Грохнув кулаком в дрогнувшую лифтовую надстройку, Раф зарычал и со всего маха приложился в нее же головой, так чтобы из глаз брызнули искры вместо слез. Выдохнул и боднул стенку еще раз.
Сверху лил дождь. Такой сильный, что, отскакивая от его карапакса, капли звонко щелкали вокруг, создавая иллюзию смеха.
«Теперь я знаю, что Лео так любит в дождях. В них никто не услышит тебя и не найдет. В дожде легко утопить почти все… правда, в крови было бы легче. Достать бы только мне эту суку!»
Раф съехал по стене и подставил лицо дождю, зажмурив глаза.
На изнанке век летели строчки, цепляясь буквами друг за друга, как некая магическая вязь. Захочешь, а забыть не получится.
«Я оставляю его в приюте лишь потому, что все же милосердна, в отличие от тебя. Если бы ты не вмешивался, не лез бы и не жил вовсе, у него была бы семья, были бы родители и все то, что может сделать ребенка счастливым».
Раф ударил кулаком в крышу и рвано выдохнул, стараясь хоть как-то себя успокоить.
«Живи и знай, что лишь ты один виноват в случившемся. Это ты обрек сына Лео на кромешный ад приюта, где каждый день ему придется выживать и доказывать право просто дышать. Дети жестоки – они не примут его, как не приняли бы никого из вас. Читая это, глядя ему в глаза – скажи себе еще раз, что понимаешь, что такое любовь».
Раф глухо зарычал, прикусив внутреннюю сторону щеки, чтобы боль хоть чуть отрезвила.
«А потом попробуй сказать Лео, что любишь его, и не забудь показать фото».
Он мотнул головой, приложившись затылком об надстройку, и зажмурился еще сильнее.
Караи можно было бы не верить – лживая зараза, готовая на все, только бы получить Лео, как трофей уже, а не любимого человека. Можно было бы сказать себе, что это письмо вранье, чтобы позлить и вызвать чувство вины. Можно было бы даже убедить себя, что она специально такое придумала, чтобы Раф тут же помчался каяться и убеждать Лео, что он должен вернуться к Караи.
Можно было бы, конечно, можно.
Вот только приложенная к письму карточка… Эти глаза Раф бы узнал из тысячи, из целой вселенной.
«Как у Лео глаза, ну прям точь-в-точь его, даже взгляд такой же. Хотя откуда у такого крохи-то? Сколько ему на снимке?»
Из беспощадной памяти как живые на него смотрели синие глазищи с большими зрачками под едва вздернутыми черными бровками. Маленький нос кнопкой, удивленно приоткрытый рот, смешные островатые уши и четырехпалые ладошки, протянутые к фотографу.
- Раф, тебе письмо! – в гостиную вваливается Майки, отправленный сегодня забирать продукты. – Прикинь, в пакете с детским питанием лежало. Я думал, нам только еду на тот адрес привозят.
Раф недовольно отвлекается от железной дороги, которую собирает на полу, и поднимает голову.
- А оно не обождет, а? – морщится он, успевая поймать шустро ползущего к пульту Дэнни. – Я тут, как бы, немного занят.
- Да ладно! – Майки плюхается рядом с ним, скрестив ноги по-турецки, и забирает малыша. – Открывай скорее! Тебе явно девушка написала. Почерк красивый очень.
- Че? – Раф даже щурится, возвращаясь к своему занятию. – Тогда сразу кидай в помойку – мне не интересны письма случайных дур.
Сидя сейчас на крыше под проливным дождем, бессильно сжимая кулаки и скрипя зубами, Раф даже жалел, что нельзя отмотать все обратно и послать в задницу Майки с его неуемным любопытством.
Выбросить бы конверт, не открывая!
Не знать бы!
Сжечь, чтобы точно никто не нашел!
- Ну, Рафи, ну, открой, – ноет Майки, пытаясь удержать выворачивающегося племянника. – Мне интересно. А то я сам открою и прочитаю всем!
Раф понимает, что дорогу уже не соберет сейчас, садится со вздохом и забирает у Майки конверт вместе с Дэнни, который отчаянно вопит и вырывается у брата из рук.
- Ладно, дай сюда уже.
Он водружает племянника на шею, чтобы не мешал, и минуту смотрит на надпись.
«Рафаэлю».
Почерк знакомый, но он не может припомнить, где видел его.
