Он никому не разрешал навещать Дэнни, опасаясь распространения загадочной болезни, и сам предпринимал все мыслимые меры безопасности.
Хотя в замкнутой системе из логова, если бы этот вирус мог, он бы давно поразил всех хоть с марлевыми повязками, хоть в противогазах.
Но злая загадочная зараза была слишком избирательна.
Донни не верил, что они все счастливые везунчики, но очевидного не признавать не мог – вирус не распространялся на остальных.
- Дон, ему совсем хреново, – Раф нарисовался как из ниоткуда, вынудив столкнутся с собой. – Стало хуже.
Донни вскинулся и отскочил на шаг назад. он так задумался, что не заметил брата.
- Я же просил тебя не ходить к нему! Раф, елки моталки, хочешь проблем всем добавить?!
Раф сердито засопел, тут же начав обороняться и ворчать, но Донни уже не слушал его, бросившись по коридору вперёд.
- Что же это, родной мой? Что же мне делать-то? – Гелла бессильно гладила Рейна по голове сквозь мокрую тряпку. – Что же мне делать?
Она готова была уже даже бежать в приют и падать в ноги Директору, чтобы только они вылечили ее мальчика.
Радость от его побега улетучилась на следующий же день, когда Гелла поняла, что малыш болен.
Рейна начало трясти глухой ночью, а к утру он впал в забытьё, словно горя в каком-то внутреннем огне.
Был бы он обычным ребёнком, пусть и беспризорником и даже сбежавшим из приюта сиротой, она бы рискнула обратиться в больницу.
- Что же мне делать, Господи! Пошли нам ангела... за что крохе эти мучения? И так очень странным родился на свет и слова не слышал доброго от других.
- Лео, Лео, я здесь, все хорошо, ты слышишь меня?
Донни отбросил марлевую повязку, наплевав на им же самим придуманную безопасность, и прижался виском к пластрону брата, вслушиваясь в бешеный стук сердца.
- У Дэнни очень высокая температура, – Дон сидит, закрыв глаза и прижавшись щекой к плечу Лео. – Я не могу понять, что с ним. Даже анализ крови сделал уже – все чисто.
- Справимся, бро, – Лео ободряюще гладит его по руке. – Будем искать причину ...
- Ты болен? – Донни поднимает взгляд, ощутив, насколько горячие у Лео ладони.
- Ерунда, – тот отмахивается. – Простыл немного. Это неважно сейчас. Скажи, чем мы помочь можем. Может, лекарства какие достать надо или что-то еще?
А через пять часов Донни разбудил мрачный, как грозовая, туча Раф и молча поманил за собой.
- Лео, ты слышишь меня? Слышишь? Очнись…
- Он не слышит нас, Донателло, – в комнату неслышно вошел Сплинтер и сел на край кровати. – Я почти не слышу его дух, но чувствую, что Леонардо вступил в какую-то борьбу. И она тяжелая. Надо помедитировать и зажечь тут красные свечи.
Донни глухо застонал сквозь зубы и вцепился в руку брата.
Когда дело касалось вот этой мистики – медитаций, духовных практик и прочего, он ощущал себя совершенно беспомощным и бесполезным. Вот бы перелить в тело Лео свои силы сейчас, своё здоровье, что угодно, только бы он выиграл теневой бой, о котором сказал Мастер.
- Я пойду к Дэнни, отец, – он с трудом отлепился от пластрона Лео и поднялся.
- Ему уже лучше, Донателло, – Сплинтер слабо улыбнулся и кивнул, складывая пальцы в сложную фигуру.. – Леонардо сможет вытащить и его, надеюсь.
«И его?»
Донни не стал задавать вопросы – просто отвернулся и вышел, прикрыв дверь. Он бесполезен здесь, но может помочь сыну.
- С ним отец, – сказал он Рафу, привалившемуся плечом к косяку. – Пожалуйста, я тебя очень прошу, не рискуй напрасно сейчас, пока не ясно, что с ними. Ночуй у себя, ладно.
Раф ничего не ответил, но не сдвинулся с места.
Донни захотелось начать орать на него и на весь белый свет. На весь мир, который опять глухо отворачивался от бед их семьи. На мир, который только брал и жрал, потреблял, пользовал их силу себе на благо, а когда нужна была его помощь, бодро забывал, что они вообще есть.
