- Задержать изменника, - приказал он, обводя взглядом набившуюся в зал стражу. Среди белых мундиров личной гвардии короля неожиданно замелькало серебро Ферсаха, багрянец и пурпур двух других, уже истинно эвийских династий, и в тесноте заполненного людьми тронного зала пролилась первая кровь. Глава рода Або’Кенейя исчез, и спустя несколько мгновений о его присутствии напоминали лишь длинные кровоточащие раны, которыми его клинок награждал отчаянных храбрецов, пытавшихся остановить старого Ферсаха.
2
О том, что произошло во время заседания совета министров, королева Эвьен узнала лишь к вечеру. Эвьен мучилась мигренью и не покидала свою затемненную спальню, плотными шторами отгораживаясь от красок нестерпимо яркого мира.
Дурманящий запах проклятых белых цветов проникал даже сюда. Он чудился ей повсюду, и Эвьен уже не могла отличить воображение от реальности, ей просто казалось, что в волнах густого белого шелеста в ее голове отплясывает рота колесунов. Мередит, явившаяся с новостями, в жизни бы не осмелилась нарушить покой королевы, однако таков был строжайший приказ самой Эвьен.
Темнота кралась к ее постели осторожными шагами фрейлины. Боясь новых приступов боли, королева не открывала глаза, только чуть повернула голову на шум. «Скажи мне, Мередит… скажи мне, что она мертва». Чужеземка, лишившая ее царственного супруга остатков разума. От этой новости зависело, отступит неумолимая боль или с новой силой ворвется в сознание измученной женщины. Во всяком случае, Эвьен в это верила. Мередит бесшумно села на край кровати.
- Вы просили докладывать, Ваше величество… плохие новости, госпожа.
Эвьен ненавидела недосказанность. Даже сейчас никто из ее свиты не решился бы скрывать от нее правду. Дочь адмирала Меремаха, прислуживала королеве с тех самых пор, когда Эвьен, еще совсем юная, была объявлена невестой наследного принца и переехала во дворец. Мередит знала свою госпожу лучше, чем кто бы то ни было.
Веки королевы слабо дрогнули: Эвьен требовала продолжать.
- Его величество ваш супруг представил совету министров требование о внесении изменений в записи в книге династии. Лангвидэр объявлена племянницей короля и эвийской принцессой по крови.
Пальцы Эвьен судорожно сжались на запястье фрейлины. Королеве казалось, что она падает в бездонную пропасть, откуда льется волнами удушающий сладкий запах. Эвьен безуспешно пыталась найти хоть какую-то опору. У Мередит перехватило дыхание: пальцы ее госпожи застыли онемевшими тисками.
- Что… министры? – одними губами спросила Эвьен, беспомощно барахтаясь в ядовитых волнах. Воспаленное болью сознание прочно связывало пленницу адмирала Меремаха с шепотом белых цветов.
- Они отказались это принять. Ферсах Або’Кенейя обвинил Его величество в пренебрежении законами страны и изменении династических записей в личных целях. Требование признать эту женщину родственницей короля отложено на неопределенный срок.
Ферсах… старый, упрямый горный волк. Эвьен улыбнулась краем губ, висок вновь пронзила боль, но королева, казалось, этого не заметила. Они не примут такой абсурд, в этом можно было не сомневаться. У них хватит силы пойти против короля – трусость никогда не была свойственна эвийской знати.
- … род Або’Кенейя обвиняется в государственной измене. Они покинули Эвну и движутся в сторону гор.
Последнюю фразу Эвьен поймала уже уплывающим сознанием. Когда она вновь пришла в себя, фрейлины рядом не было. Смутное чувство подсказывало, что в беспокойном тяжелом сне на границе с глубоким обмороком Эвьен провела не меньше пары часов. Або’Кенейя покинули столицу… Королева провела языком по пересохшим губам. Проблемы от дикарки с островов оказались куда серьезнее, чем выглядели в самом начале. Идти на открытый конфликт с джинксландцами, с могуществом которых могли тягаться очень немногие, - это сулило ни много ни мало гражданскую войну.
- Ты хоть знаешь, сколько их? – безнадежно прошептала Эвьен в темноту. – Сыновья, братья, племянники… их самих не сочтешь, а у каждого – гвардия… война внутри страны – твоя могила, Эволдо.
