«Ну да, как же, — иронично подумал Джи, вспоминая, как девица липла к парню из Дистрикта-1. — Все твои сильные стороны — это готовность переспать с Первым, обеспечивая себе местечко среди трибутов-профессионалов». Вслух он, однако, не стал говорить подобное. Вместо этого Джерард, вспоминая просьбу Фрэнки, обратился к стилисту с вопросом, не был бы тот против знакомства с мальчиком из Третьего дистрикта, который страшно интересуется татуировками. У Энди снова промелькнул этот безумный блеск в глазах, стоило ему только услышать заветное слово «татуировка», и мужчина, подумав с минуту, пообещал принять Фрэнка после ужина. Джи удовлетворенно кивнул и продолжил ковырять салат, в пол-уха слушая разговоры за столом. Словно из ниоткуда появился безгласый официант с бутылкой из темного стекла в руках.
— Это вино, — пояснил Алекс, пока безгласый разливал по бокалам бордово-красную жидкость. Джи недоверчиво взял бокал в руки — он прежде слышал о вине, но никогда не видел его, не говоря уже о том, чтобы попробовать. Знал только, что делают его из забродившего виноградного сока — но виноградников в Шестом дистрикте не было, а значит, не было и вина. Парень вдохнул чуть кисловатый запах напитка и сделал осторожный глоток. Терпкое вино легкой горечью обожгло горло; Джи, не поняв вкуса, просто залпом допил бордовую жидкость, ощущая, как внутри разливается непривычное тепло. Казалось, все проблемы отошли куда-то на второй план, а потому хотелось еще чудесного напитка — заглушить боль окончательно.
Словно зная, чего желает трибут, безгласый слуга моментально появился рядом, чтобы наполнить бокал вновь. В этот раз Джерард пил медленно, чтобы чувствовать, как теплота постепенно разливается по венам, навевая сладостную дремоту. Когда бокал опустел вновь, молодой человек откинулся на спинку стула, ожидая, что вскоре к нему подойдет прислужник и предложит еще, но этого не произошло. Почти что возмущенный таким вопиющим положением вещей, Джи чуть более требовательным, чем нужно, тоном, задал вопрос:
— А можно мне еще вина? — он не сомневался в ответе.
Услышав это, безгласый было поспешно направился к Уэю, но Маргарет остановила его уверенным жестом руки, будто она командовала здесь всем. Видимо, так оно и было.
— Хватит, парень. Маловат еще. Да и не заслужил, если уж на то пошло. Поостынь, приятель.
— А я, интересно знать, заслужила? — заискивающе улыбнулась Лиза и сделала глоток.
— Ты не мой трибут — не мне решать, — с раздражением отмахнулась Маргарет, возвращаясь к своему салату с таким видом, будто больше ее ничего в этом мире не интересует.
— Те-е-едди, — протянула девушка, — я заслужила еще?
Ментор Элизабет лишь рукой махнул, позволяя своей подопечной делать то, что она захочет. Издевательски улыбнувшись Джерарду, Лиза пожала плечиками и жестом подозвала слугу. Джи оставалось лишь хмуро жевать какое-то щупальце некого морского гада, казавшееся резиновым, и кипеть от негодования.
Ужин подошел к своему завершению, и все присутствующие по одному расходились кто куда. Энди, к примеру, бодро зашагал на встречу с Фрэнком, предвкушая новую работу. «Ничего в жизни не надо, лишь бы что-нибудь где-нибудь набить», — хмуро подумал Уэй. Лиза тоже спешно выскочила из-за стола — наверняка побежала к своему новому хахалю. Алекс упорхнул вслед за Маргарет, и сам Джерард уже собирался покинуть столовую, чтобы оказаться в одиночестве и, наконец, вновь насладиться тишиной и спокойствием. Но прежде, чем он успел повернуть ручку двери, его окликнул Теодор, ментор Лизы:
— Погоди! Тебе, кажется, вино понравилось?
— Понравилось-то, конечно, понравилось, только вот я «не заслужил», — передразнивая собственную наставницу, фыркнул он.
— Я не Маргарет, — усмехнулся Тед, — идем.
Удивленно выгнув бровь, Джи направился вслед за молодым человеком, предпочитая не задавать лишних вопросов. Теодор, не говоря ни слова, отпер дверь собственного номера и жестом пригласил Джерарда внутрь. Открыв мини-бар, находящийся в углу комнаты, ментор Элизабет достал оттуда две стеклянные бутылки: одну — литровую, наполненную уже знакомым Джерарду вином; другую — маленькую, миллилитров эдак на триста — в ней плескалась янтарная жидкость, отдаленно напомнившая юноше пиво.
