Смотреть на Хелену было истинным удовольствием. Девушка двигалась довольно странно, вышагивая по натянутой над искусственной пропастью веревке; казалось, она совсем не держит равновесия, пошатывается и вот-вот упадет, но нет — черноволосая девушка умело балансировала на канате, грациозно изгибаясь во все стороны и намеренно делая вид, что вот-вот сорвется. Создавалось впечатление, что Восьмая просто танцует, и Джи, наблюдая за ней, почти забыл о предстоящих Играх. Всматриваясь в черты лица Хелены, в ее движения, то медленные, то вдруг становящиеся резкими, будто девушка дергалась, подвешенная на невидимых веревках и управляемая умелыми руками кукловода, и ощущая на себе взгляд бархатных серых глаз, Уэй вновь и вновь слышал в своем сознании фразу, произнесенную еще в поезде его ментором: «Я имею в виду, запомнил ли ты кого-то из серьезных соперников, а не из таких же блаженных, как ты сам». Да, Хелена Сорроу могла показаться блаженной, а может, таковой и являлась. Наверное, и сам Джи был таким же — странным, отчужденным чудиком с пугающим взглядом.
— Она красиво двигается, правда? — воскликнул кто-то за спиной. Конечно, это был Фрэнки — а кто же еще? Его голос прозвучал неожиданно резко, отдаваясь в голове Джерарда оглушительным колокольным набатом — видимо, последствия вчерашней ночи. Нехотя оторвав взгляд от Восьмой, Уэй повернулся к своему маленькому приятелю и кивнул. В голове снова зашумело — на этот раз глухо и протяжно, — а Фрэнк принялся что-то тараторить. Джи никак не мог сосредоточиться на его словах, да и не хотел, честно говоря. С куда большим удовольствием молодой человек постоял бы в тишине, наблюдая за Хеленой Сорроу: от этого хоть голова не болела, в отличие от болтовни Третьего. В данный момент парнишка, каким бы милым он ни был, казался Уэю занозой в заднице, от которой никак не избавишься без посторонней помощи. Тем временем Фрэнки прервал свой словесный поток вопросом:
— Круто, да?
— Чертовски круто, — согласился Джи, понятия не имевший, в чем заключался вопрос.
— Гляди! — в полнейшем восторге Фрэнк извлек из кармана уже порядком замусоленную бумажку, которой он, видимо, хвастался всем, кого только знал. — Это эскиз, — пояснил он, — Энди пока не разрешает трогать татуировку, но она точь-в-точь такая же!
Джерард, наконец, уделил парнишке внимание и посмотрел на изображение, которое Фрэнки выбрал в качестве самой первой татуировки. Неожиданно. Хотя, сказать по совести, Уэй попросту не понимал, что же это такое. Походило на тыкву, но, в таком случае, на самую жуткую и уродливую тыкву из всех, что видел Джерард. Овощ, кажется, злобно скалился, демонстрируя острые клыки. Но ведь если человек наносит себе на кожу картинку, которая останется с ним на всю жизнь (и, притом, это весьма болезненно! — поежившись, отметил про себя Джи), то она должна многое значить для этого безумца. Или Третий, осознавая, сколь низки шансы на победу, решил, что в последнюю неделю стоит перепробовать все, а потому отчаянно бьет себе самые безумные изображения?
— Что это такое? — в крайнем недоумении задал вопрос молодой человек.
— О! — вдохновенно воскликнул Фрэнк. — Ты, наверное, не знаешь, что это?
«Тонко подмечено!» — мысленно хмыкнул Джи, бездумно водя пальцем по бумаге. Тем временем его младший приятель рассказывал какую-то историю о дедушке и старом празднике, позабытом почти всеми обитателями Панема.
-…в общем, это символ Дня Всех Святых — ну, ты понял. Видишь ли… — на этом моменте повествования мальчик замялся. — Понимаешь, мне страшно идти на арену, — шепотом сознался он. — А помочь мне не может уже никто, и будет легче, если все мои страхи будут со мной.
— А точнее, на тебе, верно? — мягко улыбнулся Джерард.
Он не знал, как еще подбодрить Фрэнка Айеро, этого отчаянно храбрившегося мальчишку с мрачной тенью детских страхов за спиной. Но чем он, Джерард Уэй, отличался от него? Те же кошмары, нет надежды на помощь. Только вот его самого спасать уже поздно — это степень безумия.
