– Но рассмешило меня, юноша, совсем другое. Вы дважды клялись кровью. Оба раза – без веской на то причины. И оба раза клялись не тому, кому хотели.
– Я хотел поклясться Ракану и я это сделал!
– Вы хотели поклясться Альдо. И вы это сделали.
– А вы знали, что Альдо не был Альдо Раканом?
– Он был не более чем Альдо Приддом, не в обиду Дому Волн будет сказано. Герцог Придд сохранил письма королевы Бланш, написанных во время изгнания и адресованных вдове Эктора Придда. Из них ясно следует, какие именно отношения были между Бланш Ракан и Эктором Приддом и чьим именно сыном был предок вашего Альдо, Анэсти Ракан. Хотя сам факт того, что очередной Придд спустя Круг рвался к власти всеми правдами и неправдами – это забавно, не находите?
– Не нахожу… – буркнул Дикон.
– Зря, юноша. Хотя возможно вы и правы – это меркнет на фоне второй вашей клятвы. Когда Скалы забрали ваши „жизнь и кровь“ за клятвопреступничество, вам осталось клясться только холодной кровью. Такие клятвы не приносят чему-то земному, живому. Только богам и прошлому. Тому, в чем я понимаю гораздо меньше, чем следовало бы. И тому, в чем вы не разбираетесь вовсе.
– Я клялся не Катари?!
– Катарина на тот момент была еще жива – вы не могли принести ей клятву холодной крови. Значит, вы клялись Святой Октавии или той, что была до нее. Оставленной.
– Кому?!
– Юноша, вы – как истинный Человек Чести – знаете о древних традициях постыдно мало. Скажите честно, вы и об Абвениях никогда ничего не слышали?
Дикон вспыхнул. Ну почему Ворон всегда пытается выставить его дураком? Даже тогда, когда он никаких глупостей не говорит и не делает…
– Абвении, или Ушедшие — общее имя четырех богов — создателей и Хранителей Кэртианы — Астрапа, Унда, Лита и Анэма, передавших свою силу и власть избранникам из числа смертных и временно или навсегда покинувших Кэртиану, – оттарабанил Дикон на одном дыхании, словно зазубренный слово в слово урок. – Эории Золотой Анаксии, а впоследствии – Золотой Империи, делились по принадлежности к одному из четырех Великих Домов – Скал, Ветра, Волн и Молний. Дом возглавляли Повелители Стихии, которым подчинялись четыре рода кровных вассалов. Повелители же, в свою очередь, хранили верность анаксам-Раканам. Потомки Унда – это Дом Волн, потомки Анэма – Дом Ветра, потомки Астрапа – Дом Молний, потомки Лита – Дом Скал, – Дикон перевел дух и с вызовом посмотрел на Алву: – А вот об Оставленной я ничего не слышал.
– Оставленная – та женщина, которую оставил Унд, уходя из Кэртианы. Легенды говорят, что она не могла родить Унду ребенка, и ему по настоянию братьев пришлось взять другую женщину, от которой и пошел дом Волны. В более поздних записях этого нет, но я нашел записи Лэнтиро Сольега. И его картины. Когда-то идущую синеглазую женщину изображали в погребальных храмах, потом абвениаты почему-то решили, что это неправильно. Если пройти по южной части Лабиринта, не углублясь, то можно найти коридор, на стенах которого изображена женщина. Одна и та же женщина, повторенная тысячи раз. Когда идешь по коридору, кажется, что она идет рядом. Я уверен, что это и есть Оставленная. Возможно, в лабиринте когда-то был храм.
Дикон не выдержал и улыбнулся – как прежде, после возвращения в Олларию, до до того, как Штанцлер дал ему кольцо:
– Эр Рокэ, вы нашли женщину даже в лабиринте.
Ворон почему-то не рассмеялся. То ли не расслышал, то ли сделал вид, что не расслышал.
– Ее называли Синеглазой Сестрой Смерти, – пояснил он, думая о чем-то своем, и продолжил, словно рассуждая сам с собой. – Это как-то связано и с крушением Надора, и со скверной в Олларии и Агарисе. Выходцы не могут войти в город, захваченный тем, что они называют скверной. Из таких городов бегут крысы. Думаю, и из Надорского замка они сбежали, просто люди не обратили внимания. Кстати, в Надорский замок выходцы тоже не могли попасть, когда он стал рушиться. Все это как-то связано…
Несколько часов прошли в тишине – Ворон о чем-то думал, и Дикон не решался снова задавать вопросы. Он и предыдущие-то слова Ворона толком не понял, уяснил только, что вторую клятву на крови он принес не своей королеве Катари, кошке закатной, а кому-то другому. Древнему и вряд ли смертному. Какой-то другой королеве. От этого не было обидно – Катари все равно не заслуживала такой клятвы! – но было страшно: кто такая та королева, что от него потребует? Что он рискует разрушить, если предаст вторую клятву? Может ли Алва как-то помочь?.. Хотелось бы думать, что может. Иначе послал бы его… к закатным кошкам. И ничего рассказывать не стал бы.