Раф открывает конверт, и в ноздри ударяет знакомый, въевшийся чуть ли не на подкорку запах духов. Он не спутает их никогда и ни с чем – узнает из тысячи…
«Если бы я не знал! Если бы только не открывал этот гребаный конверт…»
Раф уронил голову и уперся лбом в колени.
«Я бы не знал, что где-то в этом городе есть малыш Лео, которому надо… которого просто надо забрать домой, чтоб рос нормально. Где он сейчас?»
Вглядываясь в первые строки письма, Раф ссаживает Дэнни, уже не слушая его недовольный писк, и поднимается.
«Здравствуй, Рафаэль.
Посмотри сразу фото, чтобы понять, что я не блефую. Это сын Лео, думаю, ты сразу поймешь. Я не стала давать ему имя, потому что знала, что оставлю его чужим людям. Пусть сами назовут, как сочтут нужным…»
Раф пинает дверь в свою комнату, запирает ее за собой и лишь после этого вытряхивает из конверта фото.
Долго смотрит и не верит своим глазам, пытаясь найти хоть какую зацепку и сказать себе, что это ложь.
Но он знает эти глаза, хотя кожа у крохи едва салатовая, не как у брата, и на голове смешной чубчик черных волос, и ушки, и почти человеческий нос…
«Я даю тебе шанс все исправить, Рафаэль. Все, чего я хочу, чтобы Лео вернулся ко мне, и тогда мы сможем жить вместе, как и хотели до этого, и растить нашего сына. Придумай, как исправить то, что ты натворил, разрушив нашу семью, и я заберу ребенка, чтобы он рос с родителями…»
Раф со всего размаху бьет ногой в стену, а потом швыряет туда же сай.
Пришлось мотнуть головой, чтобы хоть немного прояснить мозги.
«Хороший, надо сказать, выбор. И где гарантия, что она сделает, что сказала. Лео же не знает о малыше. Да и как я его верну ей? Это что, вещь, что ли? Лео сам так решил…»
- Ты теперь к ней вернешься, да? – Раф смотрит на брата, который плетет узор шагов, медленно повторяя связку из ударов и блоков.
Лео много тренируется, вспоминает, восстанавливается.
- К кому? – Лео хмурится и неспешно заканчивает упражнение.
Раф кривит губы. Он не любит, когда Лео включает дурака и вынуждает все ему объяснять, как ребенку.
- К своей ненаглядной Караи. Ты же теперь ей подходишь – снова герой и снова на ногах. Я думаю, она прибежит галопом обратно.
Раф едко усмехается, окидывая излишне пристальным взглядом Лео с макушки до пят.
Тот молчит, прикрыв глаза, потом убирает катаны в ножны и трет переносицу.
- Я сказал уже Дону, и скажу тебе, Раф, – Лео подходит и очень-очень серьезно заглядывает в глаза. – Я этого не хочу. Я не знаю, что именно во мне сломалось и по какой причине, но я не хочу уходить от вас ни ради кого. Ни ради Караи, ни ради любой другой девушки. Она не поймет и всегда будет ревновать к вам. А я не могу так жить…
Лео опускает голову, и Раф безумно этому рад, потому что против воли расплывается в улыбке.
- Я, наверное, плохо умею любить, но такой, каким стал – я ей не подхожу. А большего дать не смогу, и не хочу, если честно. Я устал быть героем и картинкой, я хочу быть собой.
Голос Лео как-то странно прерывается.
Раф подходит на один крошечный шаг и осторожно кладет ему руки на плечи.
- Эй. Да и не надо героем вечно быть. Все нормально, бро, мы-то понимаем, что ты не железный. Ну, то есть, железный ты только на треть…
Раф кривится сам от себя, понимая, какая нелепая вышла шутка.
- Дай обниму тебя, – Лео неожиданно подается вперед и утыкается носом ему в шею. – Можно же?
Раф растерянно смотрит в стенку одну секунду, не очень понимая происходящее.
«Чет это ты спрашивать-то вдруг стал? Раньше не задавался такими тонкими вопросами».
Он поднимает руки и обнимает брата в ответ.
- Да в любое время обращайся. От меня же не убудет.
- Раф? – его обхватили теплые родные руки, враз закрывшие от дождя. – Что случилось?
Раф открыл глаза и уперся во взгляд Лео.
Нет, никакой фотошоп не смог бы подделать этого. И дождь так же наискось ложится на лицо, как на карточке, лишь усиливая сходство и наваждение… и темнота за спиной такая же чернильно-глянцевая от воды, и протянутые навстречу руки.