— Ага! Тогда я смогу их победить. Надеюсь. — Фрэнки вздохнул, но тут же улыбка вновь появилась на его лице. — Сегодня вечером Энди назначил мне еще один сеанс!
И, небрежно махнув рукой на прощание, паренек из Дистрикта-3 помчался куда-то еще. Жизнь не ждет.
Some say, now suffer all the children
And walk away a savior,
Or a madman and polluted
From gutter institutions.
Время текло своим чередом, и вскоре Джи перебрался в секцию с растениями — инструктор здесь учил трибутов отличать пригодные в пищу плоды от ядовитых, а также смешивать различные лекарственные травы. Он как раз говорил об обезболивающих свойствах опия, содержащегося в маке и некоторых других растениях, когда в голове Джерарда что-то щелкнуло. Опий! Парень прекрасно знал, что это наркотическое вещество — это подтвердил спустя минуту и тренер, говоря о том, что использовать опиум нужно очень осторожно. Мужчина, взяв в руки недозревшую коробочку мака, продемонстрировал, как добыть из нее наркотик, и предупредил, что с ним нужно быть крайне осторожным — может вызывать галлюцинации и сильное привыкание. Рэй Торо, этот кудрявый юноша из Девятого, находившийся в той же секции, педантично поинтересовался:
— А есть гарантия того, что на арене будут подобные растения?
— Никакой гарантии, — покачал головой тренер, — а потому мы переходим к следующей группе лекарственных трав…
Джи, до сих пор пытавшийся запоминать слова инструктора, теперь отключился от внешнего мира; перед глазами мелькали вчерашние расплывчатые картинки, принесшие необоснованную радость. Хотелось вернуть эти ощущения, а потому молодой человек пристально разглядывал коробочки мака, лежавшие на полке за стеклом, словно музейные экспонаты, и думал о том, как бы извлечь их оттуда. Эти мысли настолько поглотили юношу, что тот практически не слышал звуков вокруг себя и очнулся лишь тогда, когда тренер закончил инструктаж и предложил:
— А теперь приступим к практическим занятиям — надеюсь, вы не забыли, о чем я говорил в самом начале. Сперва попробуйте выбрать из этих ягод съедобные…
— Простите, — вклинился Джи, — а опиум из мака мы тоже будем извлекать?
Девушка из Дистрикта-11 бросила на Уэя удивленный взгляд, но ничего не сказала. Еще два трибута переглянулись между собой. «Записали меня в ряды наркоманов, — с уверенностью отметил про себя Джерард. — Ну и черт с ними. Какая им разница, все равно все сдохнем».
Инструктор тем временем кивнул в ответ на его вопрос, мол, чуть позже, и Джи удовлетворенно кивнул, собираясь незаметно стащить несколько головок драгоценного мака.
***
К обеду две зеленоватые коробочки, мягкие и прохладные на ощупь, лежали в правом кармане Джерарда, а сам молодой человек в одиночестве сидел за столом и угрюмо ковырял вилкой рыбу под каким-то соусом, изредка поглядывая в сторону Боба из Дистрикта-7 — тот сидел за столом напротив, как и вчера, и юноши периодически встречались взглядами, а потом одновременно опускали головы. Это могло показаться странным, но Уэй был почти уверен, что они общаются — пусть и таким необычным образом. Правда, вскоре это «общение» было прервано появлением ребят из Девятого дистрикта — кучерявый Рэй почти всюду ходил со своей рыжеволосой соотечественницей, девчушкой лет двенадцати.
— Привет, — Торо улыбнулся, смахивая волосы со лба, и поинтересовался: — Можно, мы сядем здесь? Свободных мест больше нет…
Джерард вздрогнул — юноше отчего-то казалось, что Девятый мог увидеть, как он прячет в кармане брюк головки опийного мака. Правда, пока Рэй ничего не говорил об этом, а потому Джи, подняв глаза и посмотрев как-то сквозь парочку из Дистрикта-9, отчужденно кивнул. Его мысли сейчас были довольно далеко — частично в номере Теодора Митчела, среди многочисленных бутылок со спиртным, которое он теперь вряд ли получит, а частично — в пушистых радужных облаках, что молодой человек предвкушал увидеть этим вечером, расковыряв маковую коробочку.
— Как дела? — спросил Рэй, усаживаясь за стол.
— А? — рассеянно пробормотал Джерард, обращая свой взгляд отчего-то не на юношу, а на его рыжеволосую напарницу.
