========== Глава 1 ==========
В Польском Гдыне сентябрь ощущался куда ярче, чем в континентальной Швейцарии. Эрик стоял в порту, наблюдая за уплывающими и прибывающими пароходами. Будучи подростком, он любил уйти сюда после школы, проводя часы в молчаливом одиночестве. Наблюдал за кораблями, работой матросов и подкармливал чаек и лебедей остатками школьной булки.
Несколько дней назад умерла его тетка Рута — сводная сестра отца, к которой он попал после того, как ужасы концлагеря и Клаус Шмидт остались позади.
Он помнил тот холодный январский день сорок пятого, когда советские солдаты вошли в Освенцим. Шмидт и многие другие эсэсовцы бежали, спасая свою шкуру. Эрика бросили с остальными заключенными, как отработанный материал, иметь дело с которым было опасно теперь, когда война подходила к концу.
Потом был дом-интернат, куда отправили всех несовершеннолетних, чьих родителей в лагере не оказалось. И уже оттуда он отправился в Гдын, спустя два с лишним месяца, ставших для него кошмаром. После опытов доктора, во время которых он должен был высвобождать свою силу и учиться ею управлять, настало время, когда металлокинез пришлось прятать…
Рута была на добрых двадцать лет старше покойного брата, уже в годах, когда Эрик попал к ней. Других родственников у него не было. Отец не любил говорить о сестре, и виделись они нечасто. А потому особой привязанности к племяннику Рута не питала. И хотя тетка никогда не попрекала Эрика и не бранила почем зря, теплых отношений между ними не сложилось. И как только ему исполнилось восемнадцать, он покинул пыльную квартиру под крышей, пропахшую нафталином и вечно подгоревшим хлебом.
Когда пришла телеграмма от бывшей соседки, Эрик не сразу решился ехать. Он был поглощен погоней за Петером Нойманном, чьи сведения должны были стать еще одним кусочком паззла под названием «Найти и убить Клауса Шмидта». Известие застало его врасплох. Администратор отеля сунул конверт ему в руки, когда Эрик как раз собирался на квартиру Нойманна. Нет, его сердце не дрогнуло при мысли о покойной теперь уже тетке. Но, закончив с незадачливой жертвой, расколовшейся как пустой орех при первых же угрозах, Эрик купил билет на самолет до Варшавы, а остаток пути преодолел на поезде.
Похороны успели пройти без него. Соседка Кассия, отправившая Эрику телеграмму, передала ему ключ, не переставая хлюпать носом и пересказывать в тысячный раз, как беднягу Руту хватила «грудная жаба».
— И душила ее, бедную, пока не задушила! — причитала Кассия, ковыляя с ключом обратно на лестничную клетку.
Какой-то мальчишка высунулся из-за двери соседней квартиры, посмотреть, в чем дело, но тут же скрылся.
— Спасибо вам, что позаботились о ней, — Эрик натянуто улыбнулся.
— А ты-то какой большой стал. Но все такой же тощий, как жердь. Зайди потом, я тебя угощу обедом! — взгляд у Кассии засверкал при мыслях о том, что мужчину удастся зазвать в гости и пересказать ему все сплетни последних пяти лет как минимум. И тот поспешил закачать головой.
— Нет, извините. У меня самолет в Швейцарию. Нужно срочно уезжать обратно, я лишь на минутку!
— Ох, жалко-жалко. Рута-то о тебе частенько вспоминала, вздыхала, где там мой племянник любимый, — заголосила Кассия, начиная рыдать.
Вот этого всего Эрик совершенно не хотел и, похлопав пожилую женщину по плечу, поспешил убраться восвояси. Такой концерт мог затянуться надолго, а слушать выдумки старой кошатницы ему не хотелось. Он был уверен: Рута никогда не вздыхала о нем. Разве что с облегчением, потому что избавилась от ноши ответственности за чужого ребенка.
Квартира встретила Эрика все тем же запахом пыли и нафталина. Здесь мало что изменилось за последние пять лет с тех пор, как он однажды приехал к Руте на какой-то праздник. И то лишь потому, что судьба занесла его в Польшу по следу некоего Пшемека Хилькевича. Были сведения, что этот человек снабжал нацистов информацией о польских евреях. Эрик тогда так и не смог его выследить, вскоре совершенно потеряв интерес к ублюдку: были другие занятия.
«Зачем я сюда приехал?»
Вопрос осел в разуме вместе с пылью, кружащей в бледном луче солнечного света. Даже если Рута оставила наследство, в права он мог бы вступить только через несколько месяцев. Да и на что претендовать? Золото? Деньги? Рута всю свою жизнь прозябала в бедности, а после смерти мужа вообще едва сводила концы с концами, продавая на местном рынке собственноручно связанные вещи.
В старом серванте так и стояли выцветшие фотографии без рамок, никому уже не нужный хрусталь, вечно пылящийся на полках, какие-то бумажки с рецептами и маленькая шкатулка с дешевыми украшениями. Эрик не стал все это трогать.
На тумбе среди документов обнаружилось свидетельство о смерти, чек из похоронного бюро и справка о месте захоронения. Сила Эрика скользнула по комнате, обшаривая возможные тайники на предмет спрятанной мелочи и драгоценностей. Но если Рута где-то и хранила деньги, то, скорее всего, в бумажном виде. Для порядка он покопался в комоде и обшарил нижнюю часть тумбочки, чувствуя себя мерзким мародером. Но лучше пусть все ценное заберет он, а не воришки, пробравшиеся в опустевшую квартиру.
Заначки не было, а вот под кроватью, на которой когда-то спал Эрик, обнаружилась коробка. Он вытянул ее на свет за металлический пенал, находящийся внутри. Его школьные тетради, какие-то книги, старые часы с истрепанным ремешком, шахматы, в которых, как он помнил, не хватало несколько фигур, и почему-то фарфоровый чайник, совершенно не вписывающийся в общую картину. Бровь Эрика удивленно приподнялась. Опустившись на кровать, он вытащил неуместную посуду из коробки.
Чайник был самым обыкновенным, может, даже и не фарфоровым. Эрик, признаться, ничего не понимал в этих вещах. На его ручке был маленький скол, какие-либо узоры отсутствовали, а потертое дно украшала мелкая надпись черной краской «made in China».
«Пф, что за барахло…»
В пузатом боку чайника отражалось лицо Эрика с хорошей порцией скепсиса, застывшего в мимических морщинках. Он протер бледную поверхность рукой, сам не зная зачем, и уже собрался бросить находку обратно, когда крышка, до этого намертво прилипшая к ободку, вдруг дернулась и звякнула.
Возможно, внутрь забралась мышь или какая-то букашка. Предположение заставило Эрика брезгливо поморщиться, он потянулся пальцами к пимпочке, чтобы открыть чайник и вытряхнуть мерзость в унитаз, когда краем глаза уловил, что из носика начинает валить пар. От неожиданности он дернулся, пытаясь отбросить заварник на ковер, но ладони словно прилипли к его поверхности. Та начала стремительно нагреваться, будто внутри закипала вода. Пар, валивший из носика, стал плотнее и темнее, поднимаясь все выше и заволакивая комнату.
Сердце Эрика пустилось в бешеный пляс. В попытке избавиться от прилипшего чайника, он повалился на колени, задев коробку с вещами локтем. Несколько тетрадей и книг, которые он успел парой минут ранее пристроить на уголке, съехали на пол, но это осталось незамеченным. Да даже если бы сейчас в окно ворвался сам Шмидт, размахивая пистолетом, Эрик навряд ли бы уделил ему хоть каплю своего внимания. Потому что дым, только что клубившийся хаотичной бледно-серой массой, вдруг начал складываться в узнаваемые очертания человека. И когда серость окончательно рассеялась, перед Леншерром в воздухе завис мужчина на стуле.
Он был полупрозрачен, и ножки его сиденья парили в полуметре над полом. Кожаные ботинки, песочного цвета брюки и светлая рубашка под синим свитером. В руке у мужчины была чашка, из которой поднимался пар, а его голубые глаза насмешливо смотрели на Эрика. Наконец, он растянул губы в улыбке и, пригубив воздушный чай из полупрозрачной чашки, сказал:
— Знаешь, это невежливо было с твоей стороны думать, что я какая-то мышь или таракан. Я ведь мог и обидеться.
Чайник все-таки отлип от рук Эрика, и что-то тихо звякнуло о его носик. Тонкая цепь тянулась от лодыжки мужчины прямо внутрь заварника. Такая же полупрозрачная, как и ее пленник.
Взгляд Эрика метался между призраком и его бывшим обиталищем, пока он пытался сообразить, что, черт возьми, происходит. Сегодняшний пасмурный день после ночи в поезде обещал ему головную боль, несварение от вокзальной еды и неприятные воспоминания о прошлом, но никак не витающего в воздухе мужика, вылезшего из чайника. Мысли лихорадочно скакали, пытаясь найти случившемуся разумное объяснение. Конечно же, происходящее не могло быть в реальности, а значит, он либо спит, либо испытывает галлюцинаторное расстройство. Либо…
— Эй-эй-эй! — призрачный мужчина прервал свое чаепитие и возмущенно подался вперед. На его лице читались напускная серьезность и обида. — Я тебе не галлюцинаторное расстройство! Мы еще и пары минут не знакомы, а ты оскорбил меня уже дважды! Я, конечно, обязан исполнять твои желания, но, знаешь ли… — он сделал паузу, нагло задрав нос и закинув ногу на ногу, — я могу делать это спустя рукава.
— Что?!
Голос мужчины слегка отрезвил Эрика, вынудив подняться с колен и, наконец, встать лицом к лицу с призраком. С тех пор, как чайник оказался в руках Леншерра, он не произнес вслух ни слова! Откуда этот воздушный тип может знать его мысли, если он не галлюцинация?
— Я чи-та-ю тво-и мы-сли, — призрак постучал пальцами по своему виску, растягивая слова, будто объясняя простые истины малому ребенку.
Эрик ребенком уже не был, но все равно не понимал, какого черта здесь творится.
— Ты… Такой же, как я? Мутант? — это, пожалуй, было единственным объяснением, которое могло существовать в реальности его мира.
Если «оно» не порождение подсознания, то только мутация могла объяснить все происходящее. Какой-нибудь телепат-иллюзионист или вроде того…
Призрак тяжко вздохнул, допил остатки напитка из своей маленькой чашечки, и та растворилась в воздухе. Он положил руки на колени и чуть наклонился вперед, внимательно рассматривая Эрика и дружелюбно улыбаясь.
— Меня зовут Чарльз. Ты — Эрик, я уже знаю. Это мой чайник, — он ткнул пальцем в позабытый на полу пузатый фарфор, а потом себе в грудь. — А я марида-джинн, дух воды и воздуха.
«Он издевается, что ли?..» — Эрик продолжал таращиться на Чарльза, рассматривая его современную одежду, прическу и даже начищенные до блеска дорогие ботинки, такие же, что были у него самого, припасенные для встреч с особо надутыми индюками. Ну, чтобы те не сразу заподозрили, что Эрик пришел не для светских разговоров о погоде…
Джинн, как он сам себя назвал, выглядел так, словно еще вчера был обычным молодым человеком, скажем, выпускником престижного университета. На его носу темнели веснушки, тонкие губы изогнулись в улыбке, а пальцы с аккуратно подстриженными ногтями расслабленно лежали на коленях. Вообще, весь вид Чарльза был довольно мягкий и не угрожающий, словно он просто зашел к другу в гости на ланч. Вполне обыденный, сказал бы Эрик, несмотря на всю абсурдность ситуации.
Его пальцы сами собой нащупали на полу чайник, пока взгляд не отрывался от джинна. Как бы тот ни выглядел и что бы ни говорил, Эрик не такой дурак, чтобы подставляться. При этих мыслях джинн досадливо почесал бровь, но комментировать не стал. А Леншерр, наконец, наткнулся на ручку заварника и поднял его к своему лицу.
Обычный чайник. Крышка все так же была намертво прилеплена к ободку, и только идущий из носика полупрозрачный пар и позвякивающая цепь говорили о том, что чайник далек от обычного состояния.
Медленно, словно боясь, что джинн перекувырнется в воздухе вместе со своей обителью, Эрик повернул чайник донышком вверх. На нем все еще было написано «made in China». Никаких проклятий на арабском или мистических знаков, которые могли бы прояснить ситуацию. Инструкция к джинну тоже не прилагалась, увы.
— Так… — пришлось прочистить горло, потому что он слегка охрип. — Чарльз, говоришь? Это твое настоящее имя?
Прям лучший вопрос, который можно было задать… Эрик пожурил сам себя, но слишком отстраненно и безразлично, все еще пытаясь уложить увиденное в голове. Его пальцы тем временем скользнули к цепи и… прошли насквозь, заставив Эрика вздрогнуть.