За ними пойдут другие, они уйдут в свои крепости, и Эв рассыплется в лоскуты. Королева попыталась сесть. Срочно найти Эволдо, любой ценой, пусть хоть валяясь у него в ногах, заставить его вернуть Ферсаха в Эвну. Раскола страны, тем более по настолько глупому поводу, Эвьен просто не могла допустить, здесь уже было не до гордости. У власти должен остаться хоть кто-то здравомыслящий.
Эвьен тихо застонала. Дверь спальни немедленно приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилось встревоженное личико служанки.
- Где сейчас король? – Эвьен нашла в себе силы повернуть голову. Служанка чуть замялась.
- Его величество… с госпожой Лангвидэр.
***
Уединенных покоев Лангвидэр придворная суета не достигала. Король отдал ей дальнее крыло дворца, куда редко наведывались случайные посетители. Однако женщина, имея полную свободу передвижения, практически не покидала лишь нескольких комнат, окнами выходивших в сад. Она по-прежнему не хотела иметь с окружавшими ее людьми ничего общего. Желание Эволдо отдать в ее распоряжение толпу фрейлин и прислуги, подчеркивая таким образом особый статус заморской гостьи, также разбилось о глухую стену: Лангвидэр подпускала к себе лишь проворную, но совершенно не обученную придворному этикету дочь алхимика, только этой девочке было позволено находиться рядом с ней. Спорить с Лангвидэр, темные глаза на неподвижном лице которой вмиг вспыхивали непримиримой ненавистью, король не решался: ему было нужно ее приручить, но делать это посредством навязывания собственной воли… К чести короля Эволдо, в своих отношениях с женщинами он никогда не прибегал к насилию.
Малышка Нанда, быстроглазая, любопытная, словно зверек, получившая сомнительное воспитание в пристройке, где корпел над своими горелками и ретортами ее отец, разительно отличалась от дворцовой прислуги. Вероятно, именно поэтому Лангвидэр относилась к ней иначе. Чем бы ни была занята королевская пленница, девочка всегда крутилась неподалеку, училась понемногу, по интонациям, разбирать непонятную речь госпожи и заранее угадывать ее приказы. Со стороны казалось, что Нанда задалась целью оберегать хозяйку от влияния чужого, враждебного общества, которое та ненавидела с первых дней пребывания в Эвне. Девушка стала посредницей между Лангвидэр и внешним миром.
Единственным, что, помимо шустрой маленькой служанки, не вызывало в душе чужеземки пожара отчаянной злобы на свою судьбу и на страну, ставшую для нее клеткой, был дворцовый сад. В высокие, от пола до потолка, открытые окна магнолии склоняли усыпанные цветами ветви. Перешептывание белых лепестков спасало королевскую пленницу от неминуемого сумасшествия, что приходило в этом городе вслед за отчаянием. До интриг королевского двора ей абсолютно не было дела.
Ее не трогала и возможность получить титул эвийской принцессы – Эвьен была права, когда говорила, что женщина с островов не способна оценить оказываемую ей честь. События, развивавшиеся во дворце, проходили мимо, а Лангвидэр отгораживалась от них стеной безразличия. Ее мир составляли тяжелые, белые от цветов ветви, клонившиеся на подоконники, и беззаботная болтовня маленькой служанки, из которой Лангвидэр не понимала ни слова. Король со своим недвусмысленным вниманием тоже оставался… где-то там.
Служанка тараторила без умолку – когда прибирала в комнатах, помогала госпоже одеваться или коротала время за вышивкой. Лангвидэр требовала, чтобы девочка ела вместе с ней, и Нанда умудрялась даже за столом очаровательно трещать с набитым ртом, вызывая у королевской возлюбленной слабое подобие улыбки. Нанда не позволяла ей погружаться в свои мысли, и за это женщина была ей благодарна.