— Я спросил, как у тебя дела? — терпеливо повторил Рэй, отчетливо произнося каждое слово. Наверное, Джи казался ему несколько заторможенным, что ли.
В ответ Джи пробубнил нечто нечленораздельное, очевидно, пытаясь донести до собеседника мысль о том, что у участника Голодных Игр дела не могут идти хорошо. Поняв, что с Шестым говорить ему не о чем, Рэй продолжил беседу со своей маленькой напарницей, а Уэй и не возражал. После того, как он покончил с порцией спагетти, юноша направился в зал для тренировок, предвкушая занятие в секции растений.
***
Остатки дня пролетели незаметно, и, рассказав Маргарет о достигнутых успехах (или, скорее, неуспехах, потому что все, что извлек для себя молодой человек за сегодня, была информация о свойствах опия), Джерард направился в свой номер, с облегчением выдохнув: если ментор и следила за ним, то его маневры с похищением мака, судя по всему, остались для нее незамеченными. Так или иначе, женщина обещала еще заглянуть в его номер — проверить, не раздобыл ли парень еще алкоголя, — но поздним вечером, когда она, обыскав комнату и удовлетворенно кивнув, ушла, Джи оказался полностью предоставлен самому себе. Дрожащими руками он достал из тумбочки столовый нож и, сжимая меж пальцев заветную коробочку мака, надрезал ее; в ладонь медленно полился вязкий млечный сок. Юноша знал, что вскоре он застынет — полученное вещество и есть опиум. В Дистрикте-6, точнее, в богатых его районах, опиум курили — Джерард часто видел состоятельных жителей округа с трубкой в зубах, — но для них это было чем-то вроде развлечения. Либо концентрация наркотического вещества в таких трубках была слишком мала, либо существовала какая-то другая причина, по которой все эти люди не выглядели обезумевшими или дезориентированными, но молодой человек, не имеющий при себе курительной трубки, а потому просто проглотивший затвердевший опий, боялся, что наркотик не подействует так же успокаивающе, как морфлинг. Напрасно.
Некоторое время спустя Джерард лежал на кровати и глядел в потолок застывшим взором, совершенно не чувствуя собственное тело — казалось, будто его просто не существовало. На душе было легко и хорошо, будто бы он снова вернулся в прошлое, в далекое детство, когда не было ни насмешек, ни издевок, ни страха попасть на проклятые Игры. Тогда все казалось прекрасным — таким, как сейчас, когда очертания мира стали мягче, плавнее, звуки — тише и мелодичнее, а мысли словно очистились. В то время была жива бабушка… Джи замер: он действительно видел ее лицо перед собой, прямо сейчас, и оно было вполне реально. Усилием воли он вынудил себя приподняться на локте и увидел, что это Хелена Сорроу, а не очередное видение. Испуганная, она отстранилась и в несколько легких шагов пересекла комнату, после чего скрылась за дверью. Пытаться понять, что же здесь делала эта девушка, было свыше сил Уэя, и он предпочел просто лечь на спину и позволить наркотику унести его вдаль от насущных проблем.
*My Chemical Romance — Sleep
========== VIII ==========
Джерард Уэй медленно, словно привыкая к утреннему солнцу, заглядывавшему в окно, открыл глаза и посмотрел на часы: самое время вставать, если он, конечно, не хочет получить очередную взбучку от Маргарет Стамп. Только вот как заставить себя пошевелиться, если тело не желает слушаться в остатке от полусонного оцепенения, да и само сознание ленится работать — как будто мысли барахтаются в вязком клею? Неожиданно одна из этих лениво ворочающихся мыслей заставила Джи вздрогнуть: вчера вечером в его комнате была Хелена Сорроу. Это больше похоже на бред наркомана, но юноша готов был поклясться, что видел гостью на самом деле. Впрочем, это было по-прежнему жутко, и Уэй с радостью поверил бы, что вчера принял слишком большую дозу и ему померещилось, вот только один предмет, лежащий на полу среди жженых спичек, битого стекла и мятой бумаги. Заколка. Небольшое металлическое украшение с маленькой красной розой, скрученной из тонкой полоски металла.
«Красиво, — невольно подумалось Джи. — Будто бы кровь». Он легонько коснулся пальцем засохшей капли краски. Такие же красные розы (мама говорила, что они стоили баснословных денег) были в руках у покойной бабушки Джерарда, когда её хоронили. Три штуки — свежие, с каплями росы на бархатистых лепестках. Или это были слезы? Так или иначе, парню казалось, что каждый, кто соприкоснется с этими проклятыми цветами, непременно умрет. И именно в этот момент он осознал, насколько силен его страх перед Играми, страх перед трудностями, болью, а также слепой, леденящий душу ужас пред лицом неумолимой смерти. «Хелена тоже не переживет эту бойню. Однажды мы все же встретимся».