С неба в канализацию не падали дорогущие препараты или справочники. Никакие Боги не спускались в сточную воду, чтобы вылечить прикосновением своих рук и оградить от бед.
Разбираться предстояло самому.
А Донни не понимал, какая болезнь свалила его старшего брата и сына, что с ними происходит, почему Дэнни еле ест, когда просыпается, но при этом во сне просит воды и булочку с маком, почему не падает температура, почему сын дергается, словно от боли, стоит только погладить его по плечу и отталкивает руки в горячечном бреду.
Почему-почему-почему?
И ни единого «потому что».
Почему Лео лежит, как в огне, и, просыпаясь, смотрит в стену безумным взглядом, почему отец говорит о какой-то борьбе духа?
Надо лечить обоих, а не медитировать над ними. Надо спасать, а не жечь свечки.
Знать бы ещё, как.
Помощи ждать неоткуда.
А тут Раф, решивший, что ему непременно надо ночевать с Лео.
Вот ещё он заразится и сляжет.
И вообще будет кошмар, потому что Дон один все не вытянет, а на Майки надежда слабая – спасибо с Эдит сидит сейчас и отвозит ее на машине в школу, не высовываясь при этом на улицу.
- Раф, я тебя очень прошу! Не делай глупостей!
Раф нахмурился и упрямо стиснул зубы.
- Дон, я ему нужен.
- Нам тоже! – Донни сорвался и начал кричать. – И желательно здоровый! Чем ты поможешь, если даже я не знаю, какие нужны лекарства? И даже если поверить в теорию отца, – ты не умеешь медитировать или исцелять прикосновением рук...
- Я могу быть рядом, – Раф скривился, как от пощечины. – И буду.
Увязав в небольшой узел свои жалкие пожитки, Гелла присела на ступеньку лестницы и оглядела подвал.
Он долго служил ей домом, она привыкла к этим стенам и узким окнам у низкого потолка.
Сюда приходили зеленые тени, родичи Рейна, страшно было уйти и потерять хоть призрачную надежду отыскать их.
Но ее никто не спрашивал – судьба, похоже, не оставила выбора, вложив ей в руки маленькую жизнь, которая готова была оборваться.
Рейн больше не приходил в себя.
Она поила его водой сквозь этот дурной горячечный сон и кое-как могла уронить чудовищную температуру, укутывая его мокрой простыней.
Она была уверена, что мальчик справился бы с болезнью, но на второе утро стало ясно, что вспухшие рубцы на его спине, там, где раньше был смешной панцирь, как у черепашки, залоснились.
Гелла поняла, что выбора у неё нет – надо вернуть Рейна в приют, где ему смогут помочь... обречь неизвестно на что ещё, но сохранить жизнь или дать умереть с собой рядом...
И то и то было злом, но из чего выбирать еще, она не представляла.
Она не спала уже вторые сутки к ряду, ожидая, как небесной милости, шагов у окна.
Пусть бы только они пришли! Пусть бы услышали ее молитвы! Пусть бы забрали мальчика с собой в ту жизнь, которая ему от рождения уготована. Если они с другой планеты, то там точно-точно смогут вылечить его, если же они мутанты, то знают, как помочь, потому что сами выжили же как-то.
«Где же ты? – Гелла вытащила из кармана помятое фото и всмотрелась в него. – Ты же ищешь. Ну, пожалуйста! Ну найди сейчас. Мне денег твоих не надо и ничего-ничего больше не прошу, кроме того, чтобы Рейн здоровым стал».
Гелла всхлипнула, понимая, что никто ее не услышит – мир таков, что только берет и жрет, а потом выбрасывает отработанное и использованное. Мир не лечит таких, как Рейн, они не приносят ему выгоды.
«Но есть те, кто лечит кого угодно…»
Подняв голову, Гелла оглядела окружающее ее пространство, потом поднялась и подошла к Рейну, лежавшему на ее старом пальто.
Она все решила.
- Я знаю, что нам делать, малыш. Это будет непросто. Но мы обязательно справимся. В этом мире нам помочь не готов никто, поищем в другом.
Едва начало темнеть, и город успокоился, Гелла выбралась из подвала и побрела прочь, тяжело опираясь на палку и таща за собой самодельную тележку, которой пользовалась раньше, чтобы дотащить до подвала предметы мебели от соседней помойки.
Она так и не узнала, что спустя всего три часа в подвал нагрянули сотрудники лаборатории Исследовательского Центра, а следом за ними охрана приюта.
