Казалось, его совсем не смущает то, что младший и по возрасту и по статусу общается с ним на равных.
“Но ведь не так это?” Спросил у Марины Ацуши.
“Конечно он слышит. Но эта доверительность и простота тешит его самолюбие, да и в какой-то степени даёт уверенность в том, что не убьет его Дазай. Он может, думаешь, рука дрогнет? Нет, только посмотри, он словно зверь глядит на мир. Уже в четырнадцать он готов порубить всех. Не понимаю, что так кардинально поменяло его…”
“Значит, Мори все рассчитал… Как он умен.” Удивлялся про себя Накаджима, будто слушая не все, что говорила Цветаева, а только выборочно.
“Да, не глуп. Думаешь, в мафии есть глупые? Нет, там таких не держат.”
Ацуши снова вспомнил свое прошлое, находя его в чем-то схожим с прошлым каждого членом мафии. “Стоп, все одаренные с детства подвергались испытаниям, все справились…значит, и я могу?..”
Он впервые подумал о себе, как о чем-то стоящем и заслуживающие внимания и заботы, ему стало стыдно, но в то же время до жути приятно и легко, будто ещё один тяжёлый валун с грохотом свалился с его души, давая подняться ещё выше к солнцу…
- Понятно, босс. Спасибо за откровенность и разъяснение всех проблем. Почти всех. - Чуть помедлив, добавил он.
- Какое-то ещё вопросы, Осаму?
- Вообще, нет, я все понял, босс. - Подросток, по-видимому, собрался покинуть кабинет.
- А вот у меня есть, Дазай. Что делать будем?
- Если вы про пополнение штата, то я займусь этим. Но, я так понимаю, что помимо этого имеются и другие проблемы?
- Да, ты прав. Нужно поработать с документацией и ещё… Если у нас появятся враги, а они обязательно будут, их поимкой, скорее всего, будешь заведовать ты. Ну и разборкой с ними тоже, хорошо?
- Ну наставни-ик…- Протянул Дазай. - Можно будет создать отряд, специально для этих целей. Обычные то у нас люди есть, а эсперы будут. Обязательно. - Ухмыльнулся он.
“Все уже продумал? Неужели…” Пронеслось в голове Ацуши.
Все же ему было очень интересно, кто же третий обладатель некой единицы мудрости. Ему казалось, что с этим человеком он знаком. “Рампо?..”
“Вряд-ли ты узнаешь, Ацуши, я не в силах видеть все, что происходит со всеми, могу выбрать только одного и то, не каждого, в этом есть минус моей способности.”
“Ты можешь рассказать мне о ней подробнее?”
“Потом, не пришло ещё то время.”
Дазай наконец ушел.
***
Поздней ночью, ближе к рассвету, Ацуши забрел к Дазаю, у которого уже появился свой кабинет с кучей книг.
Последний сидел и что-то писал, потом кинул ручку на стол и схватился за голову, сжав в кулаках отросшие, давно не стриженные пряди волос.
Накаджима подошёл ближе, встав рядом, чтобы видеть, чем был занят подросток.
Мелким-мелким почерком на листе было построено что-то вроде родословного дерева, где снизу было три человека: Осаму, Федор и ‘какой-то японец’, как подписал Дазай, а сверху было что-то непонятное, с разными датами, уходящими далеко за начало летоисчисления, перечеркнутыми, заново написанными ли, от этого чего-то исходили линии с кружочками на концах, которые были перечеркнуты.
Накаджима прислушался к шёпоту Дазая.
- Не поверю, что мы связаны в прошлом, просто не хочу. И все же… Я обязан найти третьего, пока он не нашел нас. Раз все остальные мертвы… Тогда почему же Федор предлагал объединиться для создания нового мира, если мы враги?..
========== Омут памяти. ==========
Недели пролетали незаметно, не принося никакой полезной информации Цветаевой.
Хотя Накаджиме и было интересно, на какие теперь действа обречён Дазай, не имеющий более пути назад, но без так называемого направления, призрак просто не мог действовать.
