Тяжесть воспоминаний - Томас Мира


========== Brook ==========

Ему было тошно даже просто смотреть на эти надоевшие таблетки. Надоевшие до какой-то паники в глубинах сердца. «Йо-хо-хо! Но у меня же нет сердца!» — отдается в памяти любимая шутка, а ладонь, прокрытая дряблой, бледной кожей, ложится на грудь, в которой как назло, предательски бьется его сердце, и длинные пальцы музыканта сжимают ткань ненавистной пижамы. То, что он еще жив, несомненно, должно радовать, но с ним будто было что-то не то.

Когда-то он был выдающимся музыкантом, был частью одного из известнейших на тот момент времени музыкальных коллективов, который носил название «Румба» (в честь музыкального направления). Но лет 40 или, может, 50 назад, в зависимости от того, какой год сейчас (что его мало интересовало), они попали в автокатастрофу: в их автобус врезался грузовик. Все, кроме его, погибли в течение следующего месяца или двух. Он потерял их снова… Как и тогда, в водах непредсказуемого Гранд Лайна, самого жестокого и, в то же время, прекрасного из морей. Его задавливало такое же, как и тогда, тоскливое, жгучее и болезненное одиночество, ломающее изнутри, лишающее само желание жить…

И все же, в той жизни, в Том Мире, где он был пиратом, было лучше, чем здесь. Мужчина пригладил коротко стриженные, седые волосы, которые когда-то давно представляли собой афро. А ведь оно было способно пережить его смерть. Правда, лишь благодаря дьявольскому фрукту.

— Прости меня, Лабун, — слабо шепчут пересохшие губы, когда в голове сплывает образ китенка. Он бы хотел встретить его, отдать ему ракушу с записью последней песни пиратов Румбы.

Но это не здесь, не в этой не раз проклятой им реальности. Это там, где черноволосый мальчишка в соломенной шляпе и его верные накама весело подпевали ему «Саке Бинкса», где скелет может быть живым, а олененок говорить по-человечески и менять форму, где рыжая девушка чувствует погоду и может ею управлять, где эмоциональный киборг работает на коле, где у молодой женщины с истерзанной судьбой могут вырастать дополнительные части тела, где любвеобильный кок может взлететь, а ударами своих ног изменить лицо, где мечник способен разрезать корабль, где чуть трусоватый, но умный парнишка никогда не промахивается, а руки их капитана можно растянуть до невероятной длины…

А молоденькая медсестра снисходительно улыбается, слушая эти невероятные истории о «якобы прошлой жизни», согласно кивает, хотя в ее глазах явно читается мысль о старческом маразме талантливого музыканта. Это обижает его, унижает, но он изо всех сил держит слезы в себе, проглатывая обиду как ком, застрявший в горле. Ведь нет ничего более жалкого, чем рыдающий из-за своих фантазий старикашка, с трудом помнящий, какой сейчас год.

Медсестра, вероятно, из жалости просит сыграть, протягивая мужчине старую скрипку, его последнего товарища, и он тоскливо начинает напевать самую драгоценную для него песню. Ту, что любит и знает каждый пират в Том Мире…

Но лежа ночью, в одиночестве, когда уже можно не сдерживать предательские слезы, он исступленно, будто в бреду шепчет: «Отправляясь в дальний путь Саке Бинкса я беру, следуя за бризом моря по волнам бегу…»

Хоть Брук уже и сам почти верит в свой маразм, следующие строчки звучат в голове голосами Мугивар, вынуждая продолжать петь: «…Вдаль чрез глубь морских пучин, на закате не один с песней птиц иду вперёд, глядя на небосвод… — вынуждая верить, что пройдет еще совсем немного времени и его юные накама придут, чтобы увидеться с ним, — До свиданья родной дом, всю печаль оставим в нём».

…И в каждую секунду он может умереть… И каждая строчка может стать последней…

========== Franky ==========

Кати Флам по прозвищу Фрэнки в прошлом был угонщиком, разбиравшим машины на запчасти и продававшим их по частям. Он до сих пор мечтал придушить этого урода Роба Лучи, который его тогда засадил за решетку, хотя Флама уже освободили. На пару лет раньше за хорошее поведение. Сейчас Фрэнки работал в дешевом автосервисе и жил со сводным братом Айсбергом. И вроде бы жизнь была не такой уж и дерьмовой, но почему-то было это странное «но».

