ли вообще несли объяснения такой ужасной памяти у несчастного монстра…
— Но ведь память — тоже магия. Значит, душа также должна была руководить ее потоком, будь она неладна, — короткого и прерывистого вдоха вполне хватило, чтобы понять настрой и ход мыслей Творца — он был в отчаянии. — Из этого вытекает, что отсутствие души вполне могло исказить мою память.
Что же, имеем только то, что имеем. Ни больше, ни меньше.
Пока Дрим своим сознанием пытался уловить каждое слово из уст Художника, хотя желательно смысл, картинка перед глазами просто-напросто начала плыть. Слезы заполняли все глазницы, не давая зрачкам сфокусироваться на говорившем напротив него скелете. Скелете, который, по своим же словам, десятки лет назад попросту сыграл в ящик с одним смутным типом. И сейчас пришло время расплаты за столь необдуманные решения. Хорошо еще, что Инк додумался рассказать своему другу не всю правду, лишь самую важную и понятную ее часть. И пока Дрим поймет, что Творец солгал, Художник успеет умчать, снова спасать мирки собственной вселенной.
Почему добрейший из яблочных братьев рыдал сейчас, да так горько, что и не помнит, когда в последний раз подобное было? Все просто. Имея при себе весьма обостренное чувство справедливости и львиную долю доброты от характера, он просто не смог отреагировать иначе на то, как несправедливо поступили с его лучшим другом. Сердце, нет, душа просто не выдержала и рванула напряжением наружу, разбиваясь хрустальными каплями о зеленую траву. Он не мог поверить. Вернее, не мог осознать, что дела могут обстоять настолько ужасно. Верить-то он верил, и в мыслях не было такого, чтобы усомниться в словах дорогого ему монстра. Однако, от почти правдивой правды так больно скреблись кошки по золотому яблочку-душе…
========== Лишь руку протяни ==========
Тонкие костяные пальцы аккуратно взялись за листок бумаги и пушистую кисть. Первый мазок по чистому полотну — первая волна расслабления и успокоения расшатанных нервов. Сколько лет прошло с начала очередной попытки? Инк уже и забыть успел. Но зато предельно знал и, что гораздо важнее, вспомнил: подготовка так и не началась, а враг уже стоит на пороге. Никакая спешка в мире не сможет нагнать темпов демона. Конечно, ведь как успеть за тем, кто постоянно жульничает и использует все твои слабости себе на руку? Вот и Творец не знал.
— И за что мне все эти мучения? — Художник недовольно вздохнул, когда на только что появившиеся мазки вылились краски из тюбика, а, вполне возможно, этот удрученный вздох описывал грусть и уныние всей ситуации в целом. — Вон, даже моя стихия не слушает меня, своего непосредственного хозяина.
Однажды Дрим как-то случайно ляпнул, что краски и кисти с чернилами — стихия Инка, самого великого творца и художника в истории всей мультивселенной, это если цитировать самого Принца эмоций. И с тех самых пор эта мимолетная шутка засела в голове у этого самого мастера кисти, красок и чернил. Теперь все это действительно являлось его стихией. Единственная и неповторимая в своем роде — стихия созидания и создания. И теперь, как ни крути, но Инк всегда был, есть и будет простым создателем и защитником миров. Неким мечом и щитом целого ряда вселенных. И пускай вместо меча у него была кисть, да и щита в своем арсенале он никогда не имел. На его месте вполне спокойно расположился неподдельный альтруизм и жажда к справедливости. И несколько кощунственных и эгоистичных целей. Но ведь кому до этого было дело? Если Хранитель вселенных исправно выполняет свои обязанности — сохранение мира в мирах — кому будет важно состояние самого местного оберега, его несуществующих чувствах и мыслях? Да всем будет плевать на это с высокой колокольни. Аж трясет. Не Инка, Дрима.
— Чем же я эдаким провинился? — очередной взмах кисточкой понес за собой новый витиеватый узор, что плавно разрастался по белоснежному холсту. — Сделал что-то не так? Встретился с кем-то не тем?
На самом деле, все было куда проще. Он просто появился не в том месте не в то время. Ему просто и откровенно не повезло. И, дабы вернуть удачу на свою сторону, придется прожечь не один десяток лет под ярлыком «бездушный». Придется принести жертву. Придется самому стать жертвой, отдать всего себя, свое естество в руки фортуне и ждать. Вот только непонятно, чего именно.
Рассказ даже и до середины не успел дойти, как Дрим отказался слушать дальше. Услышанного вполне хватило, чтобы надолго и во всех красках и деталях запомнить на всю оставшуюся жизнь, а слушать дальше уже и не было сил. Уж слишком он сожалел участи своего дорогого товарища, а тот факт, что помочь ему было попросту нечем, окончательно отбил желание продолжать диалог. Если бы все произошедшее предстало перед двумя скелетами в другом месте, возможно и времени, он бы смог дослушать до конца, но не сейчас. Не в это время и не в этом месте. Не после всего того, что они оба пережили.
