Перешли узкий мост к большому берегу древнего царства (шагая по каменной ленточке над пропастью, Кили всматривался в бесчисленные галереи наверху на той стороне, ища высверк оружия в темноте, но ни одной стрелы не прилетело в них). Привратные, предназначенные для обороны залы сменились жилой частью великого города. Широкие коридоры открывались в светлые просторные чертоги, где еще сохранились следы некогда царившей в них жизни и тупая орочья алчность не уничтожила драгоценную красоту их убранства: оскверненные орочьими письменами статуи все равно дышали величием, растерзанные мозаики обрывками историй сохраняли память о былых героях и их деяниях, тут и там встречались им вышвырнутые из разграбленных сундуков одежда, посуда, изрубленные книги. Среди деревянных обломков одного из сундуков отыскались несколько хлопушек, совсем целых, даже не сильно измятых. Тронутый этой негаданно праздничной находкой, Кили захватил ее с собой, сам не зная зачем. В соседнем зале он заметил на колонне ряд тонких черточек одна над другой и две повторяющиеся руны подле них - "К" и "Д". Дети отмечали свой рост, состязаясь, кто выше. "Д" победил. Сжав губы, Кили отвернулся и шагнул к выходу, в спешке налетев на опрокинутые друг на друга развороченные сундуки, что громоздились у дверей. С грохотом они рассыпались, и Кили замер, наклонился, присмотревшись. На полу темнело засохшее черное пятно, пылью посыпавшееся, когда Кили царапнул его концом ножа.
- Кровь, и не старая, - подойдя на грохот, сказала Нали.
- Много крови видела? - поддел ее тоже вернувшийся Гимли.
- Как всякая женщина, - фыркнула та в ответ.
Итак, кто-то все же был здесь, и совсем недавно, и кто-то живой — чьи-то руки свалили сундуки на это место, пряча кровавые следы. Осмотрев комнату еще раз, более внимательно, Кили заметил среди обломков досок и порванных шкур сухие комья земли с еще торчавшими из некоторых засохшими тонкими стебельками. Каменная борода, узнал он, целебный мох, что растет в пещерах. Выходит, кто-то здесь врачевал рану. С удвоенной тщательностью гномы обыскали этот зал и все соседние, но больше не нашли ни следа чужого присутствия.
Прошло несколько дней путешествия по одинаково пустым и разоренным залам жилой стороны Казад Дума. Тщательно сверялись с картами, сходя с намеченного пути, непременно возвращались назад, чтобы, случись что у ворот, оставшиеся там знали, где их искать. В конце концов жилые чертоги стали встречаться реже, коридоры тянулись от дверей до дверей все дольше и стали понижаться. Начинались рабочие горизонты, отданные под шахты, мастерские и кузницы. Видеть такое же безжизненное разорение здесь было отчего-то даже тяжелее, чем в некогда жилых чертогах. Орки забрали все, что могло представлять для них ценность, а то, чем не могли воспользоваться, уничтожили: Кили и его спутники с тоской переходили из зала в зал, от изломанных столов в хрустальной пыли разбитых луп и погнутых ювелирных инструментов к холодным печам, в мертвое горло которым загнаны были обломки мехов и кузнечная утварь, а пол был черен от в пыль растоптанного угля. В одной из кузен Балин задержался, внимательно оглядывая стены. Гладкий отполированный камень всюду выглядел одинаковым, ни малейшего указания на то, что где-то здесь может быть тайник, Кили не видел.
- Все отзывается на родной голос, - пробормотал Балин, зачем-то оглядывая формы для литья с застывшими внутри потеками железа. - Жаль, с нами нет мастера Бильбо: подарок Торина сейчас бы очень пригодился.
- Дядя подарил Бильбо кольчугу из митрила, - объяснил Кили стоявшим рядом и непонимающе спросил: - Нужно что-то митриловое? Чтобы расплавить?
Балин засмеялся и покачал головой.
- Не расплавить - позвенеть.
Конечно, он и так отдал бы, даже если пришлось бы расплавить, но это было бы тяжело. Вынув из кармана куртки, Кили протянул Балину серебристо сверкнувшее в огне факелов украшение. Гребенка для волос, украшенная кудряво ветвившимися серебряными деревьями, в запутанном сплетении которых меленькими искрами вспыхивали зеленые и голубые камни-звезды. Он, наверное, все сапфиры с изумрудами в Эреборе перевел, когда ученичествовал у Дори и бесконечно одно и тоже повторял в кольцах, венцах и ожерельях, вечно серебряных, вечно по-лесному зеленых, по-небесному голубых, одну и ту же мечту. Тауриэль вся была красивая, от сапог до кончиков ушей, но волосы ее были уж совсем необыкновенные, текуче-пламенное шелковое полотно, и Махал знает, митрила меньше было в гребне этом, чем безысходного мечтания о том, каково было бы в волосах этих утонуть пальцами, и безголовой любви к тому, что она любила тоже - к лесу и звездам. А митрил и взял-то он только потому, что дороже у него ничего попросту не было.
