- Вы достойно служите своему королю, адмирал. Но я слышала, что, помимо сокровищ и пленных чужеземцев, вы привезли в Эвну еще один трофей. Что-то… или кого-то? Представьте же мне, Меремах. Я умираю от любопытства.
Старый адмирал твердо выдержал ее взгляд. Умираешь ты не от любопытства, а от запаха цветов, который въедается даже в твои мысли. Только он сдерживает твою ненависть. Меремах преследовал свою цель с упорством гончей: он привел Лангвидэр, как овцу на заклание, не нужную здесь никому. Краткое увлечение короля погубит ее, словно огонь – мотылька, обеспечив ему, Меремаху, орден Мужества и пожизненную пенсию. Сердце его, несмотря на личные расчеты, было на стороне Эвьен. Обманутая супруга, нужная лишь затем, чтобы рожать наследников, имела полное право ненавидеть фавориток короля, и адмирал видел в этом простую и понятную справедливость. Если бы только не проклятая гномья кровь в жилах эвийской правительницы… Родство с горным народцем селило в душе адмирала тайное, тщательно скрываемое отвращение к сидевшей перед ним женщине.
- О моих трофеях вы сможете подробно расспросить Его величество, - Меремах вновь поклонился, пряча в бороде довольную усмешку. – Не смею больше отнимать ваше время. Я вижу, вам нездоровится, моя королева…
Командующий успел ретироваться прежде, чем Эвьен нашла подходящий ответ. В приступе внезапно нахлынувшей злости она сжала в руке прохладный металлический футляр, затем, словно опомнившись, раскрыла его. На бархатной подушечке лежала длинная нить жемчужин – крупных, идеально круглых, словно смеющихся мягкими переливами. Эвьен скрыла в веере тихий вздох и, проводя по жемчужинам пальцами, задумчиво подняла голову: из противоположного угла зала под руку с одетой в белое дамой к ней приближался король. В его спутнице, хоть и не видела ее до этого ни разу, Эвьен моментально опознала подарок расчетливого адмирала. Пальцы королевы непроизвольно сжались, нить тихо хрустнула – и отборные пингарийские жемчужины мерцающими горошинами раскатились по полу. Фрейлины, вереща, бросились их подбирать. Эвьен неподвижным изваянием сидела среди их пестрой суеты, неотрывно пожирая взглядом фигуру чужеземки. В длинных волосах Лангвидэр, словно восковые, застыли ненавистные цветы. Королева медленно, стараясь не разбудить затаившуюся в висках боль, покачала головой: эта долго не проживет. Белые цветы с желтыми сердцевинами, они змеились в длинной свободной косе. Эвьен поднялась со своего места.
- Передайте королю, что мне нехорошо, - тихо приказала она и в сопровождении Мередит, поддерживающей ее под локоть, направилась к выходу. Еще хоть один цветок на ее пути – и копившаяся весь день боль просто взорвется в ее голове.
2
- Что ж, мой друг, я исполнил твое желание. Добро пожаловать в Эв. Надеюсь, это путешествие не разочарует нас. Не думай, что мне известно будущее этой истории, я всего лишь сказочник, не провидец. Впрочем, давай понаблюдаем. Должен тебе сказать, это довольно незаурядное место. Эв – страна земледельцев, со здешними садами может равняться разве что Изумрудный город. Как ты уже, наверно, понял, побережье выходит на восток, а солнце садится над Мертвой Пустыней. На севере Эв граничит с горами, подвластными королю Гномов, а провинция колесунов выходит на Ринкитинк. В Ринкитинке, к слову, весьма занятный правитель, однажды мне довелось с ним познакомиться.
О, я вижу твое нетерпение, путник. Ну что ж, заглянем во дворец. Судя по всему, король дает бал по случаю возвращения своей армады. Адмирал и его команда привозят ему рекрутов, которых вскоре погонят на земли Икс. Ненадежная армия, не правда ли? Ведь они могут в любой момент предать или обратиться в бегство. Однако из местных здесь только офицеры, все рядовые набраны из колоний или привезены в результате пиратских набегов. Столицу вообще не касается война, все полки расквартированы в пригородах. В Эвне только роскошь и балы… и цветы, белые облака на деревьях. Горожане любят цветы, но только магнолии имеют над ними такую власть. Я не утомил тебя своим рассказом? Впрочем, мне тоже любопытно, что будет с этой прелестной малюткой. Ее спокойствие достойно внимания.