Возможно, слова Инка Принцу положительных эмоций стоило бы принять за бред сумасшедшего. Но отчего-то Творцу так хотелось верить. Все его слова звучали до одури убедительно и правдоподобно, что от сомнений об их лживости не оставалось и следа. В кои-то веки все кусочки пазла слились в единую картинку, наконец объясняя все тонкости мироздания. Ну, почти.
— Сложно наверно запоминать столько всего, — слезы на глаза Хранителя эмоций уже и не лезли, времени, проведенного в практически истерики, хватило с лихвой.
— Так я и не запоминаю, — Художник повел затекшими плечами, продолжая вдумчиво писать, отвечая на короткие вопросы Дрима. — Только недавно все вспомнил, и сразу же пришел сюда.
Забавно, Инк всегда, когда ему нужно побыть в одиночестве, приходит сюда. На эту самую поляну, в мире нахождения которой царит вечная ночь. Бесконечный геноцид — удел данного мира. Да пушистое темное одеяло звезд и тягучего нескончаемого космоса. Все эти необъятные просторы — творение одного весьма одаренного Автора, что додумался совершить вечный геноцид в этих просторах. И с тех самых мор здесь не раздаются голоса, гулко стуча эхом по равнинам и плоскогорьям. Все это равноценно обменялось на тишину и поблескивающую звездную пыль.
— Ну да, — Дрим тихо посмеялся; в его голосе явно слышалась полупрозрачная тень иронии — вечной спутницы разговоров Хранителя вселенных и эмоций. — Так… зачем ты рассказал мне все это?
— На мою дрянную память доверием не напасешься, — Творец ненадолго, по сути впервые, отвлекся от письма и взглянул на Дрима. — А ты должен будешь дать мне отрезвляющих лещей, чуть что произойдет.
Принц понимающе кивнул, окидывая взглядом уставшего друга. Откровенно говоря, он имел ужасный вид. На уголках рта виднелись подтеки разноцветных красок, зрачки серые, опустевшие, взгляд, некогда столь проникновенный, так поверхностно изучал пространство рядом с собой в виде скелета с желтой диадемой.
— Говоришь так, словно я не делаю этого практически каждый день, — и снова заметная тень иронии, что четко виднелась в его словах, во взгляде. — Чем еще я могу тебе помочь?
Тик-так. Тик-так. Секундная стрелка обгоняет своих старших сестер, оставляя их далеко позади. И им двоим уже никогда и не угнаться за младшей, такой быстрой и тонкой, гулко отстукивая в каждом закоулке домишки. Вокруг настолько тихо, что лишь часы медленно отсчитывают время. Спокойная, почти замогильная тишина. Но только тихое сопение — тормошение ветра туда-сюда по носовому отверстию — оповещает эту тишину о том, что в пространстве есть тот, кто наслаждается ею. Воистину упивается. Ведь никогда, еще никогда ранее одному несчастному глюку не удавалось думать так ясно, как сейчас. Голова буквально была пуста, но не от отсутствия знаний или мыслей, там не было этих ужасных голосов. Именно сейчас Эррор, с радостью отмечая для себя, осознавал и понимал, что его голова принадлежит только ему одному.
— Ну и куда же ты делся? — голос с непривычки резанул по несуществующим ушам, такой громкий, глючный, как и его владелец. — Я ведь могу втихую и расторгнуть наш мирный договор.
Может, но не станет. Уж себе-то врать, оно того точно не стоит. Велика плата за предстоящие последствия. И зная все это, порой так сложно остановиться на луче событий, ленте времени, и спокойно подумать. Подумать о прошедшем, будущем, настоящем. Успокоиться и просто подумать. Вот и Эррор не смог. Дурак, сделал очередной, уже четвертый, шаг, сам того не заметив. Аукнется ведь потом.
Глубокий вздох и последовавший за ним скрип пружин в диване давали знать только одно: Глюче намерен продолжить поиски. Только, разве что, при помощи немного видоизмененной тактики.
— О, Эррор, привет, — Дрим вежливо улыбнулся только что появившемуся собеседнику, даже не дрогнув от испуга при его виде, как то было ранее. — Что ты делаешь здесь?
А ведь раньше, стоило Хранителю эмоций только завидеть в углу комнаты этот устрашающий силуэт, он тут же жался в углу напротив, всем своим видом показывая степень испуга. И, Художник мог поспорить, что слышал доносящийся из того самого угла тихое, подобно котячему, шипение. А Эррор лишь неистово усмехался в сторонке, наблюдая за копошением двух закодычных друзей. А сейчас вон, совсем уж Принц положительных эмоций от рук отбился, не дрожит в страхе, а спокойно приветствует. Глюче тихо усмехнулся.
— Я не просто на погулять пришел, — кивнул, здороваться в ответ не стал, будто бы он опусился бы до подобного. — Где Инк?
Дрим уже успел оставить Творца в суете своих собственных дел. Пусть спокойно продолжит себе писать в отдаленной вселенной, лишь бы никто помешать не смел. Именно этим сейчас Принц-диадемка и занимался, оставив Художника одного, отвлекал внимание всех от его персоны. И, как он надеялся, удачно. До поры до времени, пока Глючный скелетик не начал подозревать что-то неладное.