Леворукий, да ведь если забыть, что Алва не отказался простить прошлое, то можно подумать, что он разговаривает с ним как с равным или почти равным. Как Ракан с одним из Повелителей. От этого стало неожиданно тепло. И Дикон поймал себя на мысли, что давно уже произносит „Леворукий“ не как ругательство, а как воззвание к высшим силам, которые могут придти и помочь. Как помог Ворону тот правша древним мечом.
После синей воды пить больше не хотелось, да и есть тоже. Дикон хотел бы забыться сном, не думать и не вспоминать, но синяя вода не оставила ему и этого. И чем больше он вспоминал и сопоставлял одно с другим, тем тяжелее становилось на душе. И ведь время назад не открутишь… Всегда можно иди только вперед, каким бы это „вперед“ ни было.
========== Глава 9 ==========
Время то ли застыло, то ли неслось вперед галопом, но Дикон его не чувствовал, просто в какой-то момент понял – теперь разговор продолжить можно. То ли камни пещеры подсказали, то ли синяя вода.
– Монсеньор, а вы потом его еще видели? Ну, того, кто вас спас тогда, на Винной улице.
– Нет.
Ворон ответил резко, но Дикон решил не останавливаться. Не „райос“, но что поделать.
– А о какой картине вы говорили, вспоминая о Леворуком? И почему называли ее проклятой?
– „Возгордившийся“. По легенде на ней изображен Ринальди Ракан.
– Ринальди Ракан – Леворукий? Тот самый, что пытался запятнать имя Раканов насилием над женщиной?
– Окделл, кто бы говорил о насилии… – поморщился Алва.
И снова тишина. Звенящая, как ночной комар. И очень хрупкая.
- Эр Роке, а можно еще вопрос?
– Можно. Только я уже давно не ваш эр. И почему трава зеленая, а небо синее, я не знаю.
– А кто на самом деле картину с Джастином заказал?
– О да, юноша, сейчас самое время разобраться с живописью. Но если вам так приспичило - Ги Ариго.
Ти-ши-на. Слышно только дыхание Ворона. Немного рваное, но достаточное для того, чтобы понять – жив.
- А это вы тогда разбойников пристрелили, которые на меня напали? И почему скрылись?
- Полагаете, я должен был подойти, утешить и отвести домой за ручку? Решил, что с такой несложной задачей, как дойти до моего дома, вы справитесь сами.
Ти-ши-на. Только дыхание Ворона становится менее рваным.
- А вы с Айрин точно не… ну в смысле, она к вам девушкой приехала…
- Ричард, научитесь называть вещи своими именами. Вы не юная девица. Я точно не спал с вашей сестрой. Я бы запомнил. Некоторые девушки укрепляют целомудрие сильнее изумрудов. К тому же, она не в моем вкусе.
Ти-ши-на. Только дыхание Ворона уже почти нормальное. Значит, скоро он направится к алтарю и все закончится. А так хочется остаться в этой пещере подольше, смотреть на синюю воду и слушать ответы Алвы. И верить, что тебя не ненавидят.
- А может, проклятие Раканов не существует? Мало ли что кричал Ринальди, когда его волокли к пещерам - он же сам виноват…
- Не виноват. Обвинение было ложным. Эрнани оставил письмо, где подробно рассказал всю историю. Беатриса была обычной шлюхой. Только наглой. Муж ее - рогоносцем, а блистательный Эридани - мерзавец и братоубийца, пытавшийся одновременно прикрыть свою любовницу, избавиться от брата и утвердиться на троне. Ринальди был прав перед Абвениями, и те ответили. Эрнани решил, что если бы Ринальди был жив, он отдал бы свою честь за жизнь Гальтар и анаксии. Думаю, он был прав. Все они, и Эрнани, и Ринальди, принадлежали не себе, а Талигу. А справедливости не существует. Только жизнь.
Тишина схлопнулась, как крышка шкатулки. Вспомнился суд, похожий на балаган. Вспомнились слова Катари – как она, не зная подлинной истории Ринальди, сравнивала себя с Беатрисой. Дикон сказал было об этом Ворону, но тот, похоже, не слушал – уснул.