Помилуй, да не бросишься же ты сейчас ее спасать? Ты разрушишь всю сказку, если вмешаешься. Дай ей немного времени и позволь разобраться самой, я обещаю, это будет увлекательно. А, тебе интересно, кто есть кто? Что ж, я могу объяснить, но здесь нетрудно догадаться и самому. Вон, видишь, среди толпы фрейлин – Ее величество Эвьен, она обмахивается веером, пытаясь отогнать цветочный запах. Говорят, среди ее далеких предков были гномы, а горного народца здесь боятся. Однако она хорошая мать и справедливая королева, поэтому о гномьей крови стараются не вспоминать. А вот и наши старые знакомые… Адмирала Меремаха ты помнишь, мы, кажется, пропустили, когда он отчитывался королю. Теперь наш вояка готовится пожинать плоды. А вон король – да, ты прав, это именно он. Не выглядит таким уж злодеем, как ты успел о нем подумать, правда? Эх молодость, молодость… у вас всё либо черное, либо белое, третьего не дано. А жизнь-то тем и хороша, что играет полутонами. И Лангвидэр наша не так проста, мне думается. Наберись терпения, мой друг, это только начало сказки.
***
Днем цветочный запах слабел. Ветер приносил соленую свежесть, забирая прочь тревоги душных ночей, срывая, словно тяжелое покрывало, власть безбрежного моря белых лепестков. Днем было легче.
После бала в ночь возвращения Золотой Армады прошло три дня. Жизнь в Эвне текла своим чередом: горожане, привыкшие, что война идет где-то там, на границах, посвящали время привычным заботам. Королевский дворец же, казалось, затих. С появлением чужеземки, которую привез из неведомых далей Меремах, в жизни всего двора поменялось нечто неуловимое, незаметное, что нельзя было просто схватить и поставить обратно. Лангвидэр, с ее непроницаемым взглядом необычных тёмных глаз и непонятной отрывистой речью, с одинаковым спокойствием воспринимавшая и новые блюда к завтраку, и недвусмысленные визиты короля, была чужим, неестественным элементом налаженного дворцового быта. Все женщины, на которых когда-либо обращал внимание Его величество, были исключительно эвийками, максимум – из Ринкитинка. Но таких, не пойми откуда и настолько странных… таких не было никогда.
Это-то короля и задело. Эволдо был женат на Эвьен, своей кузине, вот уже восемнадцать лет, и никогда, даже в первые годы брака, не давал ей надежд на то, что его внимание будет принадлежать ей одной. Эвьен была нужна как мать его наследников, и в этом он с женой не прогадал. Король великодушно оставлял ей право ненавидеть постоянно меняющихся фавориток, однако женщины в его спальне были всегда. У его ног, влюбленно вздыхая и заламывая руки, оказывались жёны его министров, фрейлины Эвьен, вплоть до обычных горничных, и в этом он не находил никакого азарта. А Лангвидэр, чужеземке, привезенной издалека, было абсолютно безразлично, кто здесь король, - она хотела вернуться домой. Она не знала языка и жила в каком-то другом мире – там, на своей родине. И молилась своим богам.
- Выслушайте меня, мой король.
Эвьен старалась говорить спокойно, пряча подрагивающие губы за длинными перьями раскрытого веера. Соленый ветер из открытого окна мягко касался ее лица, не позволяя даже вспомнить о том, что с наступлением сумерек тяжелый запах белых цветов вновь обрушится на город. Эволдо рассеянно вскинул взгляд на жену и согласно кивнул, позволяя продолжать.
- Адмирал Меремах сделал вам необычный подарок, мой король. Женщина, которую он привез Вашему величеству, безусловно, красива, однако не знает ни языка, ни обычаев, она не способна в должной мере оценить честь, что вы ей оказываете. Тогда зачем, Эволдо, скажите мне, вы селите ее с такой роскошью? У Эвроуз, вашей старшей дочери и первой принцессы, меньше прислуги, чем у безродной рабыни! – Эвьен сорвалась на крик. Когда речь заходила о детях, королева превращалась в разъяренную тигрицу. Поняв, однако, что перегнула палку, она замолчала и с выражением безграничной усталости на лице вновь принялась обмахиваться веером.