— Коньяк, — коротко пояснил Тед. — Он крепче вина, поэтому его не стоит пить, если не закончил с красным. Это называется понижением градуса. Потом будет тошнить. Хотя… Если ты раньше не напивался, тошнить будет в любом случае. Забирай и уходи отсюда.
— Зачем ты делаешь это?
Теодор хмыкнул.
— Я был на твоем месте. Был совсем недавно, а потому помню, что чувствуют трибуты здесь, в Капитолии. Сам таскал спиртное из столовой — как ты заметил, оно отлично успокаивает нервы. Но послушай. Если Маргарет узнает, нам обоим придется несладко. Мне — за то, что спаиваю тебя; тебе — просто потому, что пока ты здесь, Стамп за тебя в ответе. Поэтому постарайся не выпить это все сегодня, иначе завтра все похмельные симптомы отразятся на твоем лице. А теперь иди, — велел молодой человек, подходя к тумбочке и дрожащими руками доставая оттуда небольшой коробок.
— Что это? — настороженно поинтересовался Джи, наблюдая за тем, как Тед вытряхивает себе на ладонь небольшую таблетку и глотает ее, запивая водой из стакана.
— Морфлинг, — просто отозвался Лизин ментор. — Мне алкоголь уже почти не помогает.
— Морфлинг? — переспросил Джерард. — Но это же…
— Наркотик, да. Все, иди отсюда!
— Постой… А можно мне… — Джи вдруг подумал, что наркотики должны убивать абсолютно все ощущения, а он именно этого и хотел. Забыться, раствориться, перестать ощущать эту реальность…
— Нельзя, — отрезал Теодор.
Глупо было надеяться на иную реакцию, но Уэй продолжал стоять на месте, сжимая в руках две бутылки, словно ожидая, что хозяин комнаты переменит свое решение. Тот, однако, посмотрел на парня с насмешкой и при этом некой долей жалости и проговорил:
— Ладно. Одну. И ты пообещаешь, что разделишь ее пополам. И выпьешь только в крайнем случае. Ясно? Эй, тебе ясно?!
Джерард поспешно кивнул и тут же получил от Теда довольно крупную таблетку. Сжав ее в ладони, юноша поспешно выскочил из номера и торопливо направился к себе.
========== VII ==========
Джи сидел на кровати, скрестив ноги по-турецки, и смотрел на темную жидкость, плещущуюся в бокале. Коньяк был еще более терпким на вкус, нежели вино, и горчил сильнее — но и с душевной болью справлялся лучше. Кроме того, элитный напиток, налитый в сосуд из дорогого капитолийского стекла, стекал по прозрачным его стенкам вязко и медленно, отчего казался Джерарду более густым, чем был на самом деле; из-за медленно сползающих капель, будто обволакивающих бокал изнутри, создавалось ощущение, что тонкое стекло плачет. Молодой человек задумчиво вертел бокал в руках, осоловело разглядывая его содержимое на свет, а затем выпил все залпом, чуть поморщившись. Дрожащие пальцы сами собой разжались, и сосуд упал на мягкий матрас. Запустив руки в волосы, Джи шумно вдохнул и закрыл глаза. Сколько он выпил? Кажется, не слишком много — бокал вина и… почти весь коньяк. На дне бутылки плескалась самая малость — всего на один глоток, — но парень уже не мог смотреть на горячительную жидкость. Поначалу она словно высасывала из него тоску, а под конец забрала и память, оставив в мозгу какие-то осколки. Осколки эти, вопреки всему, страшно саднили, вгрызаясь в сознание острой колючей болью, когда Джерард пытался пошевелиться, зато душа болеть перестала — внутри, там, где она должна была быть, осталась лишь черная пустота. Никаких ощущений, кроме физического недомогания: юношу мутило, а перед глазами мелькали маленькие силуэты. Джи плохо понимал, что происходит, но блаженно улыбался крохотным человечкам, едва ли выделяя среди них хоть одно лицо.