Фрэнки чувствовал себя задушенным в этом городе, где нет места мечтам и приключениям. Он просто не желал всю свою жизнь лежать под чужими машинами, без шанса вырваться из этого замкнутого круга.

- Ты уже дома? – Айсберг удивляется, видя своего брата, когда солнце еще не упало за горизонт. Кати Флам в свете настольной лампы что-то сосредоточенно чертил или рисовал, низко склонившись над столом. – Не буду мешать…

Фрэнки с трудом сдерживал всхлипы, пока рядом находился Айс. Слезы стекали по странной формы подбородку, падая на белые листы, впитываясь в них, чуть размывая линии карандаша. Он увидел этот корабль во сне и, повинуясь эмоциональному порыву, решил нарисовать чертежи, но не получалось даже наброска, а эмоции переполняли. Луффи, Зоро, Нами, Усопп, Санджи, Чоппер, Робин, Брук, где вы сейчас? Что с вами? Есть ли вы в этом мире? Или вы только фантазия? Пожалуйста, существуйте! Ведь тогда мы обязательно встретимся. Иначе быть не может… не должно… «Я не плачу!» - дрожащим голосом говорит он сам себе. Фрэнки бы отдал все, лишь бы снова быть учеником великого плотника, строить морепоезд, а потом, после того, как дозорные заберут Том-Сана, броситься под него, быть киборгом-демонтажником и не подозревать, что скоро он, хоть и противясь, уйдет в море с самыми невероятными пиратами. Он был бы рад каждому новому знакомству, каждой глупой выходке Мугивар…

Но этого всего не было, их всех не было: ни Мугивар, ни вообще пиратов, ни сражений за жизнь, за честь, за справедливость, за друзей, ни великого Гранд Лайна, ни разделяющего его Ред Лайна, ни Дозора, ни Революционной Армиии… В этом мире не было ничего…

Фрэнки бьет по столу кулаком, неожиданно появляется трещина на столешнице. Грязно выругавшись и скинув на пол бумагу, он опрокидывает стол, пинает его, пытаясь доломать и продолжая поливать все и вся грязью. Флам не заметил, когда в комнату влетел Айсберг, когда получил по носу мощным кулаком.

Фрэнки рыдал от щемящей боли, от звериной тоски, от того, что рядом не было тех, кого с гордостью он звал Накама в той пусть и трудной, и опасной, но лучшей жизни.

========== Robin ==========

Торты из кондитерского отдела супермаркета смотрели на нее своими сладенькими глазками-цветочками. Но полупустой кошелек прямым текстом напоминал, что она может позволить себе только самое необходимое. На небольшой пакет продуктов, купленных, кстати, по акции, ушла большая часть денег. До зарплаты две недели, она протянет. Работа в музее, хоть и связанная с любимой историей, удовольствия уже не приносила, как, собственно, и денег.

Еще пару лет назад этой брюнетке, обладающей прекрасной фигурой, но очень скромно одетой (дресс-код работников музея не позволял носить короткие платья), помогали незаконные подработки, а сейчас ей приходилось жить от зарплаты до зарплаты, иногда залезая в сбережения.

Закатное солнце блистало в воде небольшой речки, проходившей через весь город. Этот блеск напоминал Нико о море. А море, в свою очередь, о Накама. Каждый раз, когда ей хотелось оборвать свою жизнь, она вспоминала свой собственный крик в Эниес Лобби, как зубами пыталась удержаться за камень, чтобы хоть как-то задержать Спандама, уводившего ее от друзей, и много других, кстати, более приятных моментов. И вроде, хотелось продолжать жить.

Робин останавливается на мостике и еще долго смотрит на речку, роняя соленые слезы в пресную воду. Она стоит так, пока не зайдет солнце, и иногда ей кажется, что она снова на Санни, мерно покачивающемся на волнах. И вот-вот появится Санжди, предлагая что-нибудь перекусить, или Нами, спрашивая что-то или, наоборот, рассказывая.