- В вашем положении нельзя волноваться, Эвьен, - мягко упрекнул король, стараясь, чтобы она не заметила ни тени угрозы. Недовольство Эвьен, скрываемое под маской томной доверчивости, напоминало ему подземный пожар. После восемнадцати лет супружества она всё еще ревнует. Так и не сумев найти подход к чужеземке (она не просто не понимала – она не желала понимать!), он и в самом деле отдал ей лучшие покои в уединенном крыле дворца, вдалеке от посторонних глаз, и уже подумывал о том, чтобы применить к Лангвидэр магию. Оба алхимика были предупреждены и держали наготове необходимые ингредиенты, однако король не оставлял надежды справиться с ней сам. В конце концов, прошло только три дня – за три дня к его ногам падали лишь придворные дамы, терявшие голову от одного блеска королевской короны. – К тому же я не стал бы относить ее к безродным рабыням, у нее для этого не те манеры… и потому обращаюсь с нашей гостьей согласно ее статусу.
Эвьен скривилась, даже не пытаясь скрыть под перьями выражение своего лица. – Вы сами вынуждаете меня волноваться, мой король. А вчера? Вчера вы появились с ней на садовой ярмарке в центре Эвны! Что скажут подданные? Вы не цените мой покой, но думайте же хотя бы о том, как вы выглядите в глазах своего народа!
- Эвьен, моя дорогая… - король беззаботно отмахнулся. Он и впрямь, желая развлечь чужеземку, на собственной колеснице повез ее на ярмарку и провел там с ней пару часов на глазах торговцев и посетителей. Эвна славилась своими садами, и про выставленные в шатрах цветы и саженцы можно было рассказывать часами. Лангвидэр, однако, оживлялась только при виде магнолий. Уж чего-чего, а этого добра в столице хватало. – Я думал вчера над этим. Подданные поверят любому моему слову, так что мне стоит объявить Лангвидэр моей родственницей? Это снимет все вопросы и создаст к ней подобающее отношение. Скажем… племянницей. Да, точно. Моей племянницей, Эвьен.
- Вашей племянницей?! – взвизгнула королева, резко захлопывая веер. – Вы хотите сказать, что представите какую-то дикарку роднёй нашим детям, наследникам королевской крови? Ваше величество! Я никогда ни слова не говорила против того, что вы мне неверны, но это уже слишком! И потом, - немного запнувшись, продолжала она, - старики еще помнят вашего отца. У него было всего два сына, и один из них, ваш брат, умер от холеры в пятилетнем возрасте, Эволдо. О какой племяннице может идти речь?
- Это уже мелочи, дорогая, - всё так же беззаботно улыбнулся Эволдо. – Меремах угодил моему вкусу, привезя заморский цветок, и теперь, моей королевской волей, я желаю, чтобы Лангвидэр была рядом без лишних вопросов со стороны народа.
- А министры? – королева цеплялась за последнюю надежду. Министры-то слышали, что докладывал Меремах, при каких обстоятельствах заполучил на свой корабль очаровательную пленницу, о которой известно лишь то, как ее зовут. Совет министров – чистокровные эвийцы, ведущие свои рода с незапамятных времен, чьи предки в десятках поколений покоятся в семейных склепах в засыпаемом песками Эвейяте. Министры этого не допустят.
- Вы забываете, Эвьен, воля короля – закон.
Не говоря больше ни слова, Эвьен церемонно кивнула и вышла – прямо, гордо держа голову и больше не стараясь скрыть под королевским высокомерием блестящие яростью глаза. Чтобы абсолютно чужую, неизвестно как и где воспитанную женщину считали родственницей наследникам крови? И это – всего за три дня, в течение которых король безуспешно скачет сайгаком вокруг молчаливой пленницы, а той всё равно, она послушна – и вместе с тем есть какое-то презрение в ее покорности. Она не говорит по-эвийски, а если и подает голос, то лает на своем варварском диалекте, из которого даже дворцовые переводчики разбирают лишь отдельные слова. Эвьен чувствовала, что готова отдать Лангвидэр под плеть, чтобы в королевских подвалах чужеземке втолковали, как надлежит относиться к вниманию короля. Ведь он потеряет к ней интерес, едва добившись от нее ответной реакции. А именно в ее реакции и лежит вся загвоздка. Нужно убирать Лангвидэр из дворца, и как можно скорее, иначе неизвестно, что последует за абсурдным решением короля объявить ее родственницей.