Алва спал, дыхание его было ровным, как у здорового человека, и от этого Дикону становилось чуть спокойнее, не намного – то, что ждало впереди, все равно пугало неизвестностью. И неизбежностью платы по счетам. Больше всего ему сейчас хотелось так никогда и не уходить отсюда, слушать чуть насмешливый голос Ворона, вспоминать одно и пытаться забыть другое… Но разве можно забыть то, каким стал Надор? Или залитую кровью Катари? Или усмешку Ворона, когда тот пил отравленное вино, зная о яде?
Валентин наверняка все понял про Надор – почему случился тот обвал. А Робер?.. Знал и не хотел говорить вслух? Или тоже не понял? А Альдо? Нет, Альдо точно не знал. Он вообще мало что знал, наверное…
Скок, скок, скок-поскок,
Ты попался, голубок!
Скок, скок, скок-поскок,
Отдавай-ка свой должок…
Ювелирша? Толстая страшненькая девочка в грязной ночной сорочке зло улыбалась Дикону щербатым ртом и прыгала на одной ноге. К озеру она не подходила, дразнилась издалека, но Дикону все равно стало страшно.
Он повернулся к Ворону, ожидая какой-то подсказки, но тот спал. Дикон острожно встряхнул его за здоровое плечо – безрезультатно. Ну почему Алву угораздило уснуть именно сейчас? Конечно, девчонка – не Изначальная Тварь, но от одного ее вида Дикону становилось тошно. Нет, не человек это, а нечто другое. Очень опасное и появляющееся там, где смерть. Он видел ее в Октавиансткую ночь, и в Доре, и…
Скок, скок, скок-поскок,
Ты попался, голубок!
Скок, скок, скок-поскок,
Отдавай-ка свой должок…
– Что тебе от меня нужно?
Дикон хотел задать вопрос зло и жестко, но вышло неуверенно и сипло, а в конце фразы голос и вовсе сорвался на фальцет.
– Ты мой, – захихикала девчонка, – ты давно мой. Я тебя выбрала, а потом ты и сам пообещал. Слово дал. Мертвое. Как ты сам.
Она захихикала громче, и Дикон снова встряхнул Алву за плечо, уже почти не надеясь, что тот проснется и прогонит эту мерзость, выглядящую как некрасивый ребенок.
– Я… я живой. И тебе я не клялся, сопля кривоногая!
Голос дрожал от злости. Уже лучше, чем трусливый фальцет, но еще не спокойная уверенность в себе и своих силах. Но лучше пока не выходит. Дикон сжал кулаки, но от Алвы не отодвинулся ни на бье. Рядом с бывшим эром, пусть даже спящим, он чувствовал себя увереннее.
– Сам дурак! – крикнула девчонка в ответ с яростью. – Тебя все ненавидят! Все! И сестра тебя ненавидела! И неуклюжий Наль! И Катарина! А остальные презирают! И тот дурак с седой прядью, что со мной поехать не захотел! И старик! И этот! – она с отвращением ткнула толстым пальчиком в сторону Ворона, а потом вдруг улыбнулась и поправила на голове кружевной чепчик. – Я красивая. Так папенька говорит, а ему видней. Он говорит, ты был никчемным. Но бабка считает, что при хорошей женщине любой мужчина человеком станет, а не свиньей. А ты просто счастья своего не осознаешь. По глупости. Вот!
Дикон не выдержал и рассмеялся. Весело ему не было, было тошно и гадко – слишком во многом мерзавка была права. Но Ворон бы в ответ на такое рассмеялся, правда? И отец – тоже. И Альдо… Нет, Альдо бы разозлился, но тут это бы ничего не дало – это Дикон чувствовал. Злость против уродливой девчонки ему не поможет.
– Дурак! Так тебя растак! – на глаза девчонки навернулись слезы. – Циллочка тебе добра желает. А ты как свинья! Этот тебе все равно не поможет! А я помогу. Он же тебя прибьет, как только можно будет. А если не прибьет, то выпорет! И запрет, но не дома, как мармалюка меня заперла, а в Баглее!
– Багерлее, – поправил ее Дикон почти машинально, но тут же добавил со смехом: – Хоть слова сначала выучи, малявка.
Смех вышел искусственный, каркающий, но, чтобы разозлить „Циллочку“ еще больше, хватило и этого. Вот бы она вконец разозлилась и ушла…
– Сам малявка! Мозгов как у курицы дохлой! Циллочка красивая! Как папенька! А мармалюка злая, и Селина злая, и Герард! И этот твой злой!