Робин закусывает губу, сдерживая желание рыдать в голос. Она бы все отдала, чтобы снова быть спасенной Луффи в Арабасте, потом пробраться на Гоинг Мэрри. Она готова заново пережить любой кошмар, лишь бы среди Накама. Потерять все из-за Бастер Калла, чтобы потом, года спустя, увидеть чудо, когда несколько человек бросают вызов всему миру. Всю жизнь провести в бегах, чтобы смеяться вместе с ними. Разочароваться в мечте, чтобы она обрела еще больше сил среди других стремлений.

Внутри иногда просыпается голос, заговорчески шепчущий, что есть шанс оказаться на Гранд Лайн после смерти здесь. А разум подкидывает идеи для суицида. Она с трудом понимает, как все еще жива, окруженная предателями-мыслями, какие силы удерживают ее от смерти.

Она оторвется от созерцания воды, уронив последнюю слезинку, вытрет рукавом лицо и пойдет в свою однокомнатную квартиру, купленную еще на нелегально заработанные деньги. Дома она возьмет фотоальбом и какое-то время будет говорить с фотографией матери, прося ее присматривать с небес за ее дорогими Накама…

Даже если весь мир назовет ее сумасшедшей, она будет верить в них.

========== Chopper ==========

- Что? Опять? – без удивления спрашивает высокая стройная женщина в годах.

- Простите, - всхлипывающий мальчишка виновато отводит глаза.

Доктору Курехе, или Докторине (как она просила себя называть), вероятно, жутко надоело «латать» Чоппера после того, как его снова и снова избивают другие воспитанники приюта.

Почему этого невысокого, выглядящего младше своих пятнадцати, мальчишку не любили окружающие, не понимал никто. И никто ничего с этим не делал. Тони Тони сверстники считали ненормальным, особенно те, кто знал его с тех лет, когда он снова оказался в приюте после смерти приемного отца.

Чоппер возвращается в комнату и садится на кровать. Его сосед, большой зануда, но единственный, кто над ним не издевается, сейчас был на какой-то научной выставке. А значит, он может поговорить со своими Накама. Мальчик берет белый лист и простой карандаш: с каждым разом у него получались Пираты Мугивары лучше. И с каждым разом было обиднее, когда задиры разрывали рисунок. Он рисовал не так здорово, как это делал Усопп, но это лучше чем ничего.

Тони Тони было одиноко среди детей, которые его не понимали, которые смеялись над его рассказами о Гранд Лайн, Пиратах Мугивары и невероятных приключениях. Одинокая слезинка падает на нарисованную шляпку олененка. Пока он жил с приемным отцом, тот заказал для него такую же. Но эти идиоты ее порвали, а потому шляпа, как и другие «пиратские сокровища», была спрятана «олененком».

Ему было трудно, но Чоппер не собирался отступать ни от своей цели, ни от своей веры. Он обязательно станет лучшим врачом! Он станет известным, изобретя какое-нибудь очень важное лекарство, и его друзья его обязательно узнают, найдут, и Луффи его, конечно же, позовет с собой. И Тони Тони, не думая, согласится. Он верит в своих Накама, верит в них больше, чем в своих реальных знакомых, верит в связь между ними. И как бы ни было трудно или больно, страшно или грустно он ни за что не отступит.

Хотя одиночество неприятно грызет в глубине души. В таком возрасте трудно быть без поддержки близких, но Чоппер готов стерпеть все. Ради встречи, которая может и не состояться, ради Накама, которых может и не быть в этом мире, которые могут быть всего лишь фантазией одинокого мальчика, ради Мечты, и своей, и каждого из дорогих юному сердцу друзей, пусть и неосуществимой в этом обычном и безопасном мире.

Если они будут вместе, то даже самый скучный, серый мир окрасится в яркие цвета, а приключения найдут их сами. Только бы Накама были рядом.

Он садится перед окном и поднимает глаза к серому дождливому небу.

- Ребята, заберите меня, пожалуйста!