Ему оставалось только размышлять, но ни к чему доброму не приводили паренька эти мысли, вынуждая в который раз заняться самобичеванием и анализом своей опустошенной жизни, углубляясь в те воспоминания, что обычно доводили его до грани, почти стирали из реальности, если кто-нибудь не помогал ему вернуться. Но не было сейчас того человека рядом, вернее был, но ещё не он, ещё совсем молоденький и не познавший всех ужасов, словно только-только начинающий разворачиваться листочек.
Кажется, только сейчас, просматривая детство своего слишком близкого друга, Накаджима понял, почему тот, вроде прикидываясь таким беззаботным и легкомысленным человеком, всегда знал, как помочь Ацуши, всегда поддерживал, всегда успокаивал, давал надежду на будущее, но никогда не приводил примеров из жизни, как делали многие. Лишь один раз тот ошарашил всех, что раньше работал на Мафию. Ему даже не поверили сначала, посчитали очередной глупой шуткой, а потом слова подтвердились и уже никто не смеялся. Все тогда осудили его.
Но ведь что он, выросший без родителей, среди жестокости и лжи, что Ацуши, подвергавшийся ежедневно истязаниям со стороны управляющих детского дома, выросли хорошими людьми, или же это очередная маска, хитрость, скрытность Дазая? Хотя Ацуши никогда не делал ядов и не подсыпал их в лекарство настоятеля, никогда не помогал убить.
Но и хорошим человеком себя не считал
Нет, он делал совершенно другое. Он был сломан, не успев ещё понять, что значит быть целым, неповрежденным, но познал ли кто-нибудь из эсперов эту целостность? Слова о том, что одаренные с детства подвергаются испытаниям, не выходили больше из его головы.
“Естественный отбор, выживают сильнейшие.” Твердила русская в его голове, но юноша считал это слишком жестоким, низким, мерзким, неправильным.
“Я же слаб, почему тогда живу?” Постоянно спрашивал он у Марины, на что та или же не отвечала совсем, или же говорила о грядущем, что ожидает его и вообще, всех.
“Только отпусти прошлое, или просто прими его, как этап жизни, пройденный этап. Так и сделал Дазай, потому он живёт спокойно, потому он уверен в себе. Не скажу, что его полностью покинули воспоминания, он научился с ними жить. И ты сможешь.”
Жить спокойно
Ацуши все меньше и меньше верил в свои силы. Наблюдая за происходящим, ему все больше и больше мерещились кошмары, затягивая его в собственное прошлое. Казалось, что тяжелые воспоминания только начали отступать, вытесняемые чем-то добрым, но они снова и снова будто захватывали его сознание, окунали во тьму, тянули в пропасть.
Снова и снова
Тот туман, укутавший его опять, заставлял закрыть глаза, предаться воспоминаниям, загипнотизировал, погрузил в транс.
Как страшно
Маленького мальчика на ручках несут к калитке какой-то темной ограды, черной, страшной, облагороженной, что странно для такого места. Калитка скрипит мерзко, будто давно не смазывали, или под тяжестью своей она так стонет?
Тот мальчик не знает, ему просто до боли в маленьком его сердечке боязно и тревожно, ему просто хочется к маме, вечно холодной, причиняющей боль своими объятиями, сжимающей всеми острыми костями маленькое тельце, но так чутко, что даже боль была приятна и нежна. Ему просто хочется в их скромную маленькую каморку, ну и пусть нечего есть и ветер выдувает, кажется, всю жизнь из хрупких жителей комнатки, пусть. Но тут даже ветер чужой, слишком ласковый, подлый.
На руках женщины слишком тепло и мягко, совсем не как у мамы, из-за этого малышу мерзко, он, получается, променял маму на эти руки? Но ведь нет?..
Его даже не спросили
Ребенка передают надёжному, на первый взгляд, мужчине, достаточно зрелому и мудрому.
Наверное
Эта женщина теперь показалась ребенку близкой по сравнению с мужчиной, держащим его в своих могучих руках.
Смотря на это со стороны, Накаджима напряг всю свою память, пытаясь вспомнить, как эта женщина связана с его семьёй.
“Точно, сестра…”
Да, это была сестра его матери, точная ее копия, только ухоженнее выглядела она, только не нуждалась она в лекарствах, только здоровой была она, совершенно.
И, несмотря на ее уютность и ухоженность, маленький Ацуши ни за что не променял бы свою родную маму на эту женщину, какой бы богатой она не была.