Балин только брови чуть поднял, но ничего не сказал, с благодарным кивком взяв у Кили гребень, зато Гимли хохотнул:
- А по тебе и не скажешь, что ты причесываешься!
Нали шикнула на него, внимательно глядя на Балина, а тот, оглядев стену перед собой, выбрал место и коротко постучал гребнем по камням. В тишине отчетливо раздался тонкий холодный звон. Подавшись вперед и вслушиваясь во что-то, одному ему ясное, Балин шагнул чуть в сторону и снова постучал по камням. Снова прислушался и снова постучал, медленно обходя кузницу, пока наконец не остановился.
- Здесь, - уверенно сказал он и, упершись ладонями в стену, сильно толкнул. И камень послушался, подался внутрь и в стороны раскрывающимися створами, и медное факельное зарево как будто и то стало искристым и белым в хлынувшем из тайника сиянии.
В открывшейся нише слитками и самородками снега, неба, жемчуга, хрусталя лежал митрил. Завороженный, как и остальные, Кили смотрел на дивный металл. Одна эта находка делала ненапрасным весь его поход: как бы ни был богат Эребор, его богатства были золотые и самоцветные, а истинного серебра не только там, но и во всем мире всего ничего осталось, как говорят. В тайнике было не слишком много, но хватило бы сковать несколько таких кольчуг, как дядя подарил Бильбо.
- Орки унесли весь митрил, что лежал неукрытым, и ушли, хотя могли бы найти все это!.. - поразился Ори.
- Оркам неведомы секреты камня, горы не говорят с ними на одном языке, потому что орки ненавидят. А мы любим, - Балин ласково провел ладонью по стене кузницы и повернулся к Кили. - Заберем или пока оставим здесь?
- Оставим, - решил тот. Горы надежнее сохранят свои сокровища, и если их ждет бой - ни к чему вдобавок к жизням своим отдать оркам еще и это богатство.
Тут голос подал Грор, сын прославленного Синегорского оружейника.
- Отец учил меня, как с истинным серебром работать, - сказал он. - Оно меньше силы требует, чем железо. Дай мне пару ребят - и если привести здесь все в порядок и разжечь печи, то мы за седмицу справим из добра этого брони, клинки или еще что скажешь. Кто знает, как дело сложится - может, секира митриловая еще как пригодится.
Обменявшись взглядом с Балином, Кили согласился. В конце концов, они шли, не скрываясь, и если орки были здесь, они уже знают об их присутствии, кузнечный звон не выдаст им ничего нового, а обращенный в клинки и брони митрил уж конечно больше пригодится, чем грудой слитков.
С Грором остались пятеро, пообещав при первом же признаке опасности бросить все без сожаления и спасать свои жизни, а не металл, остальные же направились вперед, к Западным вратам.
От северных залов повернули южнее, миновали на несколько лиг растянувшуюся цепь разграбленных складов и темных коридоров, уводивших на самые низкие горизонты, где располагались шахты и выработки. По-прежнему ни следа присутствия орков им не встречалось. До того, как вошел сюда, Кили не представлял себе, насколько же огромен Казад Дум на самом деле. Десятки лиг из конца в конец, вверх и вниз - казалось невероятным, что все это вместилось под одними только горами, а не занимает собою все Средиземье. Обыскать этот неимоверный простор было невозможно, тут и с целой армией не управиться!.. Если орки засели где-то в самых глубинах, в ходах между шахтами - их там не отыскать, все эти коридоры и на картах-то не отмечены. А есть еще и, отвратительным червивым клубком среди прямых, как стрелы, линий Казад Дума, отмеченные смутно и неясно орочьи ходы, древние, как сама Погибель Дьюрина. Видно, мирной жизни здесь не может быть вовсе: что ни день жди удара и надейся на удачу, как воин в кругом дырявой броне. Сколько воинов ни приведи сюда - будет мало.
- Я думал об этом, - кивнул Балин, когда Кили на очередном привале об этом с ним заговорил, и положил сверху стопки карт ту, что показывала нижние горизонты. -Большинство жил здесь уже истощены, из них черпали столетиями, потому и копали все глубже - скребли ложкой по дну тарелки. Где-то там, на нижних горизонтах, орочьи тропы пересекаются с нашими. Так они и входят сюда, мимо всех наших оборонных рубежей. Ты мог бы жизнь простоять с луком на галерее у моста Дьюрина - ни один орк не пойдет по нему, под стрелы твои подставляясь, разве что наши собственные войны по нему отступать будут, уходя от врага, что проник изнутри.