И в горле появляется ноющая боль…

========== Sanji ==========

Звон посуды отзывается в голове эхом, и оно было так сильно, что казалось, будто разбивались не тарелки, а его собственный череп. Керамические кусочки с остатками крема хрустели под домашними тапочками, ломаясь и крошась. Непропеченный бисквит на подносе опасливо свисал с края стола. Настроение было испорчено, и светловолосый молодой человек вновь убирал так и не пригодившиеся продукты в холодильник.

Его истерики, сопровождаемые немалыми разрушениями, продолжались уже год. Пришлось бросить учебу и отказаться от работы в Барати. Последние полтора месяца все валилось из рук. Он просто переводил продукты и крушил.

Это было невыносимо! Санджи ненавидел себя за это. Чувство времени сбилось. Вкус и обоняние были неверны ему. Он смотрит на бисквит. Напортачил. Все испортил. Снова. Теряет сноровку. И руки – такие чужие – леденеют. Губы предательски дрожат, боль сковывает горло, мешая дышать. Блондин жмурится, надеясь, что это поможет справиться со слезами.

- Пошло оно! – он скидывает со стола поднос. Бисквит летит на пол и тут попадает под ногу повара. Он ненавидит себя. И ненавидит все, что он делает.

Может, позвонить сестре? Все-таки будет проще, оказавшись в кругу семьи… Хотя нет! Этот вариант даже не рассматривается! Он сбежал из дома, и ему, конечно же, рады не будут. Даже сама Рейджу.

Санджи вздыхает и садится на пол, закуривая последнюю сигарету. А денег даже на новую пачку нет. Дым наполняет легкие и вырывается из них.

Если бы этот дым мог оторвать его от реальности, блондин точно знает, где бы он оказался. Там, где на палубе покачиваемого волнами корабля он поставит красивый столик и два стула. Укрыв это место от солнца зонтом, он бы позвал своих дорогих Нами-Суан и Робин-Чуан. Их улыбки - светлые, нежные, красивые – чуть озаряют его безрадостное существование. Но образ меркнет в памяти, оставляя после себя щемящую тоску…

Нет! Он отдал бы все, чтобы снова увидеть их! И не только Нами и Робин. Он отдал бы все, лишь бы мельком увидеть хоть одного из своих Накама! И был бы счастлив! Пусть на одно мгновение, но счастлив…

Но некому предложить ему эту дьявольскую сделку. Он один, и лишь сигарета – неверная подруга – рядом с ним. Да и ее Санджи не докурив выкидывает.

Он все уже давно знает. Знает, что это сладкое безумие, сотканное из то ли воспоминаний, то ли фантазий о Том Мире, лишило его способности готовить… И пусть! Пусть так! Они заслуживают того, чтобы стать центром его жизни! Все вместе и каждый со всеми недостатками! Они заслуживать того, чтобы его, кока, жизнь меркла без них, словно вкус давно забытого блюда.

Санджи без сомнения принимает правильность своих приступов. А как иначе? Как, скажите, он должен чувствовать себя, когда те, кого он взял на себя обязательство беречь, отрезаны от него? Когда каждый день наполнен страхов за них?

…Когда все в нем разбито, будто фарфоровый чайник, брошенный из окна.

========== Usopp ==========

- Расскажи мне что-нибудь, - тихо просил светловолосая медсестра, смотря на задумавшегося парня.

Тот начинает говорить, неспособный отказать. И, кажется, мрачные тени отступают от его мыслей, напуганные яркой улыбкой. Да вот только ключевое слово здесь «кажется». Кайя, боясь разворошить «осиное гнездо» его боли, не решается копнуть вглубь его души. Заглянуть туда, где, кроме тьмы, возможно, ничего и не осталось.

Она уйдет до того, как солнце спрячется за горизонт. Уйдет не по своей воле, а потому что иначе брюнет будет за нее волноваться. И корить себя за то, что не может ее проводить, за то, что не может ее защитить. Она уйдет, и как только закроются двери лифта, ее улыбка исчезнет, чтобы вновь вернуться на несколько мгновений, когда она будет махать ему, смотрящему на нее в окно, чуть вспотевшей от волнения ладонью.

Дальше