Только Лео протянул их брату, зная, что коснется живого тепла, а кому протягивал их малыш? Фотокамере? Матери, что уходя, обернулась запечатлеть его для своего письма?
«Специально, что ли, снимок такой сделала – в дождь и на крыльце чужого дома? Как только рука поднялась и нутра на это хватило?»
- Ты зачем пришел? – Раф на автомате перехватил руки Лео и сжал в ладонях, отогревая кончики пальцев. – Прохладно сегодня.
- Да пошел тебя искать, – Лео улыбнулся ему усаживаясь рядом. – Ты ж дожди не любишь, а тут умчался скакать по воде.
- Угу, – Раф вздохнул, мотнув головой.
«А крохе кто пальцы согреет, если озябнут? И в горячий душ кто отнесет? Что он там есть будет?»
Он против воли вспомнил, как вчера вечером сидел и слушал Эйприл, читающую малышне сказку, вспомнил, как все они любили возиться с этими мелкими непоседами, купать их и заворачивать в большое махровое полотенце.
Это резануло еще сильнее, потому что сыну Лео, брошенному на чужом крыльце, вряд ли кто-то читает сейчас о Золушке или Ослиной Шкуре.
- Что случилось-то? – Лео придвинулся и обнял Рафа, пытаясь успокоить. – Ты мне скажешь?
Раф завалился башкой ему на плечо и закрыл глаза, горько усмехнувшись.
«Выбирай сам, Рафаэль, как поступить – получить кусок счастья, на которое права у тебя нет, или все же подарить ребенку нормальную жизнь и семью. Если любишь, если знаешь, что это такое – то сумей выбрать правильно. Пусть и без тебя, но Лео будет счастливым со мной и своим сыном. Или же твоего эгоизма хватит только на то, чтобы попробовать удержать ветер руками и обречь дитя на жалкую и тяжелую жизнь».
- Да накатило просто, – тихо-тихо прошептал Раф. – Устал что-то от всех, вот и решил прошвырнуться немного. Лео, слушай…
Он осекся и ткнулся носом брату в скулу, рвано выдохнув.
«И еще – ты можешь, конечно, сказать Лео, что это я виновата, а ты не при чем – уверена, ты найдешь, чем себя оправдать, но знай – найти малыша вы не сможете, а вот сделать хуже – вполне в твоих силах».
- Что? – Лео чуть склонил голову, прижимая Рафа к себе сильнее. – Что у тебя случилось?
Раф на долю секунды очень захотел сказать ему правду – вывалить вот как есть, показать фото, объяснить, что он этого всего не хотел, что не знал, что…
«Найдешь, чем себя оправдать? По ходу, она права была…»
- Да ничего, бро, – Раф зажмурился. – Ничего.
- А сказать что хотел? – Лео чуть повел плечом.
- Ничего, – Раф вздохнул. – Пойдем домой. Не люблю я эти дожди – сил нет как.
====== “Я снова слушаю дождь” ======
Гелла не любила дожди.
Все самое дурное в ее жизни было всегда связано с ними – уход отца из семьи, смерть матери и разрыв с мужем – все это произошло именно в те дни, когда с неба лило, как из ведра. Иногда ей казалось, что Господь за что-то ее проклял этими бесконечными слезами небес, и старалась пореже выходить на улицу в такие дни.
«И кто только сказал, что все, что начинается в дождь, обязательно будет хорошим? По-моему, оно неизбежно плохое и обязательно принесет боль».
Распахнув дверь и стараясь не промокнуть, она выпихнула на крыльцо бачок с отходами с кухни, где работала.
«Вот сейчас схожу за вторым и запру эту дверь до завтра, чтобы сырость вообще к нам не попала».
Она отряхнула руки от воды и заторопилась обратно.
В жизни бывают люди, которым просто фатально не везет. Может, они были злодеями в прошлом, или же Бог так суров к ним за что-то еще.
Гелла была одним из таких людей. Родители не смогли дать своим шестерым отпрыскам приличного образования, а потом отец и вовсе ушел, оставив мать в одиночку поднимать весь выводок. Вторая по старшинству Гелла, после того, как брат сбежал из дома, была обречена заботиться о сестрах и помогать матери, забыв о школе и каком-то достойном будущем в принципе.
Она рано научилась мыть полы и посуду, и зарабатывать этим на жизнь, потому что в отличие от сестры, что была на год младше, Боги не наградили ее красивой внешностью, лишив возможности попытать счастье в роли стриптизерши или найти богатого мужа.
