— Хорошо.
— А как же махать ручкой и улыбаться? — У Рома лицо вытягивается от разочарования.
— А махать ручкой и улыбаться будешь ты, — ободряет его второй ментор, Гаджет Хоппс, и задумчиво поправляет очки на переносице. Поезд неожиданно резко останавливается, и в открывшиеся двери влетает оглушительный гомон. Иштар удается разобрать среди нечленораздельных звуков, доносящихся со станции, что-то вроде «Вот они, вот они! Ну наконец-то!..»
Ром спрыгивает на платформу и подает руку Иштар. Та спускается, даже не взглянув на него, и чинно движется вперед — как и учила Феста, гордо подняв голову. Ром хмурится — он из себя кисейную барышню строить не собирается, ему нужно привлечь внимание влиятельных людей. И потому он улыбается журналистам и машет ручкой улюлюкающей толпе: от этих нелепых людей в пестрых тряпках будет зависеть его дальнейшая судьба, так что на данном этапе Голодных Игр основная задача Рома Гаррисона — лесть. Главное, не переборщить — если вообще можно переборщить с лестью в городе, который, кажется, на ней и построен.
— Добрый день, — на ходу Ром пожимает руку какому-то мужчине с кислотно-желтыми губами. — Здравствуйте, привет, привет!.. Мое почтение, мисс… Да-да, мое имя Ром Гаррисон, Дистрикт-3. Гар-ри-сон, две «Р». — Он излучает уверенность и нахальное самодовольство, стараясь поприветствовать всех репортеров, да еще дать интервью на ходу, пока Гаджет не хватает его за руку со словами:
— Идем, некогда нам беседы разводить. Простите, господа, трибутов ждут их стилисты! Аудиенцию придется отложить! — кричит он в толпу. — Позже, все позже!
Иштар вздыхает. Ром кривляется и ведет себя как паяц, безусловно, но на самом деле он далеко не в восторге от всех этих пестро одетых людей. Иштар хорошо его изучила. Она знает, что сейчас он готов делать все, что поможет ему выжить, и немного завидует: у него больше на это шансов, чем у холодной гордячки. Ей так кажется.
Быть холодной гордячкой в роскошном Капитолии очень непросто. Несмотря на то, что Иштар ненавидит столицу за Голодные Игры, ей очень уж хочется увидеть город. Посмотреть на благоухающие зеленые скверы, изучить архитектуру, рассмотреть странные наряды столичных жителей… Но идя с высоко задранной головой, много не увидишь, и Иштар лишь украдкой бросает любопытные взгляды по сторонам, выхватывая из пейзажа то замысловатой формы здание, то хрустальную статую на крыше дома. Ром, шагающий плечом к плечу с Иштар, то и дело подтрунивает над землячкой, восклицая:
— Смотри, смотри, там опера! Ой, а у той женщины парик в форме фонтана!
Иштар хочет треснуть его по голове, но Гаррисон только смеется, раззадоривая ее, и продолжает комментировать все, что видит. За те несколько минут, что они идут по площади, примыкающей к железнодорожной станции, Ром успевает вывести Иштар из себя настолько, что она вот-вот готова взорваться и накричать — на него, на менторов, на сюсюкающую Кибеллу и прочих капитолийцев… Но прежде, чем она окончательно выходит из себя, Ром со своим просторечивым говором, в котором угадывается принадлежность к одному из не самых богатых районов Третьего округа, заявляет чуть ошарашенно:
— А это Центр преображения. — И, присвистнув, сбавляет шаг.
Центр преображения Иштар видит и без его комментариев. Такое здание трудно не заметить — особенно если ты идешь, задрав голову. Центр преображения высок и выделяется среди прочих — чересчур роскошен и блистателен. Кажется, у них все, что связано с Голодными Играми, — чересчур. Особенно теперь, когда речь идет о Квартальной Бойне. Вот и Кибелла, присюсюкивая, принимается вовсю расхваливать здание, где Иштар и Рома будут готовить к параду трибутов.
— В этом году его буквально отстроили заново! — восторгается она. — Новый дизайн снаружи и изнутри, новое оборудование…
— Новые стилисты, — хмыкает Ром. Кибелла не понимает его иронии.
— А? — озадаченно переспрашивает она, расстроенная тем, что ее прервали. — А, да. Некоторые из них и правда будут работать с трибутами впервые. Пойдемте, деточки, пойдемте! — и она, пропустив своих подопечных в белую резную дверь, расписанную сусальным золотом, заходит за ними следом.
— А Феста и Гаджет? — озадаченно спрашивает Иштар.
— Ах, с ними вы теперь до вечера не увидитесь! Сейчас я передам вас стилистам, а уже потом, после Церемонии открытия, вы встретитесь с менторами в Тренировочном центре. Кстати, я говорила, что в этом году он тоже новый?