- И что делать?
- Под горами множество озер и рек. Вот здесь, - Балин указал на карте, - штреки затоплены, давно, а этот брошен едва начатым, потому что слишком близко подземное озеро. Если взорвать стены, здесь и здесь, то озеро это хлынет вниз, заполняя все пустоты, что встретит. Нижние уровни окажутся затоплены. Мы потеряем самые глубокие шахты со всем, что еще возможно было бы там найти, но я сказал бы, что это недорогая цена за то, чтобы раз и навсегда отрезать орочьему отродью путь в Казад Дум. Камень их не остановит, мы закроем старые их ходы - они пробьют новые.
После обнаружения тайника с митрилом на Балина, и без того уважаемого, стали и вовсе смотреть, как на высшую силу: он заслуживал уважения самими своими годами, но был притом славный воин и многомудрый рассказчик, державший себя с молодыми на равных, что не могло не вызывать их любовь, а теперь, ведающий тайны гор и чувствующий себя в Казад Думе уверенно и спокойно, он и вовсе обратился личностью полусказочной. Вот и сейчас его слушали в молчаливом и преданном согласии.
- Ты уверен, что вода не пойдет выше и не затопит здесь все? - спросил Кили, сосредоточенно глядя на карту.
- Эта выработка не сообщается с другими, и основной штрек выводит высоко, на первый нижний горизонт, - Балин покачал головой. - Такой глубины хватит, чтобы поглотить и Великую реку.
- А взрыв? - Гимли, внимательно слушавший, неуверенно оглядел зал. - Верхние горизонты-то выдюжат? Мы все не провалимся ль прямо в это самое озеро? Вот орки обрадуются - в компании и тонуть веселее!..
- Думаешь, здешние глубины пропаханы вручную, без гром-камней? - улыбнулся Балин. - Выдержат стены, не бойся.
Балин говорил спокойно и уверенно, и план его показался Кили здравым. Ненайденных еще сокровищ в уготованных в жертву воде шахтах было жаль, но что толку считать недобытое золото. Да и Погибель Дьюрина не явилась ли от корней гор потому, что горняки былых времен слишком алкали добычи? Вновь перед глазами Кили предстал рисунок Ори. Огненный призрак во мраке... Вряд ли ему придется по нраву потоп. Криво улыбнувшись этой мысли, он сказал Балину:
- Согласен с тобой.
Тут подал голос до того молчавший Ори.
- Я слышал, под горами и воды не пустуют, - неуверенно сказал он. - Что твари пострашнее орков обитают в подземных озерах...
Гимли беззаботно хлопнул его по плечу.
- Страшилищ любят выдумывать, дружище. Выдумали уже столько, что девать их некуда, раз даже в воду под горами засунули.
На этом и закончилось обсуждение. Состав для гром-камней был предусмотрительно захвачен с собой из Эребора - думали, вдруг придется пробиваться сквозь завалы. Ойн и Грани с Флои, оба шахтеры, имевшие со взрывами дело, приготовили смесь. Большая часть отряда вместе с Балином осталась ждать в одном из отмеченных как часть общего пути залов, а Кили, Гимли, не одобряющих их затеи, но все равно решивший пойти Ори и Нали вместе с двумя шахтерами, несущими гром-камни, отправились на первый подземный горизонт, где находился лаз в нужную им выработку.
Добывали здесь рубин, и сразу ясно стало, почему бросили: даже стенки лаза, далеко от глубины, где велась работа, укреплены были деревяшками и стянуты железной "паутиной". Порода здесь была слабая, а раз в опасном соседстве за такой ненадежной стеной обнаружилась вода, каждый удар киркой мог стать последним для всех, кто случился поблизости. Сама шахта похожа была на перевернутое дерево: единый ствол чем глубже, тем больше ветвился отходящими в сторону и вновь круто уводившими вниз штреками, которые, в свою очередь, тоже давали начало новым. Кили доводилось слышать, хоть в Синих горах никаких особых самоцветов не добывали, что рубин, кровь горы, будто бы как кровь и подвижен, и жила рубиновая там, где вчера была, назавтра может не оказаться, отчего шахта и должна быть такой вот раскидистой - ловить неспокойный самоцвет.
- Подлиннее запал сделайте, - велел Кили Гимли, прежде, чем они разделились и каждый пошел в свою ветвь штольни. Обрушить по расчетам Балина нужно было стену у озера и стену соседнего штрека, граничившего с другой выработкой. - Отсюда быстро не выберешься.