Чарльз недовольно нахмурился от его вопроса, тут же скрестив руки на груди.
— Ну, вообще-то, мое имя Абдулькадир, что означает «раб всемогущего». Но это не очень приятно, когда тебя называют рабом, знаешь ли. Да и ты на всемогущего не тянешь, — Чарльз свел плечи, зажимаясь, словно нашкодивший ребенок. Но тут же посерьезнел: — Последнюю тысячу лет я предпочитаю выбирать себе имя сам. Надеюсь, ты не против?
Был ли Эрик против имени джинна? Он взглянул еще раз на чайник в своих руках. Честно говоря, единственное, против чего он сейчас точно не был, — бутылка крепкого виски. На пустой желудок и трезвый разум случившееся было не переварить.
— Это твое желание? — Чарльз чуть склонил голову к плечу, еле сдерживая довольную улыбку.
— Ага… — кивок Эрика был заторможен, но когда джинн щелкнул пальцами и на полу между ними возникла бутылка виски и стакан, все сомнения в реальности происходящего тут же рассеялись.
Слегка подрагивающей рукой Леншерр налил янтарную жидкость в стакан и залпом выпил. Виски (настоящий, реальный) обжег язык и огнем прокатился по пищеводу, разогнав пустую кислоту в желудке.
— Ну и как? Это развеяло твои сомнения насчет меня? Больше не думаешь, что я мышь или галлюцинация?
Кровать как нельзя кстати оказалась под боком, и Эрик уперся в нее спиной, наливая новую порцию в стакан. Выпивка успокаивала, первые шок и неверие проходили, хотя ощущение, что он попал в какой-то абсурд, не исчезло. Но механизм уже был запущен, и Эрику казалось, что он слышит, как крутятся металлические шестеренки в его мозгу, начиная простраивать все возможные ходы, которые могут стать ему доступны теперь. Пока лишь наметками, в общих чертах, еще не имея понятия обо всех возможностях Чарльза… Но уже с ощущением поднимающегося в душе ликования. Если только он будет достаточно благоразумен, а джинн достаточно силен, то можно сказать: Шмидт — ходячий мертвец…
Он улыбнулся своим мыслям, и Чарльз, продолжавший наблюдать за ним, фыркнул:
— У тебя всегда такой страшный оскал, или только когда ты думаешь о чьем-то убийстве?
Взгляд Эрика уперся в голубые глаза джинна, сквозь которого можно было рассмотреть очертания шкафа и входной двери.
— Нет, только когда встречаю духов из чайника.
***
После того, как Эрик вернул ключи от квартиры и попрощался с Кассией, он добрался до нотариуса, а потом и до кладбища, где оставил на свежей могиле Руты букет цветов. И, закончив со всеми делами, отправился на прогулку по городу.
«Чтобы освежиться и привести мысли в порядок», — сказал он сам себе, и из его сумки послышался звон фарфора.
Он поправил матерчатую лямку на плече, ощущая даже через пальто теплую поверхность заварника, и двинулся по знакомым улицам в сторону порта. Его поезд до Варшавы в самом деле отходил уже сегодня, но позднее. А пока что Эрику нужно было подумать.
Знакомые улицы встретили его привычным шумом бытовой суеты. Сигналили машины, на углу торговой площади голосила тетка-зазывала, предлагая купить чай и горячую выпечку, какая-то ребятня устроила игры, рискуя вывалиться на проезжую часть. Эрик осматривал некогда знакомые здания и не узнавал их. Вывески продуктовых магазинов и кафе давно сменились, обветшалые в годы войны дома были теперь отремонтированы, глядя на улицы обновленными фасадами. Там, где раньше был пустырь, вырос парк со скамейками и фонтаном. Эта прогулка должна была всколыхнуть в душе Эрика воспоминания, как у любого нормального человека. Но именно сегодня, он был так далек от слова «нормально», как никогда раньше.
Первое, что Эрик выяснил, так это то, что Чарльз никаким образом не может уничтожить всех нацистов за раз или вывернуть Клауса Шмидта наизнанку одним щелчком пальцев.
— Фу! Это омерзительно! Прекрати об этом думать, меня сейчас вырвет! — стул Чарльза пропал, и он ходил призрачными ногами по полу квартиры туда-сюда, драматично держась за лоб и взъерошивая аккуратно зачесанную челку.