Она направилась в те трущобы, что подарили ей жизнь, унося свой жалкий скарб на спине, а у сердца старый кошелек с фотографией зеленого существа и завёрнутый в чистую тряпицу крошечный штурвал. Подвеску, которую когда-то она сняла с шеи зеленого малыша, найденного ею у мусорного бака.
Она совершенно забыла о ней за эти годы.
====== Дождь – Вселенной голоса ======
Заброшенный дом с перекошенным крыльцом и заколоченными наглухо окнами. Весь пропахший отсыревшим кирпичом и подгнившей древесиной.
Дэнни смотрит на это разваливающееся строение, дверь которого закрыта всего лишь на щеколду, и понимает, что тут давным-давно никого нет.
Почему-то ему становится от этого грустно и холодно, хочется сесть на ступеньки и горько заплакать.
Он очень надеялся, что тут все закончится.
Ему же это обещал кто-то…
- Ничего, золотой мой, – теплые руки ложатся сзади ему на плечи. – Ничего страшного, значит, судьба нам дальше идти. Знал бы только Господь, как мне этого не хотелось.
Вскрикнув от боли, Дэнни сел в кровати и распахнул глаза. Его сотрясал мелкий озноб, а плечи, там, где тронули чужие руки, словно прошило иглами.
- Дэнни, – сонная и уставшая мама вскинула голову с подлокотника кресла, в котором дремала у его кровати. – Что, родной мой? Пить? Позвать папу?
- Мам, больно, – Дэнни прижался пылающей щекой к ее ласковой ладони и закрыл глаза. – Спина болит очень.
- Т-шш, все пройдет. Все-все пройдет, потому что я рядом, – мама пересела к нему на кровать, обняла и стала тихонечко покачивать, как маленького. – Я тебе обещаю – все-все пройдет. Папа тебя вылечит.
Дэнни прижался к ней и закрыл глаза.
От маминых слов действительно, казалось, угасала боль. Хотя он знал, что на самом деле стоит только проснуться, и все утихнет через пару минут.
Дэнни понимал, что это не у него болит спина. Беда случилась с его другом Рино. Это ему так плохо, что рвет на части, постоянно тошнит и холодно.
Рино очень плохо, а Дэнни не может ему помочь. От этого становилось жутко стыдно за себя, потому что его еще и мама утешала, и папа обязательно приносил вкусные сиропы, сидел с ним и читал биологию.
К нему приходил дядя Майки и приносил комиксы, дедушка зажигал красивые высокие свечи, и дядя Раф тайком от мамы давал полистать книгу про оружие.
Только дядя Лео не приходил, хотя Дэнни очень скучал по нему, и не заглядывала Эдит.
- Мама, ему совсем плохо, – тихо сказал Дэнни Эйприл в руку. – Вдруг он умрет.
- Ну, что ты, – Эйприл обняла его еще крепче. – Сны не умирают. Они живут внутри нас, пока мы в них верим.
Дэнни кивнул, подавив вздох, и закрыл глаза. Он уже привык, что мама не верит в Рино, считая его выдумкой. Или, вернее, она так только говорит. Дэнни казалось, что мама очень боится Рино, а почему – не рассказывает. Боится почти так же сильно, как ниндзю-цу.
Вдох-выдох. Что-то хрипит внутри. Дышать больно, особенно вдыхать, когда поднимаются лопатки.
Лео лежит на боку и считает проползающие мимо него красно-белые столбики. У него нет сил даже просто сдвинуться с места. Он хочет пить, хочет заснуть, хочет деться куда-нибудь от боли и тошноты.
То, на чем он лежит, неровно дергается, катясь то быстрее, то медленнее по пыльной дороге мимо столбиков, оно рвано подскакивает на кочках, причиняя новую боль.
Лео молчит и терпит, вытирая кулаком глаза и стискивая зубы.
Почему-то он уверен, что нельзя говорить, как ему плохо – надо молчать и делать вид, что он спит.
- Отдохну немного, – рядом с ним садится большая фигура, которую никак не получается рассмотреть, и бережно гладит его по голове. – А там до заката еще пройдем чуть-чуть.
- Давай я тоже пойду, ба, – Лео едва приподнимает голову и пытается отогнать черноту от взгляда. – Чего ты одна вечно?