Женщина уходит, а мужчина, немного постояв с ребенком на руках, разворачивается и идёт по заросшей тропинке в большое здание, достаточно мрачное на вид.
Там ребенка переодевают и подходит какой-то высокий полный человек. Он, сначала, пристально разглядывает мальчика, потом тихо разговаривает с настоятелем. Среди обрывков фраз он только сейчас ясно различает слова: тигр, способность, одаренный…опасность.
Накаджима только сейчас понимает, почему над ним единственным издевались так, почему он единственный не знал о тигре ничего, почему Шибусава проводил эксперименты только на нем.
В кандалах, точно страшный преступник, который вот-вот вырвется и никто не сумеет совладать с ним, сидит малыш, боязливо оглядывющий комнату. В его глазах почти животный страх, нечеловеческая боль и совсем не детская печаль.
Он второй день уже так сидит, не имея права на движения и разговоры. Сейчас он один в комнате, ему страшно.
Все дети боялись одиночества, темноты, монстров под кроватью, грома, молнии.
Но не он.
Накаджима стал бояться себя
Тогда, в детстве, когда тигренок был совсем маленьким, он согревал ребенка. Потом тигр начал превращаться в хищника, безжалостного, неукрощенного.
Зверь
С горящими глазами, готовый разорвать того, кто рядом, того, кто пытался укротить.
Каждый день новые пытки, на психологическом уровне переживающиеся намного тяжелее, нежели на физическом. Больно, да, но странная сила заставляла раны зарастать в течение нескольких часов, лишь изредка оставались шрамы, самые глубокие, но все же не раны.
Только наружные
Эта сила никак не помогала залечить душу, в которую ежедневно плевали, которую ежедневно загоняли в рамки, в которую стреляли почти на смерть, не давая умирать, чтобы заставить страдать.
Жестоко
Тигр защищал своего хозяина. Но цена была велика.
Одиночество и всеобщее презрение
А ещё страх окружающих, ведь всем остальным детям внушили, что тот ребенок, с необычными глазами и волосами, отливающими цветом полной луны, опасен, коварен, страшен.
Был
Его сдерживали долгих пятнадцать лет, вкалывая еженедельно какое-то вещество в вену.
Однажды не удержали
Зверь обезумел, поднял глаза к полной луне, занявшей в ту ночь половину неба и уничтожил, разгромил территорию вокруг здания детского дома.
По-идиотски смело
Тогда его, восемнадцатилетнего, неуверенного в себе, забитого юношу выгнали вон, не говоря ни слова о причине, обрекая на постоянный страх и скитания между жаждой и страхом жизни.
Бесчеловечно
Два ярких, переливающихся глаза, следуют за юношей, неотступно, будто выслеживая добычу. Паренёк оглядывается во тьме, вздрагивая от каждого шороха, замирая при малейшем дуновении ветра.
Он устал так жить
Смешно, совсем недолго он проходил вот так, совершенно один, брошенный всеми, преданный самим собой. Загнанный в угол зверем.
Всего лишь ещё несколько дней
А потом почти упал от голода, рядом с рекой, стараясь заглушить урчание просящего хоть маленький кусочек пищи, желудка.
Не дай бог услышит преследователь
Не услышал. Ничего не услышал.
Кроме грудного голоса, слишком громкого
Голос звал.
========== Недолгое возвращение. ==========
- Ацуши, Ацуши Накаджима!
Юноша открыл глаза, не понимая, в каком из миров он очнулся. Он сидел на чем-то мягком, укрытый колючим шерстяным пледом. Вокруг было темно, только на столе, стоявшем немного поодаль, горела пара свеч. И то-ли от них исходил приятный запах, то-ли от бокалов с недопитым вином, но было в этом аромате что-то родное, близкое, настоящее.
А над ним, с едва различимыми в темноте чертами лица, но со сверкающими взволнованными глазами стояла женщина. Заметив, что паренёк проснулся, та вздохнула и присела рядом.
- Наконец-то… - Вздохнула она. - Ты как, Ацуши?
Накаджима, ещё не до конца пришедший в себя и с трудом соображающий, что вообще творится, часто-часто заморгал, будто вспоминая, где он и что это за женщина находится в одной комнате с ним.