В дверь постучали — властно, требовательно. Маргарет.
— О, как я погляжу, ты уже проснулся? Ну что, теперь твоя дурная голова больше не болит? Совсем другое дело! Собирайся к завтраку, — сегодня ментор пребывала в превосходном настроении. — Я буду ждать тебя в столовой.
Она даже не заметила, каким потерянным был взгляд ее подопечного, а Джи не смел сказать правду, ведь он мог тяжело поплатиться за это. На самом деле он чувствовал себя полностью разбитым, ощущал, что наркотики и алкоголь начинают постепенно разрушать его изнутри, но предпочел не говорить ни слова. Смысл жаловаться, если через несколько дней почти каждый будет желать тебе смерти? Да и говорить по душам Джерард не любил, но, даже несмотря на это, ему было необходимо зайти на восьмой этаж — побеседовать с Хеленой Сорроу.
***
Дверь в комнату — все так же, как и на этаже, отведенном для Шестого, только таблички с именами иные. Отыскав апартаменты девушки, Джерард Уэй постучал — каждый удар отозвался в голове болезненным гулом. Спустя пару минут ручка повернулась, и молодой человек встретился лицом к лицу с тощим парнем болезненного вида — кажется, вот-вот свалится с ног, — ментором Хелены. Человечек в негодовании бубнил что-то, и Джи чувствовал, что теряет драгоценное время.
— Мне нужно увидеть Хелену Сорроу. Прямо сейчас!
И, оттолкнув ментора в сторону, парень ворвался в комнату, но тут же замер и в упадке сил прислонился к дверце шкафа: на белоснежных простынях лежала, сложив руки на груди, Хелена. Она до боли напоминала усопшую, и Джерарду казалось, что он видит свою бабушку, если бы она умерла молодой. У юноши началась паника; горло сдавило железными оковами, руки онемели, а в голове пульсировали зачатки леденящих сердце мыслей. Ведь человек не может спать в такой позе? Грудь девуши не вздымалась, как это было бы, если бы она дышала, и ни одна мышца не дрогнула на ее лице, смертельно бледном и будто фарфоровом, но оттого еще более прекрасном — Хелена была недвижима даже тогда, когда на ее лоб с жужжанием приземлилась отвратительная жирная муха и поползла по направлению к левому глазу. Эта муха, уродливое создание на неземном лице Хелены Сорроу, словно насмехалась, деловито потирая лапки, а Джерард вдруг отчетливо увидел зарытый в землю гроб, а в нем — юное женское тело в длинной черной сорочке; тело Хелены, такой, какая она лежала сейчас перед ним, но затронутое гниением; по шее и груди ползали крупные черви.
Секунда — и Джи уже боролся с подступающей тошнотой, тщетно пытаясь отогнать наваждение, впечатавшееся в мозг, но окруженная могильными червями девушка в его сознании вдруг резко распахнула глаза и попыталась подняться на локтях, отчаянно колотя руками по крышке гроба, в котором лежала. Уэй дернулся, а потом с ужасом обнаружил, что та, настоящая Хелена, которую он успел уже счесть умершей до начала Голодных Игр (и потому счастливой), сидит в постели, выпрямив спину, будто проглотила палку, и смотрит на него широко распахнутыми серыми глазами.
Больше, чем покойники, Джерарда пугали только ожившие покойники, а потому юноша, никак не ожидавший, что Сорроу вдруг воскреснет, испуганно закричал.
— Она очнулась? — за спиной послышался обеспокоенный голос. С трудом повернув голову, Джи увидел ментора Хелены, продолжавшего причитать: — Слава Богу, я уж думал, придется пропустить тренировки! Собирайся, скоро завтрак! — и, сказав это, плюгавенький человечек скрылся за дверью. Джерард так и остался стоять подле кровати Восьмой, вжавшись спиной в шкаф и не в силах пошевелиться. Что только что произошло? Почему ментор так спокойно отнесся к случившемуся и почему Хелена смотрит на него, не моргая, и лишь слышно ее тихое дыхание да тиканье часов на стене? Прошло, наверное, около минуты, прежде чем Джи, с трудом ворочая языком, смог пробормотать: