Вик Холливел из Двенадцатого демонстрирует кое-какие навыки маскировки. Но если у Сиены и Анемоны маскировка представляла собой раскрашивание собственного тела, чтобы слиться с природой, то Вик делает упор на то, чтобы безо всяких уловок стать незаметным на фоне окружающей среды. И ему это удается: черноволосый юноша, словно тень, шныряет от дерева к дереву, и не всякий раз ясно, он это только что пробежал, или свет упал причудливым образом. У Вика к поясу привязана связка метательных ножей, а в руке — крупный тесак, и парень не забывает об оружии, метая ножи в атакующие его голограммы и нападая из засады с тесаком так стремительно, что живой противник не успел бы отреагировать — решил бы, что просто ветер сильно подул. А мгновение спустя прогремел бы пушечный выстрел, оповещая о его смерти.
Прежде чем уйти, Вик успевает расшаркаться и раскланяться, пожелать распорядителям приятного вечера, и лишь потом наконец выходит за дверь. Остается последний трибут, не продемонстрировавший свой навык, и это Антрацита Бэнкс. Она появляется, едва из динамиков звучит ее имя, на ходу собирая короткие волосы в хвост на затылке. Бросив беглый взгляд на распорядительскую ложу, она морщится, поняв, что почти никому до нее нет дела, и направляется проходить тест на знание растений и вязать узлы, словно намеренно делая все, чтобы ее не замечали. Видимо, наслышана о том, что до Двенадцатого дистрикта судьям зачастую нет никакого дела. Напрасно: Лисса, Меркурий и Эрот внимательно следят за Антрацитой, а еще кое-кто поглядывает за ее действиями, не подавая виду. А девушка в это время устанавливает длинный ряд из всевозможных ловушек: петли, капканы и тому подобное. Затем берет со стенда копье, чем заметно удивляет тех, кто наблюдает за ней, а затем, разбежавшись, перепрыгивает все свои ловушки, используя копье вместо шеста. А затем демонстрирует, что может орудовать им в ближнем бою, нанося удары древком и уколы острым наконечником. Меркурий замечает, что техника оставляет желать лучшего — копьем работают не так, но Антрациту это не волнует. На арене она, судя по всему, и не надеется добыть оружие, а вот орудовать так хорошо обтесанной палкой — почему бы и нет? Если ударить достаточно сильно, можно сломать сопернику ребро, а ткнуть в горло — и тот задохнется… Но главное преимущество заключается в том, что длина такого оружия не позволит противнику подобраться достаточно близко, чтобы нанести удар, так что Двенадцатая отлично все просчитала. Покидает зал она с чувством собственного достоинства, и в распорядительской ложе начинается шевеление: просыпаются задремавшие судьи, кто-то начинает обсуждать выступления, кто-то бурно радуется окончанию показов… Лисса Голдман призывает всех к порядку и велит сдать карточки с проставленными оценками. На их основании ей предстоит высчитать средний балл, который и огласят трибутам после ужина.
========== XII ==========
Когда Инграта выходит из тренировочного зала, руки у нее трясутся, а ноги подкашиваются. К горлу подступает ком, и хочется разрыдаться от обиды: опять она все испортила. Провалила выступление, и теперь ни хорошей оценки, ни спонсоров ей не видать — никто не поставит на жалкую девчонку, пусть даже из Второго дистрикта. Но ведь она все умеет, она не какая-то там никчемная девчонка, впервые в жизни державшая в руках оружие!.. Пойди теперь, докажи это…
— Эй, ты чего такая смурная? — говорит кто-то, и Инграта, подняв голову, видит сидящего в кресле Диаманда. — Как все прошло? — спрашивает он с легкой улыбкой, и Шер печально отвечает:
— Провалилась я. Руки кривые, все из них валится!
В ее голосе слышатся истеричные нотки, и Диаманд спешит утешить:
— Уверен, все не так плохо.
— Ой, да ладно. Мое выступление было ужасным. — Инграта не хочет вспоминать о своем позоре, а потому спешит перевести тему: — Ты чего здесь сидишь-то?
— Так я же обещал дождаться вас. Анести вон вышла взмыленная, недовольная и тут же мимо меня к лифту пролетела, даже догонять ее не стал, все равно вечером увидимся. Все равно она вечно преувеличивает какие-то мелкие неудачи, наверняка ничего серьезного не случилось. Да и ты напрасно так убиваешься.
— Поверь, не напрасно. А Марбл?