Живая… когда Лангвидэр впервые пришло в голову попробовать запечатлеть на бумаге это подвижное существо в бело-голубой форме дворцовой горничной, девушка, сидевшая в тот момент на подоконнике под застывшими без ветра ветвями, не сразу поняла, что от нее требуется. Но госпожа жестом велела оставаться на месте, села напротив и положила на колени тонкий позолоченный поднос, разгладив на нем лист бумаги. Нанде безумно хотелось взглянуть поближе, как скользит по этому листу карандаш в тонких пальцах Лангвидэр, но она усилием воли заставляла себя сидеть на месте, только беззаботно смеялась, когда ветер срывал белые лепестки, путая их в ее кудрявых волосах. Живая…
Такими и застал их король. Хохочущую молоденькую горничную, с волос которой на плечи и передник осыпались лепестки, и свою несостоявшуюся принцессу – ее выражение лица оставалось умиротворенно-спокойным еще несколько секунд, прежде чем в глазах женщины вновь плеснулось непримиримое отчуждение. Заметив перемену настроения хозяйки, девочка тоже напряглась, стряхнула на пол белые лепестки и спрыгнула с подоконника. Лангвидэр жестом подозвала ее к себе, вложила в карман передника свернутый лист и коротким кивком указала на дверь. Служанка молча скрылась в соседней комнате. Почему-то Эволдо был уверен, что маленькая паршивка будет подслушивать, но это короля не волновало. После столкновения с министрами в тронном зале, закончившегося несколькими арестами, парой десятков раненых и взрывом недовольства со стороны Ферсаха Або’Кенейя и всего его многочисленного рода, эвийскому правителю просто необходимо было на что-то отвлечься.
- Прекрасный цветок моего сада, - Эволдо подошел ближе, взял руки женщины в свои, поднес к губам. Лангвидэр не пошевелилась, не стала встречаться с ним взглядом – безразлично опустила веки. Не кокетство, излюбленный жест эвийских красавиц, - тенями густых ресниц она скрывает холодную, непримиримую ненависть к чужакам, оторвавшим ее от родины. – У меня есть для вас небольшой подарок.
Она не понимает – спокойная, недосягаемая, никто в королевском дворце не видел ее слёз. Ее не волнует прибрежное королевство. Эволдо, оставив безуспешные попытки добиться хотя бы слабой заинтересованности с ее стороны, повелительно щелкнул пальцами. Двери медленно отворились из коридора, и на пороге возникло невероятное существо. Телом и головой ему служили два блестящих медных шара, скрепленных друг на друге. К шару-туловищу шарнирами крепились руки и ноги, голову украшала медная же шляпа и большие медные усы. Нанда, подсматривавшая в замочную скважину, тихо пискнула и едва не упала в обморок.
Лангвидэр склонила голову к плечу, оценивающе разглядывая диковинное создание. Король посчитал это интересом с ее стороны и удовлетворенно улыбнулся.
- Это Тик-Ток, механический человек, дорогая. Он может думать, двигаться и говорить, как обычные люди, с той лишь разницей, что он не живой и никогда им не был.
Не понимая ни слова из королевской речи, женщина лишь пожала плечами. Нанда, не сдержавшись и даже не боясь навлечь на себя гнев Его величества, взъерошенным цыпленком влетела в комнату и кинулась защищать госпожу. Лангвидэр едва успела схватить ее за локоть. Механический человек сделал несколько шагов вперед.
- Я – Тик-Ток – изобретение – Смита – и – Тинкера – на – фабрике – Смита – и – Тинкера – в – Эвне, - отчеканил он и вытянул руки по швам. – Создан – по – приказу – Его – величества – короля – Эволдо.
- Я думаю, эта милая безделушка вас развлечет, - усмехнулся король, пытаясь поймать хоть малейшее изменение выражения лица своей несостоявшейся родственницы. Тик-Ток был первым, опытным образцом величайших изобретателей в столице, где о возможности создания механических людей раньше даже не заговаривали. При дворе диковина неминуемо вызвала бы шквал интереса. Эволдо не планировал так скоро дарить Лангвидэр разумное изобретение, однако после событий утра ощущал почти физическую потребность в положительных эмоциях.
Лангвидэр молча переводила взгляд с короля на механическое создание, ее пальцы по-прежнему сжимались на руке маленькой служанки. Та, похоже, и вовсе боялась дышать. Немую сцену прервал робкий стук в дверь, и в комнату сунулась одна из камеристок королевы. Эволдо, уже догадываясь, зачем прислуга жены осмеливается тревожить его в столь неподходящий момент, раздраженно скривился.
- Государь… Ее величество просит позволения увидеть вас, - негромко, но твердо произнесла девушка и присела в глубоком реверансе. Эволдо поднял взгляд к потолку, словно призывая небеса в свидетели, затем вновь взял Лангвидэр за руки.