– Пусть четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было! – вспомнил Дикон слова древнего заговора от нечисти.
Жаль, нет свечей, свет идет только от воды… а что если в нее водой плеснуть?!
Девчонка сжала руки в кулачки, но отступила к лазу. Заговор помог?! Так как же там дальше?..
– Пусть четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было!
– Дурак! Чтоб ты сдох совсем! Но долг ты мне отдашь! Ты клялся! Мертвой кровью! Ты принадлежишь мне и только мне! Я Королева! И ты…
Дикон окатил водой скорее самого себя и безмятежно спящего Ворона, до девчонки не долетело ни капли, но она все же исчезла – то ли нырнула в лаз, то ли растворилась в воздухе. Вот и все.
– Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было… Пусть Четыре Волны унесут зло, сколько бы его ни было… – пробормотал Дикон чуть слышно, сел на каменный пол рядом с Алвой и только тогда понял, что тот уже не спит.
– Вы давно проснулись? – спросил он первое, что пришло в голову.
– Я не спал.
Дикон аж задохнулся от возмущения. Ну что стоило Ворону подсказать ему хоть что-то?! Или даже не подсказать, а хотя бы просто поддержать?! Словом, взглядом. Знал же наверняка, что Дикону до одури страшно, знал, а ничего не делал! Сволочь…
– Ричард, запомните раз и навсегда – в разговоре с дамой третий лишний. Вы хоть свои личные проблемы самостоятельно решайте.
Алва смотрел не на него, а в потолок, и выглядел при этом так, словно и вправду давал совет. Прогуляться к Марианне и сходить в трактир с Налем. Закатные твари… Но самое паршивое, что он прав. Это не его дело, а вмешиваться Ворону или нет – решать не Дикону. Тем более, Ворон в самом начале предельно ясно сказал, что прирезал бы на месте, будь его воля.
Дикон перевел взгляд со скучающего лица Алвы на неподвижную гладь озера и пожал плечами, старась ответить в тон:
– А что мне с ней решать. Я и сам понимаю, что мне после всего в лучшем случае Багерлее светит.
– Леворукий вас забери, вы начали думать. Это пугает. Я как-то надеялся, что конца света все же не будет…
– Да идите вы, эр Роке, к своему Леворукому!
– Я бы с радостью, юноша, но мои желания тут не учитываются. И если серьезно – не думаю, что мы отсюда вообще выберемся. Поэтому планировать жизнь сейчас - пустое.
– А я думал, ваш предок считал, что в бой надо ввязываться, когда веришь в то, что есть шанс победить, – огрызнулся Дикон.
– Победить не значит выжить.
– Значит, эр Август был прав, когда говорил, что вы не хотите жить?
– Конец света отменяется. Думали вы не долго. Хотя и тот проблеск меня удивил. А теперь вы снова повторяете всякую чушь за вашим Человеком Чести, значит все в порядке, все на своих местах. Твердо и незыблемо.
Дикон передернул плечами и хмуро уставился на Алву
– Вы хотели, чтобы я вас оставил с той тварью. Сейчас говорите, что мы вряд ли выживем. Это совпадает с тем, что говорил мне эр Август.
– Юноша, давайте просто помолчим? Я подобного бреда в суде наслушался вдоволь.
– Как вам будет угодно. Монсеньор.
Дикон замолчал, чтобы не выдать обиду. Обижаться нелепо. Он брякнул очередную глупость, повторив ее за эром Августом. Алва посмеялся. Как в старые добрые времена. Почти.
========== Глава 10 ==========
Через пару минут Ворон все же заговарил сам:
- Юноша, я не сошел с ума и не устал жить. Но мои желания сейчас ровным счетом ничего не стоят. Так же, как ничего не стоили желания Рамиро или Ринальди. Я не горел желанием сдаваться вашему господину в белых штанах или ехать в Ноху. Но выбора у меня не было – я УЖЕ поклялся кровью и назад пути не было. И сейчас пути назад тоже нет. Ни у меня, ни у вас. Я не спал, когда приходила эта девочка. Это нельзя назвать это сном. Вмешаться я не мог – это был действительно исключительно ваш разговор. Единственное, что могу добавить – насчет вашей клятвы метрвой кровью она не лгала. Выходцы говорили мне, что дочь Арнольда Арамоны каким-то образом стала Королевой Излома. Как вас угораздило принести клятву именно ей – я не знаю.