- Что ты, родной, что ты, – шершавая теплая рука смещается с его головы и пытается уложить обратно. – Мне не тяжело совсем, я просто попить присела.
- Я тоже пить хочу, – Лео чувствует, как в животе сухим комом крутится тошнота, и сглатывает.
Он бы сейчас дорого дал за стакан холодной минералки.
- Пей, солнышко мое ясное, пей скорее, – губ касается горлышко пластиковой бутылки. – Наконец-то хоть пить хочешь.
Лео делает несколько больших глотков, хватается за живот и жмурит глаза. Внутри словно режет что-то, хотя горло перестало саднить.
- Ба… прости… – и вода с мерзким бульком вылетает обратно.
- Лео.
Пальцы сжались сами собой, как будто ища опоры.
- Лео, очнись.
Глаза распахнулись, и в них хлынула родная знакомая зелень бессонницы.
Раф как всегда рядом.
Это греет душу, хотя прогнать бы его к чертям, чтобы поспал хоть пару часов – глаза, вон, красные уже с недосыпа.
- Прости, – Лео с трудом разжал руку, поняв, что вцепился брату в предплечье до синяков. – Сон…
Раф хмуро качнул головой и ничего не ответил. Он полулежал рядом, крепко прижав к себе Лео и закинув одну ногу на спинку кровати.
- Вода есть? – Лео приподнялся, водя мутным взглядом по комнате.
Каждый раз вываливаясь из своих снов в реальность, он долго не мог сообразить, где находится.
Раф взял с тумбочки бутылку и протянул ему, предварительно встряхнув.
- Мастера позвать надо, – тихо сказал он, внимательно глядя, как Лео жадно глотает минералку. – Он хотел застать тебя не спящим. Подождешь?
- Конечно, – Лео благодарно кивнул и свалился обратно на подушку. – Одеяло дашь?
Раф нахмурился еще больше, но накрыл Лео вторым пледом и прижал к себе, стараясь согреть.
Донни сказал ему, что это бесполезно, что когда температура так шкалит, никакое одеяло и живое тепло не смогут согреть.
Но Раф в это не верил – ему казалось, что стоит только Лео обнять и осторожно прижать к себе, неважно в бреду тот или в сознании, и брат сразу чуть успокаивался.
Рафу казалось, что проблема не в вирусе, который Дон пытался лечить, а в чем-то гораздо более сложном. И это сложное не подчинялось логике, а значит, и обычным законам болезни тоже.
Он выволок свободной рукой телефон и послал сигнал отцу.
- Лео, слушай, я отойду на минуту, ладно? Сейчас сэнсэй придет. Лео?
Раф ударился затылком в изголовье кровати и закрыл глаза.
- Твою мать! Опять вырубился.
Гелла устала до такой степени, что и ног уже не чувствовала, когда наконец-то добралась до резервации, куда ей указали путь добрые люди на шоссе.
Ловить попутки она боялась, а чтобы Рейна не увидели днем, укутывала его своим пальто и старым пледом с головой.
Дорога выпила из нее все силы, и она не понимала, каким чудом до сих пор жив ее Рейн.
Она немного знала о медицине, привыкнув доверять врачам, но было очевидно, что мальчика словно поддерживала какая-то потустороняя сила. При том, что гнили раны на спине, при том, что он горел, и его постоянно рвало, он продолжал дышать. И ей казалось, что во сне он даже успокаивался немного и едва заметно улыбался ей, словно видел что-то хорошее.
Одноэтажный дощатый дом, выкрашенный в кирпично-красный цвет, с сероватой крышей встретил ее запертой дверью.
Гелла с огромным трудом поднялась на крыльцо и постучала, упершись лбом в косяк.
Она устала, измоталась и проплакала все глаза в дороге.
Она боялась идти сюда, но другого выхода так и не смогла найти.
Если и здесь ей никто не откроет и не захочет помочь, то останется только лечь и ждать смерти.
- А где теперь живет Крэдо? – Гелла неловко топчется на пороге соседского дома, понимая, что ее тут никто не узнает.
Да и не мудрено – столько лет прошло с тех пор, как умерла ее мама и она ушла от сюда.
- Кредо? – старуха-соседка, бывшая мамина подруга, поджимает губы и морщит лоб. – Старик убрался из наших мест после смерти своего сына. Говорил, что тот прогневал каких-то духов неправым служением дурному Господину и духи убили его. Индеец, что с него взять?