На прикроватном столике стояла бутылка вина — почти нетронутая; рядом сиротливо покоилась круглая таблеточка морфлинга. Да, Джерард помнил, что сказал ему ментор Лизы, но вереница образов и фраз в голове будоражила сознание, раздражала, будто это были надоедливые мухи, с непрерванным жужжанием кружившие над головой, мешая заснуть. Алкоголь не мог заглушить этот гул. Морфлинг. Джи вообразил себе, как блаженное спокойствие растекается по всему телу, сводя усталость и раздражение на нет. Только эта белая таблетка может принести долгожданное успокоение.
И, вздохнув, Уэй протянул руку к таблетке; белый кружочек на ладони кажется таким безобидным! Неужели он может причинить вред? Может, безусловно — он лично видел разрушенные от наркотиков тела людей: бывших победителей, когда-то богатых жителей центра Шестого… Но все, что сейчас знал Джерард, — это то, что морфлинг исцеляет, спасает от тягостных мыслей, забирает в бездну успокоения. Это именно то, что сейчас было нужно юноше, а потому он задумчиво положил таблетку в рот и, безнадежно махнув рукой, отпил большой глоток вина из бутылки и повалился на кровать, бесцельно уставившись в потолок.
A drink for the horror that I’m in,
For the good guys, and the bad guys,
For the monsters that I’ve been.
Молодой человек ждал, когда же, наконец, подействует волшебная пилюля, когда она заберет страдания и притупит остатки мыслей, сонно блудивших в его мозгу. Время текло, но текло оно быстро или медленно — этого Джерард не мог сказать наверняка. Он лишь слышал, как тикают часы на стене, а его сознание преобразовывало мерное постукивание срелок в замысловатую мелодию, тягучую, словно смола, или… Плачущую, как бокал, наполненный коньяком. Бокал… Он стоял тут же, на столике рядом с вином, и Джи как-то осоловело покосился на него. Контуры хрустального сосуда начали расплываться, и парень, едва ли осознавая происходящее, моргнул и снова посмотрел в сторону бокала — тот все еще терял очертания, изгибаясь под немыслимыми углами и причудливо сверкая искаженными гранями. Джерард завороженно протянул руку, желая потрогать кривившееся, корчущееся стекло, и удовлетворенно хмыкнул, ощутив пальцами его холодную поверхность. Юноша хотел сжать тонкую хрустальную ножку в руке и поднести бокал к лицу, чтобы поближе рассмотреть его словно ожившие вдруг очертания, но сосуд выгнулся — или ему это только показалось? — и со звоном грохнулся на пол. Джи дернулся от неожиданно громкого звука. Ему вдруг стало жаль разбитого бокала, и парень сочувсвенно вздохнул, глядя на осколки подле его кровати. Шмыгнув носом, Уэй снова откинулся на подушки, словно утопая в них, проваливаясь в бездну, и внезапно засмеялся. Сперва это было несколько коротких смешков, напоминающих старательно сдерживаемое хихиканье, а затем юноша расхохотался в голос. Он, пожалуй, не смог бы ответить на вопрос, почему ему так весело, но остановиться не было сил. Он смеялся и ощущал себя так, будто парит в небе, меж пушистых белых облаков, что кружатся вокруг него в волшебном танце, и от этого становилось все радостнее и веселее, как-то легче на душе; восторженная эйфория мощной волной захлестнула сознание.
***
Когда Джерард пришел в себя, он не сразу сообразил, где находится и какая же ужасная катастрофа произошла с ним прошлым вечером. Но, когда он сумел-таки сфокусироваться на лице Маргарет Стамп, начал соображать, что натворил что-то, причем столь серьезное, что ментор, кажется, готова придушить его на месте. Впрочем, слушать женщину у Джи не было ни малейшего желания. Ощущение было такое, будто по голове ударили молотом, и теперь каждый звук отдавался гулким эхом, мешая думать. Свет нещадно резал глаза, будто бы до этого юноша долгие годы томился на дне бесконечно глубокого колодца, и вот теперь поднялся, наконец, на поверхность. Жмурясь, он хотел было отвернуться к стенке, но Маргарет резким движением помешала ему сделать это.
-…назад, я сказала! — приказным тоном велела она. — Что ты, черт возьми, вчера вечером вытворял, где ты достал алкоголь, паршивец? Мне не нужен трибут, который сдохнет в бойне у рога лишь по той причине, что, напившись, не поймет, где небо, а где земля, и профи прикончат его, пока тот соображать будет! Немедленно вставай!