Через несколько секунд он вдруг широко раскрыл глаза и глубоко вздохнул.
- Где мы?
- Ты в моей квартире, Ацуши. В настоящем времени. - Ласково заговорила Цветаева, видя, что Ацуши очень взволнован.- Только тише, успокойся. Я все объясню, только попроси, мальчик мой бедный…
“Тогда мне казалось, что ты совсем другая, Марина, почему? Почему там ты была такой прямой и уверенной, а сейчас вдруг будто переменилось все и ты стала такой мягкой, чувственной что-ли, почему?” - Вдруг спросил русскую в мыслях юноша, но что странно, она не ответила, даже виду не подала, что услышала, вернее, прочла его мысли.
- Марина, почему ты молчишь? - С некой долей укоризны произнес юноша.
- Что? О чем ты, Ацуши? - Недоумевая, Цветаева нахмурила брови.- Если ты про то, что случилось, то я не знаю, хочешь ты или нет, чтобы я рассказала тебе о временах, где тебе довелось побывать. Просто понимаешь, ты можешь быть не готов к этому. - Женщина вздохнула, опустив взгляд.- Ты только не молчи, если что, ладно? Я не хочу быть врагом для тебя.
- Ладно. - Ответил Накаджима, все же не решаясь задавать ей вопросы, а сам подумал. - “Неужели все окончено, Марина?”
- Ты боишься, мальчик мой. Не нужно, правда, я смогу поддержать тебя. И поверь, хоть меня разыскивают, считают опасной две величайшие организации Йокогамы, я не такая. Возможно, ты узнаешь правду обо мне, но она не тяжёлая и не постыдная, чтобы мне её стесняться. И теперь не ради корысти веду я тебя дальше, а лишь потому, что прониклась твоей историей. Верь мне…
“Точно! Я же отправился на задание, чтобы разыскать ее… И прав был Куникида, что не справлюсь я в одиночку, зачем я не послушался его и подвёл теперь всех…какое ничтожество, как оказалось, я из себя представляю. Да и будто кто-то сомневался, с детства раннего же твердили, что не достоин я, не заслуживаю жизни. Черт, да почему же я не сдох тогда от голода под мостом, надо же было этому Дазаю подобрать меня там! Или же мне подобрать Дазая?..” - Роем кружились мысли в голове Накаджимы, заставляя его сжиматься и стискивать зубы, чтобы не завыть от жалости к себе.
- Я все видела, как ты переживал, как ты страдал… - Продолжала она.- Но знаешь, детство прошло и ты больше не тот забитый забытый мальчик, которого всеми силами пытались изничтожить, ты больше не тот беззащитный, ничего не знающий ребенок, которого пугала собственная сила, теперь ты сильный, добрый, смелый юноша, ты расцвел, вырос. Только не расправил до конца свои плечи, твои воспоминания по прежнему топят тебя, затягивая на самое дно. Быть может, ты справишься, посмотря прошлому в лицо, только свысока, ты ведь теперь сильнее, а если этого не случится, ты по-прежнему будешь барахтаться на поверхности, сам не зная, поднимет тебя волной, или же наоборот, затопит и потянет ниже… Давай, задай тот самый вопрос, что мучает тебя, не страшись, мальчик.
- Разве ты сейчас не читаешь мои мысли?
- Не совсем то, я, если честно, ожидала другого. - Покачала головой русская. - Но все равно, отвечу, что уж тут таить. Да, так и есть, я не могу читать мысли, когда ты не находишься под действием моей способности. И знаешь, я не жалею об этом. Я не могу просто наблюдать, мне нужно обязательно направлять человека на путь истинный. Только есть одна проблема - человек, чьи мысли я читаю и которого направляю, не может узнать, что ему советуют. Возможно, из-за неимения возможности как-то помочь, но имея знания, в чем заключается помощь, я бы корила себя, как и ты, не ясно, за что. Такой ответ тебе понятен? - Оживилась русская.
- Да, вполне. - Вздохнул Ацуши. Ему совершенно не было приятно, что кто-то кроме него покопался в прошлом. Объяснения Цветаевой он почти пропустил мимо ушей, не так важно было ему это именно сейчас.
Марина понимала это, потому и рассказала все почти подробно, даже не надеясь, что юноша запомнит ее слова.