— Марбл вроде доволен. Мы поболтали немного, он только ушел. Если поспешишь, можешь еще нагнать его на выходе из лифта.
Инграта морщится: вот еще. С Марблом они не очень дружны, зато побеседовать с Диамандом всегда приятно: он серьезный, начитанный и совсем не спесивый, в отличие от ее, Инграты, земляка. Не считает себя лучшим из лучших, но отстаивать свои права будет до последнего. Инграте не хватает его уверенности, но когда Уиндем говорит, она всегда чувствует прилив жизненных сил, словно не все еще потеряно. Даже разочарование от провала на индивидуальном показе понемногу отступает.
— А ты сам как выступил? — спрашивает девушка, склонив голову.
— Да вроде нормально, — беспечно махнув рукой, отвечает Диаманд. Кажется, он не особенно переживает из-за оценки — или просто уверен в своих силах. Инграта ежится, словно от сквозняка.
— Ты теперь будешь ждать Аира? Раз уж всех союзников ждал…
— Да я что-то не знаю. Они дают по пятнадцать минут на каждого трибута, это если на двадцать четыре умножить, шесть часов получается! А еще время на то, чтобы безгласые привели зал в порядок, хотя это быстро… Но все равно час-два лишних натикает. А Аир почти в самом конце, я тут с ума сойду его ждать! Не представляю, как ребята из дальних дистриктов сидят в зале ожидания, пока наступит их очередь. Я сейчас не больше часа просидел, а уже в животе урчит… Хорошо хоть, здесь есть библиотека, вон, книжку взял… — Диаманд улыбается, показывая Инграте томик в обложке с золотым тиснением. — Чтиво дрянь, конечно, но куда деваться… Книгу из дома я с собой на арену возьму.
— А что читаешь?
— Да вот, нашел на полке… В аннотации сказано, что здесь что-то про конфликт поколений, а на деле про капитолийцев, которые в восемьдесят лет хотят сойти за двадцатилетних. Но ничего лучше я не нашел.
— А дома что читал?
— Старинные книги. У бабушки целая библиотека: Ремарк, Маркес… Не знаешь таких, да?
Инграта растерянно пожимает плечами: ей эти имена не знакомы.
— Неудивительно, их читали так давно… Еще до Панема. Но мои предки смогли уберечь книги, и это круто! Тогда писали совсем не так, как теперь. Я с собой на арену хочу взять книгу. Автор — Франц Кафка. Невероятно странные вещи писал, но мне нравится.
— Когда же ты будешь читать на арене?
— Поверь, времени будет навалом, — усмехается Диаманд. Инграта вдруг замечает на его лице конопушки и улыбается: его любит солнышко. — Например, судя по записям прошлых Игр, первый день всегда проходит спокойно — ну, после того, как закончится резня у Рога изобилия. Мы с Марблом решили последовать примеру наших предшественников и разбить лагерь там же; это удобно. К тому же, нас пятеро, а если присоединится Сандал, то и вовсе шестеро — напасть никто не решится.
— Пожалуй, ты прав. Но на арене может случиться какой-нибудь катаклизм, землетрясение, например, или буря…
— В первый день точно не случится.
— И то верно. Интересно, какой будет арена в этот раз… Ничего не слышно?
— Вообще понятия не имею. Я слышал, Десятый — пронырливый малый, — каким-то невероятным образом ухитрился столкнуться с одним из распорядителей и пытался выяснить, что нас всех ждет… Но это больше похоже на глупые сплетни. Невозможно втереться в доверие к распорядителям, они над тайной арены трясутся, как над собственными жизнями.
— А вдруг Маркусу правда что-то известно? Он умеет расположить к себе человека, если ему это надо: видела, как он дружелюбно беседовал со своей сопровождающей и какой-то женщиной, которую она привела.
— Распорядители — не тот случай, — возражает Диаманд, тряхнув головой. — Скорее всего, то был кто-то из телевизионщиков.
— Может, и так… — задумчиво кивает Инграта, и в этот момент распахивается дверь зала для тренировок. Оттуда, широко улыбаясь, уверенной походкой выходит Ром Гаррисон, трибут из Третьего, и громко окликает их с Диамандом:
— Ну что, профи, козни строите? Обсуждаете, кто кого убьет, да? — и он противно хохочет. У Инграты руки сами собой сжимаются в кулаки: этот парень ее бесит, слишком уж нахальный. Чем-то похож на Аира, вот только Аир принимается донимать только тех, кто сам на это напрашивается, а Ром с радостью уязвит любого и не подавится.
— А тебе прямо больше всех надо! — повысив голос, отвечает она Третьему. — Слишком много чести!
Ром, гоготнув, скрывается в лифте, а Инграта расстроенно вздыхает: уж Ром-то наверняка отлично показал себя там, перед распорядителями — он патологический перфекционист… А она — истеричка, от волнения растерявшая все ножи.
— Слушай, — тихо говорит Диаманд, — Аир еще нескоро появится, а я проголодался. К тому моменту, как он выступит, я как раз успею поесть, и еще время останется. Ты со мной?
Инграта на мгновение задумывается. Общая столовая для трибутов сегодня закрыта, значит, Диаманд пойдет обедать к себе на этаж. Можно было бы согласиться и пойти с ним, но там наверняка будет Анести и менторы Первого дистрикта, и все они будут косо смотреть на Инграту и посмеиваться… Ну нет уж.
— Спасибо, я не хочу, — виновато улыбается она, и Диаманд, пожав плечами, удаляется, а Инграта остается сидеть в кресле при выходе из тренировочного зала. Подниматься на второй этаж нет ни малейшего желания: там ее непременно встретит ментор и начнет расспрашивать, как прошло выступление, а вспоминать этот позор совершенно не хочется. Лучше уж она посидит здесь как можно дольше, послушает музыку, закажет себе пирожные-безе со смородиновым кремом, которые в Капитолии имеют просто божественный вкус, и кофе с соленым карамельным сиропом… Вкусно.
Время летит почти незаметно, и Инграта даже забывает на время о своей неудаче. Зал один за другим покидают трибуты: сперва надменная девушка из Третьего, за ней — нерасторопный Сандал из Четвертого, случайно задевший стоящую на полу вазу с белыми лилиями и едва успевший подхватить ее, чтобы та не упала… Следом, легко, словно бабочка, в коридор выходит Таласса, сосредоточенная, но, кажется, довольная собой, а после — молодой человек из Пятого, на ходу протирающий стекла очков краем футболки. И каждый из них выглядит уверенным в своем результате. Каждый, кроме курносенькой Айвори из Дистрикта-5. Она, едва закрыв за собой дверь, замирает на месте и машет руками на раскрасневшееся лицо.
— Жарко, — поясняет Айвори, заметив недоуменный взгляд Инграты и усаживаясь в соседнее рядом с ней кресло.
— Как дела? — участливо спрашивает Инграта. Айвори, в отличие от того же Рома или его землячки Иштар, очень симпатична ей. Тихая, робкая, стесняющаяся первой заговорить с кем-то из трибутов… Однажды она утешила Инграту, когда на нее зло шикнула Мона из Дистрикта-9: та вроде со всеми ведет себя мило и отзывчиво, а потом вдруг превращается в змеюку и шипит, двуличная гадина. Айви пыталась убедить Инграту, что Девятая не хотела ее обидеть, она просто нервничает, боится и от этого становится агрессивной… А потом ушла со своей напарницей Террой, которая, услышав речи Айвори, бросила напоследок: «Анемона — змея подколодная, не дай ей себя обмануть!» Кажется, Терра о чем-то сильно с ней повздорила…
— Так как ты? — повторяет Инграта, дожидаясь, пока Айвори переведет дух. — У тебя щечки покраснели…
— Ужасно хочется пить. У тебя есть вода?
Инграта нажимает кнопку на подлокотнике, и из того с легким жужжанием выезжает стакан воды.
— Все в порядке, — устало улыбается Айвори, сделав несколько жадных глотков. — Просто переволновалась.
— Ты показала им что-нибудь?
— Максимум, на что способна, но, думаю, они не сильно впечатлились. А ты? Чего здесь сидишь?
— Да я облажалась… — хмурится Инграта. — Теперь вот боюсь сказать об этом ментору. Мне поставят низкий балл, и все — о спонсорах можно забыть! Никто на меня не поставит…
— Уверена, все не так плохо! Я видела твою подготовку!
— Но не видела, как я выступила. Я очень нервничала и боялась плохо показать себя. И в итоге все прошло просто ужасно…
— Спорим, мой балл будет ниже твоего? — щурится Айвори. — И вообще ниже всех. Так обычно всегда бывает, мне никогда не везет. Я могу расстараться, а в итоге все лучшее достанется кому-то более удачливому.
Инграта вздыхает: ей слишком хорошо знакомо это чувство, когда кому-то другому везет, хотя он не приложил ни малейших усилий к достижению цели. Только Инграту еще и недолюбливали всю жизнь… Хотя здесь, в Тренировочном центре, ее потенциальные соперники отчего-то ведут себя дружелюбно: что Диаманд, что Айвори хорошо к ней относятся, и это приятно… Жаль, что их свели Голодные Игры.
— Ты так спокойно говоришь о том, что плохо выступила… — протягивает Инграта. Ей самой хочется разрыдаться при мысли о своем индивидуальном показе.
— Ну, а какой смысл печалиться? Во-первых, хороший балл еще не гарантирует победу, а во-вторых, я привыкла, что так происходит. Нет, безусловно, есть вещи, в которых я хороша, но к выживанию они имеют весьма отдаленное отношение, так что мне нет смысла жаловаться. И ты не расстраивайся: то, что ты считаешь, будто выступила плохо, еще не значит, что это действительно так.
— Эх… Такая ты хорошая, — вздыхает Инграта. — Спасибо, что посидела со мной.
— Да не за что, — пожимает плечами Айвори. — Но я пойду, хорошо? Думаю, меня уже заждался ментор. И ты иди, наверняка команда твоего дистрикта волнуется!
— Может, ты и права… Пойдем. — И они вместе направляются к лифту. Двери его бесшумно распахиваются на втором этаже, и Инграта выходит в коридор, а Айвори едет дальше, на пятый. Наверняка там за нее волнуются и держат кулачки, а вот переживает ли кто за саму Инграту… Если только ментор Марбла, Патриций Гойл. Он в менторстве старожил, победил в четвертых Играх и, кажется, порядком устал от всего этого. Он должен был уйти с поста, как и его предшественник Феликс Орвелл, победитель первых Голодных Игр, когда Дистрикт-2 одержал очередную победу, но… Ихор и Гай, два молодых победителя, выигравших девятнадцатые и двадцатые Игры соответственно, недолго пробыли менторами вдвоем: несколько лет назад Ихор покончила с собой, когда на арене был жестоко убит ее младший брат, и Патрицию пришлось занять ее место. Гай же продолжает воспитывать трибутов, и он, несмотря на свою молодость, очень жесток и скор на расправу. Инграте уже не раз приходилось выслушивать его гневную ругань, и она все на свете отдала бы за то, чтобы вместо Гая Кристоффа Когана ее ментором был спокойный и рассудительный Патрик. Но менторов, увы, не выбирают.
Инграте почти удается проскользнуть в свой номер незамеченной, но у самой двери ее настигает радостный вопль капитолийской сопровождающей:
— Вот ты где, милая!
Девушка втягивает голову в плечи и оборачивается на зов. Ну, вот и все.
— Почему тебя так долго не было? — щебечет капитолийка. — Я волновалась! Скорее, пойдем в обеденный зал, там наши мужчины обсуждают дальнейшую тактику! Гай Кристофф сердится, что тебя нет! — и она, схватив Инграту за руку, тащит ее за собой по просторному коридору.
— Ты где была? — строго спрашивает коротко стриженный черноволосый молодой человек с широкими плечами. Гай Кристофф Коган.
— Я… Простите, — бормочет Инграта. — Я лишь хотела отдохнуть после показа…
— Тебя не было в номере, — шипит ментор. — Плохо выступила и хотела скрыть это?
— Тише, Гай, — осаждает его высокий мужчина с легкой проседью в волосах — Патриций Гойл, или просто Патрик, как все его зовут. — Ты своей напористостью пугаешь юную леди. И каждый год одно и то же!..
— Но она не выполняет моих требований! — стукнув кулаком по столу, возмущается Коган.
— Она и не должна. Присаживайтесь, Инграта, — миролюбиво приглашает Патрик, указывая на место рядом с собой. — Сегодня рататуй, я знаю, вам нравится это блюдо. Расскажите, что произошло?
От доброты Патрика хочется расплакаться. Как же все-таки по-разному ведут себя победители: Патриций очень заботлив и красноречив, хотя во время тренировок не дает спуску, а вот Гай Кристофф агрессивен постоянно, да еще впридачу любит выпить… Инграта боится его, но по просьбе Патрика со слезами на глазах рассказывает о своем выступлении. Марбл Хейт смотрит на нее с легким презрением, отрицательно качая головой, Патрик — с сочувствием, а лицо Гая Кристоффа становится вдруг таким свирепым, что Инграта Шер жмурится и закрывает уши руками, чтобы не слышать и не видеть, что произойдет дальше.