О том, что она станет женой короля, Эвьен знала с ранних лет. Ее воспитывали как будущую королеву, обучая самоконтролю и жесткому придворному церемониалу, тщательно давя любые отголоски чужеродной крови в ее характере. Эвьен редко давала волю своей злости, считая терпение основной своей добродетелью. Однако преграды с ее пути устранялись легко и невероятно изящно, и своей коварной изобретательностью она была обязана именно далеким горным предкам.
3
Нанде, единственной дочери старшего придворного алхимика, едва исполнилось шестнадцать лет. Детство свое она провела в лаборатории отца, ассистируя ему в работе. К шестнадцати годам она умела ловко препарировать лягушек и ящериц и читала на нескольких давно забытых языках, однако и слышать не слышала о придворном этикете. Вышколенная дворцовая прислуга на быстроглазую шуструю девчушку смотрела с высоты своего воспитания. И всё же в том, что Нанда, не имевшая навыков в области служения знатным господам, попала в штат личной прислуги Лангвидэр, не было никакой случайности – об этом позаботился отец. Именно он настоял, чтобы рядом с чужеземкой постоянно находился кто-то надежный. Король, впрочем, не возражал: девушке будет проще в случае чего воздействовать на неприступную гостью.
Что касается самой Нанды, то ей было просто интересно. Девушка с затаенным трепетом примеряла форму дворцовой горничной и даже пару раз покрутилась перед высоким мутным зеркалом в бронзовой оправе, что стояло в кабинете отца. О том, чтобы хоть одним глазком взглянуть через замочную скважину в бальный зал, не могло быть и речи, и свою будущую госпожу Нанда увидела лишь на следующий день.
Потерянной, усталой и в полном отчаянии от кипящих вокруг событий.
Лангвидэр никого не желала видеть. Она не понимала языка окружавших ее людей и разражалась недвусмысленной бранью в ответ на любую попытку приблизиться к ней. А потом, в отчаянии заламывая руки, металась по роскошным покоям. На корабле она еще хоть как-то держалась – но корабль был только началом. Здесь, во дворце, с ней обращались как с хрупкой драгоценностью, и золотая клетка душила ее, давая понять, что родину она больше не увидит.
Юная дочь алхимика, незнакомая с придворными условностями, не была растоптана улепетывающими служанками лишь потому, что успела вовремя забиться в угол. Там и оставалась незамеченной, когда госпожа, высокая женщина в свободном белом платье, в ярости метнула в захлопнувшуюся дверь подсвечник и, отвернувшись, разрыдалась. Лангвидэр отшвырнула ногой мягкий небольшой пуфик, плюхнулась на пол и, привалившись спиной к стене, уткнулась лицом в колени. Нанда, стараясь не шуметь, на четвереньках выползла из своего укрытия. Без толпы дворцовых куриц стало гораздо спокойнее, в наступившей тишине был слышен шелест листвы в саду. Девушка подобрала юбку и подползла поближе – ей и в голову не приходило убегать.
Лангвидэр сидела на полу, спрятав лицо в колени, ее длинные волосы рассыпались по плечам и спине. Нанда, стараясь не выдать своего присутствия, украдкой ее рассматривала. Это здесь, на материке, королевство Эв знают даже в самых уединенных уголках, причем не в самом лучшем свете. Для госпожи, которую привез из далеких краев адмирал Меремах, слава прибрежного государства и его короля – пустой звук. Одной ей здесь, должно быть, очень одиноко. Девушку захлестнуло неожиданно острое чувство – то ли нежность, то ли жалость, она так и не поняла. Нанда прижала руки к груди и судорожно вздохнула.
Лангвидэр подняла голову. Ее сухие глаза лихорадочно блестели, она часто заморгала, всматриваясь в лицо застывшей перед ней девушки, словно стараясь стряхнуть с ресниц так и не выступившие слезы. Нанда затаила дыхание: настолько явным, безнадежным было отчаяние на лице королевской пленницы. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем сжатые в тонкую нитку губы женщины чуть дрогнули в слабом подобии улыбки. Нанда и сама была напугана, но ее любопытство – любопытство маленького дикого зверька – нарушало царившую в роскошной комнате гнетущую атмосферу.