— Какая разница, старый-то мы все равно не видели, — язвительно замечает Иштар, следуя за Кибеллой по просторному белоснежному коридору, стены которого покрыты золотыми и серебряными узорами, а пол устлан золотым ковром. Жемчужина в золотом кольце Иштар кажется тусклой и серой на фоне этого великолепия.
Кибелла останавливается там, где коридор обрывается, расходясь на два буквой «Т». Верхняя перекладина «Т» с обеих сторон заканчивается дверьми, и капитолийка важно провозглашает:
— Иштар, тебе в левую дверь, Ром — в правую. Там вас ждут ваши команды подготовки — ну, а я встречу вас после парада! Чао! — и, послав обоим воздушные поцелуйчики, она удаляется, покачивая бедрами.
— Ну что, расходимся? — уточняет Ром, почесывая затылок.
— Очевидно, — отвечает Иштар, неуверенно приоткрывая свою дверь и скрываясь за нею. Вздохнув, Ром следует ее примеру и оказывается в просторном помещении — таком же белом, как и все здесь, только не так ярко изрисованном золотыми загогулинами. Стоит ему войти, как две смешливые девушки с восторгом набрасываются на него:
— Ах, какой мускулистый и сильный! Ничего себе, вот это бицепсы! А мы думали, в этом году, как всегда, будет какой-нибудь щуплый очкарик! Ты не носишь очки?
Ром, скривившись, оглядывает галдящих девушек, одетых не по-капитолийски просто: в черные узкие брюки и просторные майки из блестящей ткани. Они продолжают ощупывать его и поворачивать в стороны, словно он — манекен в магазине, и Ром, ничего не понимая, растерянно задает единственный пришедший ему на ум вопрос:
— Почему я должен носить очки?
— Ну, потому что все в Третьем дистрикте носят очки, — важно отвечает одна из девушек, та, что одета в голубую майку. Ее коллега в фиолетовой согласно кивает, и они выглядят такими убежденными в сврей правоте, что Рому жаль их разочаровывать. Он просто закатывает глаза и говорит, что очки ему не идут, и девицы вновь принимаются восторженно верещать.
— Так, стойте. Давайте разберемся. Вы вообще кто? — спрашивает Гаррисон, и капитолийки в унисон отвечают:
— Твоя команда подготовки!
А потом та, что в фиолетовом, добавляет, перекидывая за спину собранные в высокий хвост розовые волосы:
— Я Пенелопа, а она — Медея.
— И мы подготовим тебя к Церемонии открытия, — добавляет Медея.
— Да я вроде и так готов — хоть сейчас выпускать можно!
Девушки заливисто смеются:
— А ты забавный. Давай, раздевайся уже.
— Что? Раздеваться? Да вы рехнулись!
— Ничуть. Таковы правила.
— Что, совсем раздеваться? Прямо здесь? — уточняет Ром. Медея и Пенелопа кивают. — А не застесняетесь? — усмехается он, стаскивая рубашку.
— Да чего мы там не видели? — хихикают девушки, и их смешливость порядком раздражет Рома, юношу, которого вообще непросто взбесить. Раздражает его и то, что перед ними надо раздеться. Быть предметом обсуждения этих двух разукрашенных болтушек не слишком-то приятно, но, очевидно, выбора у него нет, и приходится покориться. Поначалу девицы не делают ничего сверхъестественного — лишь заставляют принять ванну с какими-то ароматными маслами, а затем размазывают по телу скользкий бальзам. Ром, сохраняя привычный расхлябанный тон, шутит о том, что хоть массаж перед ареной получит, но вся веселость мигом улетучивается, когда Пенелопа достает из шкафчика восковые полоски.
— Это еще зачем? — испуганно спрашивает он, и Медея смеется — опять.
— Все эти сильные и храбрые мужчины, готовые терпеть ножевые раны и укусы диких зверей на арене, сразу превращаются в испуганных беспомощных детей, стоит им увидеть восковые полоски.
— Лежи смирно, — велит Пенелопа, растирая одну из полосок в ладонях, а затем наклеивая Рому на руку. — Будет капельку больно, — предупреждает она и резко дергает.
— Ты что, рехнулась?! — вопит Гаррисон. — Зачем это вообще? Я мужчина, в конце концов, а не какая-то там барышня!
— Фи, какой. На твоем теле не должно остаться волос. Это не комильфо. Ты посмотри на свою грудь!
Ром скашивает глаза, но ничего необычного не видит.
— Грудь как грудь, — отвечает он, пожимая плечами.
— Но она… волосатая! — визжит Медея, наклеивая на его кожу очередную восковую полоску.