— Инк? — уж что Дрим умел мастерски делать, так это притворяться непонимающим и невинным, не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. — Он вроде как убежал по делам.
— Да неужели? — как жаль, что Эррору солгать он не сможет, уж слишком настойчивый и грозный вид он имел. — Сумасшедший и по делам? Один?
Вывести добрейшего из яблочных братьев на чистую воду, на самом деле, проще простого. Он только на вид весь такой белый и пушистый, а внутри он, пожалуй, не лучше брата своего. Защищает то же самое, что и он, лишь улыбается не так мерзко, как Найтмер. Вот и весь секрет.
— Ну да, он, кажется, прогуляться захотел, — Дрим отвел свою приторно-сладкую улыбку в сторону, решил не мозолить ею глаза Разрушителя. И правильно сделал. — А что такое?
— Да так, ничего, — Эррор не по-доброму сверкнул глазницами, оповещая скелетика, что ничуть не поверил его словам. — Просто интересно стало.
И, не удосужившись даже попрощаться, ушел куда подальше от этого врунишки. Надо же, вот гады, что-то там себе придумали и скрывают от посторонних глаз. Паршиво как-то от понимания того, что твои глаза еще и посторонними считают. А ведь кажется, что правда так близко, где бы она ни была, словно под носом. Лишь руку протяни.
========== Я узнаю твой голос ==========
Недовольно почесав затылок, пристукивая костями при этом, Эррор уселся на диван. Отлично, Инк что-то там себе понял, а Дрим его покрывает. «Наилучший» расклад дел, явно «в пользу» Глюче.
— Идиоты, — тихо прокомментировал действия Мечтателя и Художника, затем не менее тихо рыкнул, только вспомнив об их поступке. — Мое терпение на исходе. Теперь пусть хоть в лепешку разобьются, но расскажут мне о том, что задумали.
Ошибка переживал. Не то, чтобы думать о том, что с этими двоими обалдуями чего-нибудь нехорошего случится, хотя и этот вариант развития событий не отбрасывал, а просто слегка нервничал. Он никогда не отрицал, что Инк, пустоту его дери, чертовски умный, и этот чертовски умный малый мог самостоятельно прийти к какому-нибудь выводу, а с помощью, к слову, тоже неглупого, Дрима, так и подавно. Их дуэту нет равных в отрасли разгадок загадок и построению хитроумных планов. И сейчас они чувствовали себя словно в своей тарелке. Вот только вместо этой тарелки сейчас были судьбы сотен миров и сотен тысяч монстров и людей, в том числе и Эррора. Если о первом он даже не догадывался, то во втором был уверен на все сто. Ведь он, Глюче, со своим хваленым недоверием ко всему и вся, доверился Инку, отдавая, по сути, свой секрет ему в руки. И пока Ошибка тут просиживал шорты, Творец, Эррор был уверен, продолжал рассуждать.
Когда Дрим ушел восвояси, Инк все так же продолжал писать. Пока память не начинала подводить, он должен был использовать момент по максимуму. И в планах, дабы достичь этого максимума, было посвятить еще кое-кого в сложную ситуацию. Пока Творец мог, он будет рассказывать всем своим самым доверенным лицам о своем прошлом, о своих ошибках. Да, это непросто, однако это необходимо, уж, если он все-таки хочет всех спасти. И, если у Художника это не выйдет, простить подобного он себе уже не сможет. Именно на эту попытку были поставлены все козыри, и если она с треском провалится, то всю жизнь можно будет считать полностью слитой. А демон продолжит тешиться над добычей. И жертвой.
Собирать все листы бумаги, ручки, карандаши и блокноты с травы пришлось долго — уж слишком много канцелярии валялось тут и там. Но сделать это было нужно, при чем в срочном порядке — никто из посторонних эти записи увидеть не должен был, особенно если этот кто-то — это Найтмер, или кто-нибудь из его окружения. Тогда о спасении целой мультивселенной уже можно было и не мечтать, забив на столь добрый жест и отбросив все планы в долгий ящик. А ведь на эту попытку Инк поставил все, что имел: весь опыт, что вынес из прошлых жизней, все связи, которые обрел. Имея при себе, по сути, только надежду и веру, он уже достиг чертовски многого. И отступать сейчас просто не имел права, хотя на деле же просто не мог. Уже через несколько дней судьба всего населения мультивселенной будет написана руками Художника, который и рисовать-то на самом деле ненавидел. Однако пришлось научиться, чтобы исправно выполнять свой долг, да латать свежие раны на себе как можно быстрее.
В планах Инка следующим слушателем этих словоизлияний на очереди был Гено. Решиться рассказать всю правду ему было чертовски сложно, даже Дриму было легче, ей богу. Художник, естественно выпив перед этим красок, чувствовал ужасную вину перед другом за все ошибки, которые совершил. За всю ту боль, которую принес. И сейчас было вовсе не важно, помнил ли этого сам Развалинка или нет.