Муж нашелся позднее, но и он бросил ее через несколько лет, поняв, что не дождется наследников по ее вине.
Одинокая, без образования и яркой внешности, Гелла нашла себе работу на кухне приюта для сирот, решив, что тихое место, дающее сразу и комнату в боковом крыле здания, и стабильную зарплату, будет ее временным пристанищем для того, чтобы переосмыслить свою жизнь.
С тех пор прошло много лет – ничего нет на свете более постоянного, чем что-то временное.
- Ну, вот и все, – Гелла выставила второй мусорный контейнер. – Теперь и готовить можно.
Она уже собралась захлопнуть дверь, когда шевеление около первого бака привлекло ее внимание.
Гелла всмотрелась в темень переулка и тихо ахнула – около крыльца копошился крошечный малыш.
- Пресвятая Дева Мария, – она торопливо выскочила, накрывая голову передником, и подхватила его на руки. – Кто ж оставил такого малютку-то?
Гелла бегом вернулась в дом, закрыла дверь и, скинув передник, укутала им малыша с головой.
- Сейчас, крошка, – проворковала она, направляясь в ванну. – Сейчас я тебя искупаю и накормлю хорошенько, а утром пойдем к директору покажемся. Ты теперь дома, все хорошо будет. Никто тебя не обидит здесь.
Бормоча эти успокаивающие фразы, она толкнула дверь ванны, про себя удивившись тому, что малыш не кричит и не вырывается у нее из рук.
Обычно новенькие истошно верещали, словно чувствуя свалившуюся на них беду, громко плакали, и успокоить их стоило огромного труда.
- Сейчас, детка, – Гелла быстро запустила воду и положила сверток на пеленальный столик. – Все хорошо будет, малыш, все будет хорошо.
Она сбросила передник, которым до этого был укрыт найденыш, собираясь взять его на руки, замерла на долю секунды, а потом истошно закричала, отскочив к двери.
- Донни, знаешь, я так волнуюсь, – Эйприл села на подлокотник кресла и уперлась подбородком Дону в макушку. – Они такие разные. Почему?
Донни пожал плечами и успокаивающе погладил ее по руке, не отвлекаясь от компьютера.
Они постоянно гадали всей семьей, почему Эдит родилась обычным человеком, а Дэнни – его копией. Вот близнецы же вроде – а совсем не похожи.
- Понимаешь, Эдит же сможет пойти в садик, потом в школу, – Эйприл вздохнула. – А Дэнни? Что с ним будет?
Дон отодвинул клавиатуру и потянул Эйприл за руку, пересаживая к себе на колени.
- Я научу его всему сам, – улыбнулся он. – Мастер же нас выучил. Да и парни, я уверен, будут счастливы помочь нам, и сэнсэй тоже.
Эйприл прикусила губу, устало положив голову ему на плечо.
Она сама не знала, почему так дергается и сходит с ума от этих мыслей. Если рассуждать, как Донни, то ничего страшного в том, что ее сын – черепаха, нет.
Он просто копия отца, он такой же смышленый, его любят все-все в семье, он точно будет окружен заботой и без образования не останется.
Что же тогда так тревожило, что она ночи напролет просиживала у кроватки, всматриваясь в сладко спавшего Дэнни?
Ведь Донни и его братья как-то выросли, и мудрый Мастер Сплинтер дал им замечательное образование и любил их, как не все родители любят своих детей.
«У него не будет выбора, а у нее будет, – Эйприл прижалась к Донни, обвив его шею руками. – Она сможет жить среди людей, а он? Он обречен навсегда остаться в канализации и никогда не пойдет ни на елку, ни на утренник. У него не будет первого звонка, выпускного… не будет друзей и девушки…»
- Не переживай, – Донни словно прочитал ее мысли и ободряюще погладил по спине. – Я уверен – Дэнни будет самым любимым мальчишкой на свете, и у него будет очень интересная жизнь.
- Хорошо бы, – Эйприл закрыла глаза, заражаясь этой его уверенностью. – Я так за него волнуюсь. И я не хочу, чтобы он учился ниндзю-цу.
- Хорошо. – Донни мягко засмеялся. – А для волнения есть причины. Майки его затискал уже на смерть и забаловал, а Раф, по-моему, вообще с катушек съехал. Я даже сержусь иногда на парней за то, что они столько Дэнни позволяют.