— Открою тебе секрет, у большинства мужчин на груди растут волосы.
— Но не в Капитолии!
— Поверь, и в Капитолии. У кого-то больше, у кого-то меньше — но они растут, против природы не попрешь. И если ваши жеманные соплежуи их удаляют, то это вовсе не значит, что изначально их не было.
Медея недоверчиво хмурит бровки, и Ром понимает, что спорить с ней бесполезно. Приходится терпеть, сжав зубы.
Тем временем Иштар сидит на кушетке, набросив на плечи шелковый халатик, и наблюдает за тем, как зеленоволосый мужчина с легкой бородкой энергично перемешивает в миске полупрозрачную густую массу.
— Что это? — с любопытством спрашивает она, и Фабиан — так зовут мужчину — охотно отвечает:
— Сахарная паста для эпиляции.
— Ого! — удивляется Иштар, ничего не слышавшая о подобном способе удаления волос. Дома, в Дистрикте-3, она привыкла пользоваться бритвой, и сахарная паста была для нее в новинку.
— Отдай, пожалуйста, халатик и ляг, — просит Фабиан. Иштар послушно протягивает ему халат и поудобнее располагается на кушетке, стараясь не думать о неловкости. В конце концов, Фабиан и две его напарницы всего лишь выполняют свою работу, и выполняют, как кажется Иштар, очень качественно. Так, после мусса, который ей нанесла на волосы женщина с цветком на щеке, ее шевелюра стала гладкой и шелковистой, как никогда прежде, да и после процедур для лица Иштар чувствует себя посвежевшей. Ей нравится в Центре преображения, безусловно: наконец-то можно расслабиться как следует. Даже эпиляция сахаром не вызывает неприятных ощущений, а после нее Иштар снова дают принять пенную ванну, а затем наносят макияж и делают маникюр и педикюр. Да уж, если жители Капитолия могут позволять себе такое каждый день… Победить в Играх стоит хотя бы ради этого. И судя по реакции Фабиана, который восторгается поведением порученного ему трибута, у Иштар Пибоди есть на это все шансы. Главное — грамотно подойти к выбору союзников.
Когда Фабиан решает, что она готова к встрече со своим стилистом, Иштар на время оставляют одну, а вскоре в комнату заходит красивая женщина в возрасте. На ней узкое платье до середины икры, черное с золотым, и плиссированная золотистая накидка, тянущаяся по полу; смуглую кожу оттеняют золотистые румяна, глаза аккуратно подведены, а короткие черные волосы блестят так, словно смазаны маслом. От женщины пахнет югом, о котором Иштар читала в книгах по истории. Звеня браслетами на запястье, стилист протягивает ей руку и говорит густым, низким голосом:
— Меня зовут Айсис.
— Здравствуйте… — растерянно отвечает Иштар. Она никак не ожидала, что ее стилист может выглядеть подобным образом, не думала, что хоть кто-нибудь в Капитолии окажется таким непохожим на всех остальных. Внешность Айсис настолько выбила Иштар из колеи, что та вмиг растеряла всю свою надменную уверенность.
Айсис велит ей встать и покружиться на месте; касается длинными пальцами ее волос и кожи, многозначительно цокает языком, протягивает халат и говорит:
— Иди за мной. Твой образ почти готов.
И Иштар, отчего-то очень волнуясь, покорно идет следом за стилистом.
========== V ==========
— Добрый день, добрый день, дорогие мои друзья! — Аврелий Ларсен тараторит, словно заведенная механическая игрушка, и полубезумно улыбается в камеру. Лисса усмехается — ей нравится его заразительная радость и радушная улыбка. — Ну что же, совсем скоро — всего лишь через какой-нибудь час — мы увидим грандиозное зрелище: парад трибутов! Лично я с нетерпением жду Церемонию открытия нашей Квартальной Бойни, а ты, Лисса?
— Безусловно, и я предвкушаю это событие, — улыбается она. Аврелий пригласил ее дать небольшое интервью для его передачи, посвященной открытию юбилейных Голодных Игр, и главный распорядитель польщена этим своеобразным актом прощания — если его можно назвать так сейчас, когда Игры только-только начались и она еще полноправно занимает свой пост. — К тому же, этот год во всех смыслах особенный…
— Разумеется, — вздыхает Аврелий. — Быть может, кто-то не знал, — обращается он к публике, — но в этом году бессменный главный распорядитель Голодных Игр Лисса Голдман решила уйти на заслуженный отдых. Квартальная Бойня станет ее последним детищем. Как же мы без тебя, Лисса?
— Ну-ну, не расстраивайся так, — смеется она. — Мой преемник справится с этой работой не хуже меня: я уверена в нем на сто процентов. К тому же, фамилия Голдман не исчезнет из списка организаторов Голодных Игр — ну да тебе ли не знать!