Не совсем понимая, чего от него хотят, Джи пытался слабо бормотать извинения и молить оставить его в покое, но язык, сухой и шершавый, как наждачная бумага, не желал слушаться владельца, словно прикипев к небу, а потому Маргарет Стамп была неумолима. Решительно схватив подопечного за воротник рубашки, она вытащила юношу из кровати и поволокла в ванную комнату, где бесцеремонно заставила его «освежиться»: попросту открыла кран с ледяной водой и окунула голову Джи прямо в холодный поток. Уэй беспомощно дергался, чувствуя, как капли катятся ему за шиворот и окропляют ноги; он булькал, почти задыхаясь, но Маргарет словно не слышала этого, ведь ей же был нужен сильный трибут!
— А теперь — марш на занятия! — прикрикнула она, дав, наконец, Джерарду высвободиться.
Пошатываясь, Джи отстранился от крана, стуча зубами от холода и страха, вонзавшегося в мозг воспоминаниями о том, как много лет назад соседские мальчишки едва не утопили его в пруду. Казалось бы, в раковине утонуть невозможно, но ведь какая разница, в какой воде захлебнуться — проточной или стоячей? Она все равно попадала в легкие, пресекая возможность нормально дышать, а Маргарет, схватив своего подопечного за шиворот, выглядела как одна из тех женщин Шестого дистрикта, что топили в речке по весне новорожденных котят.
Откашливаясь, чувствуя, как его трясет, Джерард слабым движением отпихнул ментора и схватил полотенце, висевшее на крючке, чтобы хоть как-то согреться.
— На арене и не такое будет, парень. Привыкай заранее, — раздраженно бросила Маргарет, наблюдая за трибутом.
— Я могу переодеться? — апатично спросил тот, искоса взглянув на женщину.
— Пожалуйста, номер в твоем распоряжении! — Стамп махнула рукой, но с места не сдвинулась, продолжая внимательно следить за каждым движением Джи.
— Но… — юноша попытался возразить, однако робкое возражение, слетевшее с его губ, было прервано мгновенно:
— Нет, не отвернусь. А ты как хотел? После всего, что ты тут натворил, я не могу тебе доверять. С этого момента буду следить за каждым твоим шагом, за каждым телодвижением, и если твои действия на тренировках покажутся мне неугодными — что ж, придется нянчиться с восемнадцатилетним лбом. Подойду и отведу за ручку в нужную секцию! Все, переоделся? А теперь марш отсюда!
Джи, успевший натянуть тренировочную форму, пока ментор читала нотации, попятился к двери, морщась от головной боли, так и не прошедшей, а лишь усилившейся от холода.
— А завтрак? — только и успел пискнуть парень, прежде чем наставница выпихнула его из комнаты и заперла дверь.
— Завтрак ты безнадежно проспал. Занятия начнутся уже через десять минут, так что придется потерпеть до обеда. Привыкай бороться со своими желаниями — на арене может вообще не быть еды. А некое подобие арены я смогу устроить тебе и здесь, чтобы не оставалось времени на всякую дурь! И запомни: я слежу за тобой. До обеда твои секции — полоса препятствий и растения; после — разведение костра и вязание узлов. А теперь иди, не мозоль глаза!
С этими словами Маргарет буквально вытолкнула Джерарда из лифта, и юноша на негнущихся ногах поплелся в сторону разбитого на секторы зала для тренировок, недоумевая, отчего менторша так к нему прицепилась. Неужели не понимает, насколько безнадежный трибут ей достался? Трибут, напившийся до отключки в надежде забыть, где он находится; трибут, без малейших раздумий проглотивший таблетку морфлинга — наркотика, яда, способного со временем разрушить его мозг и тело; трибут, никоим образом не пытающийся делать что-либо для спасения собственной шкуры и ни капли не раскаивающийся в своем бездействии.
And through it all
How could you cry for me?
Cause I don’t feel bad about it…
***
День обещал быть невыносимо долгим, да и в принципе невыносимым. Тренер в секции с полосой препятствий с суровым выражением лица заставлял Джерарда и нескольких других трибутов лазать по искусственным деревьям, искать брод в фальшивом болоте и уклоняться от всяческих хитроумных ловушек, и Джи машинально подсчитывал, сколько раз он бы умер, если бы все это происходило в реальной жизни, а не на тренировке. Выходило, что тринадцать за два часа — неплохая статистика. А если вычеркнуть те разы, когда молодой человек довольно глупо свалился с дерева, заглядевшись на изящно балансирующую на канате Хелену Сорроу, то выходило и того меньше.