- Я должен ненадолго покинуть вас, дорогая, - король встретился с ней взглядом, но не увидел в нем ничего, кроме полного безразличия ко всем его попыткам пробудить в ней ответное чувство. Загвоздка была именно в ее реакции: Лангвидэр должна отдаться ему добровольно. Король не сомневался в успехе, это был лишь вопрос времени, но пока чужеземка оставалась глуха к его стараниям. Мысленно проклянув супругу, он отпустил тонкие прохладные пальцы Лангвидэр и удалился. Нанда шумно выдохнула.
Чужеземка молча встала с кресла и подошла к открытому окну. Здесь, в Эвне, где никто не понимал ее родного языка, она целыми днями не произносила ни слова – с Нандой объяснялась жестами, всех прочих игнорировала. Служанке оставалось только догадываться, что творится в душе женщины, глаза которой, оставаясь сухими, словно горели этой безмолвной ненавистью. И потому неожиданно и резко прозвучал голос Лангвидэр коротким непонятным приказом. Нанда вздрогнула: госпожа чем-то недовольна. Посреди комнаты застыло медное изобретение эвийских умельцев.
Неожиданно медные губы механического человека задвигались.
- Она – просит – убрать – железный – мусор – позволю – заметить – что – я – сделан – из – меди – а – не – из – железа.
Нанда ахнула и едва ли не с суеверным ужасом воззрилась на сверкающее изобретение. Тик-Ток повернул в ее сторону круглую голову, и девушка, пискнув, юркнула за кресло. Лангвидэр, стоя к ним спиной, задумчиво покачивала пальцами ветку магнолии.
- Ты понимаешь госпожу? – неуверенно переспросила Нанда, круглыми от удивления глазами уставившись на механического человека. Тот, все так же держа руки по швам, принялся расхаживать по комнате.
- Я – машина – во – мне – заложена – функция – понимания – всех – языков – на - которых – говорит – хоть – один – житель – континента – и – островов – океана – Нонестика – включая – языки – Пого – Конжо – и – диалект – земли – Вообще-Нигде, - пояснил Тик-Ток. Его речь, как и подобает неживому существу, не содержала и намека на интонации, и Нанде приходилось внимательно слушать, чтобы не терять смысл.
- А на каком языке она говорит? – решив, по-видимому, что диковинное изобретение не намерено причинить вред госпоже Лангвидэр, Нанда сменила гнев на милость и вышла из-за кресла. Она еще не до конца осознала все преимущества внезапного переводчика, но возможность наконец понимать речь чужеземки заставляла сердце девушки взволнованно трепетать.
- Саламандров – архипелаг – на – северо-западе – океана – Нонестика – неделя – пути – от – Пингарэ – там – говорят – на – этом – языке.
Нанда пораженно кивнула и обошла вокруг механического человека. Тот остановился, позволяя девушке себя рассмотреть, и даже не обратил внимания, когда она пробежалась пальцами по гладкой поверхности его медного тела. Затем Тик-Ток повернул голову в сторону Лангвидэр и произнес короткую фразу. Судя по тому, как вздрогнула, случайно оборвав цветок, женщина, она поняла.
- Что ты сказал? – полюбопытствовала Нанда.
- Я – поздоровался.
Лангвидэр обернулась, щеки ее пылали. Нервно стискивая пальцами тяжелое ожерелье, она разразилась было длинной тирадой, однако внезапно остановилась на полуслове и, безнадежно махнув рукой, вновь отвернулась, заговорила уже тише.
- Она – очень – непоследовательно – говорит – я – понимаю – все – но – не – вижу – логики.
Нанда, однако, каким-то шестым чувством догадалась и сама. Получив неожиданного собеседника, Лангвидэр выпалила все, что думает об этой стране и ее правителе, и, понимая, что от ее слов ничего не изменится, резко осеклась. А потом уткнулась лицом в ладони, и плечи ее задрожали. Мигом забыв про рассуждения механического человека, Нанда бросилась к госпоже, успокаивающе обняла, лопоча какую-то бессвязную чушь.
Видя, как скатываются слезы с ладоней по голым рукам госпожи, девушка и сама разревелась в голос. Здесь, в уединенном крыле королевского дворца, никого не волновали ни мятежи могущественной аристократии, ни внесение изменений в династические книги, ни уж тем более отношения Эволдо с его женой, - словно все это было где-то далеко, на другом конце континента. Механический человек, про которого как-то незаметно забыли, вновь принялся расхаживать по комнате, бормоча себе под нос историю своего создания. Сам того не зная, Тик-Ток стал первой вещью, пригодившейся будущей принцессе Лангвидэр на ее новой родине.