— И то верно! — восклицает Аврелий. — Друзья, Лисса обещает нам всем кое-какую интригу, но я ничего вам не расскажу — когда придет время, сами все узнаете! Скажи, Лисса, чего нам ожидать от Квартальной Бойни? Раз это твой последний год, то, быть может, что-нибудь изменится в правилах?
— Ну, правила Квартальной Бойни сами по себе несколько выделяются на фоне предыдущих сезонов Игр — взять хотя бы выбор трибутов, за которых в этот раз голосовали их сородичи. Но это не только мое решение, но всего распорядительского состава — на каждой Квартальной Бойне условия Жатвы будут слегка меняться. Ведь каждый двадцать пятый год Игр — праздничный. И так будет даже после того, как я уйду на покой, — Лисса пожимает плечами и небрежно смахивает со лба изумрудный локон, выбившийся из прически.
— Но ведь ты приготовила нам что-то вкусное по случаю своего ухода, не так ли?
— Все-то тебе расскажи, Аврелий, — смеется Лисса.
— Ну, Игры-то Голодные! И зрителей тоже надо подкармливать!
— Могу только сказать, что арена в этом году будет… Чуточку особенной, — обещает госпожа Голдман.
— О Боже, какая интрига! — восклицает Аврелий, всплеснув руками. — Друзья мои, вы слышите, что говорит эта женщина? Особенная арена! Поверьте, я знаю об этом не больше вашего! — уверяет он, обращаясь на камеру.
— Ты сейчас так всех заинтересуешь, что нам придется начинать Игры незамедлительно, без подготовительных этапов и близкого знакомства с трибутами!
— О, нет. Нет и нет. Без этого никак нельзя, мы все с нетерпением ждем интервью и, разумеется, парада, до которого осталось всего ничего! А потому, друзья мои, — обращается Аврелий к зрителям, — я закончу наш прямой эфир и отпущу госпожу Голдман делать последние приготовления к Церемонии открытия. Встретимся на параде!
Камеры выключаются, и Лисса может выдохнуть.
— Ну ты и плут, Аврелий! Напустил интриги…
— А как же иначе? Должен же я повышать рейтинги!
— И то верно! Но теперь я тебя оставлю — хотелось бы незаметно наведаться в конюшни и посмотреть, как там наши дорогие трибуты.
— Не боишься быть узнанной?
— За двадцать пять лет в распорядительской ложе я научилась неплохо маскироваться, — смеется Лисса и покидает студию. Аврелий шлет ей вслед воздушные поцелуйчики.
Госпоже Голдман многое надо успеть перед началом Церемонии открытия. В первую очередь — подготовиться к ней, поскольку появиться на столь торжественном мероприятии в том платье и с той прической, с которой она только что предстала перед Панемом на интервью, будет моветоном. Поэтому, забежав в гримерную, она спешит снять легкое белое платье и переодеться в черный корсет и того же цвета длинную юбку с турнюром. Визажист подправляет макияж главного распорядителя, умелые руки парикмахера переделывают замысловатую прическу из собранных воедино кос в низкий пучок; последний штрих — шляпка с вуалью, и Лисса Голдман готова к Церемонии открытия. Теперь пора спуститься в конюшни и посмотреть, как ведут себя трибуты перед началом Церемонии. Всех, конечно, с маленького балкончика не разглядишь, да и времени до начала парада еще достаточно — навряд ли каждый уже подошел и готов к старту… Но и тех, кто пришел заранее, Лиссе всегда бывает достаточно. Например, сейчас она с любопытством изучает первых явившихся — трибутов из Дистрикта-2. Видимость с балкончика, оборудованного специально для главного распорядителя, далеко не самая хорошая, так что лица трибутов и их одежды разглядеть непросто, но зато слышимость… Муж госпожи Голдман, Меркурий, постарался сделать так, чтобы ни одно словечко, сказанное внизу, не пролетело мимо ушей наблюдателя, стоящего на балконе. И это — их маленький секрет, о котором не знает больше никто: Лисса не хотела бы, чтобы об этом месте разведал кто-то из ее коллег или репортеров, а главное — Президент Борк. В конюшнях перед началом парада звучат довольно интересные заявления от трибутов, и Президент едва ли был бы рад услышать их. Одно его распоряжение — и Игры будут проводиться нечестно по отношению к излишне болтливым участникам. Лисса же против этого. Она просто изучает. И сейчас ей есть, что послушать — причем речи эти тем интереснее, что совершенно не подобают трибутам из Второго. Девушка, Инграта, едва оказывается рядом со своей колесницей, восторженно и по-детски непосредственно восклицает: