====== Глава 1 ======
Эрик не мог представить, что такое возможно. Нет! Разум отказывался принимать случившееся всерьез, хотя все органы чувств говорили об обратном.
На его вытянутое, гладкое тело давила толща морской воды, наполненной множеством незнакомых запахов. Вибрация, идущая от винтов яхты Шмидта, оглушала. Он не мог остановиться, инстинктивно продолжая плыть, пропуская через свою большую клыкастую пасть и жабры потоки воды, снабжающие организм спасительным кислородом.
Он был акулой и стремительно уплывал в глубины Северного моря подальше от «Каспартины» и ее проклятой команды.
Лениво виляя хвостом, Чарльз неторопливо плыл прочь от Багряной долины. Так ее назвали из-за красных и бурых водорослей, которыми порос каменистый шельф в этой части моря. Это было прекрасное убежище для мелких рыбок, песчаных червей и моллюсков. И, конечно же, для стаи русалок, членом которой был и сам Чарльз. Мягкое илисто-песчаное дно в долине, спрятанной от глаз хищников подводными зарослями, было сплошь покрыто гнездами русалок, свитыми тут и там из водорослей: у каждого камня, в каждой ямке или небольшой пещерке. У Чарльза и его сестры тоже было свое убежище, подальше от открытых вод и поближе к скалам, под нависшим каменистым уступом, дающим дополнительную защиту. Рейвен предпочитала более светлые места, но была вынуждена прислушиваться к брату, ведь она была приспособлена к морской жизни куда менее любой русалки в долине…
Чем ближе к гавани, тем теплее и грязнее становилась вода, и когда Чарльз уже хотел всплывать, высунув голову и плечи над водой, из-за большого заостренного пиками камня выплыла Рейвен.
— Опять ты к людям, Чарльз? — она улыбнулась, и на фоне синей чешуйчатой кожи ее зубы выглядели жемчужно-белыми.
В отличие от брата, Рейвен не была русалкой. Вместо длинного красивого хвоста у нее были ноги, не менее красивые на взгляд Чарльза, но столь же нелюбимые ею, как и тот мир, который она давно покинула. Чарльз бы никому и никогда не рассказал о том, что знает: несмотря на агрессивные выпады Рейвен в сторону людей и сухопутного мира, девушка порой скучала по родной земле и потому держалась от нее подальше, все еще лелея детскую обиду на всех двуногих. Узрев однажды шестилетнюю синекожую мутантку со сверкающими желтыми глазами, испуганные люди предпочли избавиться от «маленького дьявола». Ее, рыдающую и вырывающуюся, попытались утопить в море, привязав камень к шее. И если бы не мутация, пришедшая на помощь и позволившая отрастить жабры, и не Чарльз, оказавшийся неподалеку и спасший беднягу от голодной акулы, Рейвен не стала бы одной из их стаи.
— Ты же знаешь, я не люблю акульи бои. Это неразумное и жестокое развлечение стоило жизни не одной русалке и акуле, а нам и в обычное время хватает проблем, чтобы понапрасну подвергать себя опасности.
Чарльз выглядел хмуро, но сбавил скорость, чтобы Рейвен могла плыть рядом. Он снова поругался со Старейшиной по поводу сомнительного развлечения, но добился лишь тяжелого неодобрительного взгляда и короткого указания убираться прочь.
— Традиции есть традиции, Чарльз. Так повелось задолго до нашего рождения. Не думаю, что кто-то отменит эти бои только потому, что ты не любишь проливать кровь из-за своей мягкотелости.
Русал недовольно булькнул, но комментировать не стал. Рейвен частенько пыталась его подколоть чем-то подобным, но Чарльз оставался непреклонен в своих взглядах на мирное существование. Не встретив сопротивления, она продолжила монолог:
— В бою закаляется дух, когда ты уже это поймешь? Или ты, или тебя. Это ведь правило жизни в море. А акульи бои, как тренировка: каждый юный русал может доказать, что способен выйти на большую охоту и защищать стаю наравне со взрослыми! Или думаешь, лучше сразу выпускать весь молодняк в открытые воды и смотреть, кто выживет? По крайней мере, в бойцовской клетке у них есть шанс.
— Мы это уже обсуждали, Рейвен. Я не в настроении опять спорить, честно говоря, — русал выглядел уставшим, да и чувствовал себя также.
Иногда он был готов применить к Старейшине свой телепатический дар, чтобы склонить его на свою сторону, раз уж множество разумных аргументов не возымели эффекта. Но это было все еще тем табу, которое он не нарушал ни разу, а потому еще не отправился на корм акулам или растерзание чужой стае. К телепатам у русалок, привычных к самым разным мутациям, все же имелось особое отношение. Никакой Старейшина не потерпел бы русала, угрожающего его статусу «подлой» мутацией, непригодной для честной схватки. И только то, что отец Чарльза был когда-то другом нынешнего Старейшины, а сам Чарльз считался одним из самых мирных русалок в их стае, его еще не выгнали. К тому же держать при себе телепата во время переговоров с чужими русалками было очень выгодно.
Но из года в год, споря со Старейшиной то из-за бессмысленных акульих боев, то из-за стычек с чужаками, которых можно было избежать, Чарльз раз за разом попадал в немилость как вожака стаи и его советников, так и других русалок. А кровь продолжала литься понапрасну. И в последнее время Чарльз просто старался избегать жестоких зрелищ, предпочитая в одиночестве уплывать к берегу.
— Вместо того, чтобы смотреть на естественную в нашем мире борьбу, ты предпочитаешь наблюдать за людьми, чья жестокость куда изобретательней и страшней пасти акулы?
Рейвен зло ухмыльнулась, но Чарльз не поддался на провокацию. Ни русалки, ни люди не были жестоки по своей природе — не более, чем касатка, убивающая морского котика, чтобы насытиться и накормить своего детеныша. Только от самой стаи, людской или русалочьей, зависело, будет поощряться излишняя агрессия или нет. К досаде Чарльза, кажется, и под водой, и на суше все было не так хорошо, как хотелось. Судьба Рейвен и те бои, на которые так любила смотреть его сестра, были ярким тому доказательством.
Он все же попытался сменить тему:
— Мне нравится слушать человеческие мысли. В них столько интересного, — глаза русала засветились в предвкушении, как всегда бывало, когда он приближался к гавани. Рейвен в таких случаях оставалось лишь недовольно булькать.
— Ничего там нет интересного. Серые дома, грязь, вонючие бомжи и собачье дерьмо.
Чарльз закатил глаза. Он-то знал, что Рейвен помнила не только плохое о людях и их мире, хотя тщательно пыталась скрыть это. Что затруднительно, когда твой брат — телепат.
— Ладно, плыви к своим людишкам. А я, пожалуй, посмотрю на бои. Может, и почувствовать удастся… — девушка развернулась и поплыла прочь, оставляя за спиной берег и дневную суету небольшого порта.
Все сладостное предвкушение от целого вечера наблюдений за двуногими как течением смыло.
— Эй! Ты не будешь в этом участвовать! Рейвен!
Чарльз резко развернулся, шлепнув хвостовым плавником по поверхности воды, и устремился за сестрой. Та загребала перепончатыми руками и ногами с такой скоростью, что русал ее еле догнал.
— Я делаю, что хочу, Чарльз. Я убью акулу и из ее зубов сплету себе ожерелье!
— Даже не думай. Я отвечаю за тебя, Рейвен!
Чарльз наконец нагнал девушку, но та, поднырнув под его лазурный хвост, расхохоталась и, схватив русала за запястье, потянула в сторону Песчаных Дюн, где проходили бои. Когда-то давно там разбился корабль и из его металлических мачт и шпангоутов парочка умелых русалок-мутантов создали большую клетку. Кое-кто поговаривал, что раньше в ней держали пленников, кто-то утверждал, что ее построили для разведения домашних питомцев на еду, но никто из ныне живущих в стае не помнил, чтобы в клетке находилось хоть что-то, кроме акул и русалок, вышедших на смертельный бой. Не было ни серьезных столкновений между враждующими стаями русалок, чтобы держать пленников, ни желающих завести домашнюю ручную акулу или нерпу.
— Ты такой доверчивый, Чарльз, хоть и телепат! — ее глаза были наполнены смехом. — Обещаю, что не буду выходить на бой, если ты останешься посмотреть на Алекса.
— Ах вот оно что!
Алекс, ну конечно!
Чарльзу оставалось лишь вернуться. Раз уж речь пошла о новом друге Рейвен, ему действительно стоило приглядывать за ней. Алекс был ее ровесником, юным и горячим, а также увлеченным необычной мутанткой. Чарльзу стоило догадаться, что русал решит показать себя в сегодняшнем бою: в этом году он достиг совершеннолетия и имел право на участие. Если что-то пойдет не так, чересчур импульсивная Рейвен может и впрямь броситься в бой. На исход такой схватки Чарльз смотрел с неодобрением, он был уверен, что у акулы — прирожденной морской хищницы — шансов на победу было больше, чем у синекожей мутантки — его сильной и смелой сестренки, но все же остававшейся несколько неуклюжим и медленным под водой человеком.
В голове Рейвен в это время мелькала мысль, что Чарльз с помощью телепатии сможет помочь Алексу, если тот вдруг не справится.
«Можно отправить на помощь других русалок, или заставить одного из участников открыть клетку, или…»
Русал отстранился от разума сестры, тяжело вздохнул и постарался не слишком нервно подергивать плавниками. Злостью тут ничем не поможешь.
Паника и отголоски боли поутихли только тогда, когда покореженная яхта Шмидта осталась далеко позади, и холодная глубина моря стала тихой и спокойной. Где-то на задворках сознания Эрик все еще чувствовал тяжелые металлические тела кораблей и подводных лодок. Но в этом секторе их не было, а значит, Шмидта можно было не опасаться: к счастью, он пока не научился перемещаться по морю без судна.
Эрик позволил телу акулы, ведомому инстинктами, спокойно плыть вперед, рассекая толщу воды, пока его мозг лихорадочно искал выход из нестандартной ситуации. Он всю жизнь выслеживал проклятого Шмидта, Шоу или как там еще его звали. И почти добравшись до цели, попался в ловушку! В помощниках у доктора оказались сильные мутанты, к стычке с которыми он оказался не готов.
Шмидт был счастлив, глядя на своего подопытного номер один, дезориентированного телепатической атакой.
— Ты так вовремя, мой мальчик. У нас с Эммой как раз намечался один увлекательный эксперимент! Тебе понравится, я уверен.
Белоснежная, ледяная улыбка Эммы Фрост была отражением безумства Шмидта. Когда она, словно острым алмазом, взрезала мысли Эрика, вытягивая наружу болезненные воспоминания и заставляя холодеть от страха и боли, он понял, что доктор наконец-то нашел себе достойную ассистентку. С каждым годом в кровавом следе, оставляемым Шмидтом, чувствовалась все большая изощренность. Теперь стало понятно почему. В отличие от запуганного и озлобленного мальчика в концлагере, Фрост с удовольствием тренировала и развивала свой дар, используя телепатию в извращенных экспериментах своего наставника.
Шмидт пытался спровоцировать мутации у животных. Возможно… Или пытался привить полезные для него дары более покладистым меньшим братьям. Эрик сомневался. Ему было не до размышлений о «великих планах» больного на голову психопата. Корчась от боли на полу камеры и страдая от морской болезни, он раз за разом пытался призвать на помощь металлокинез, заблокированный подавляющими препаратами, чтобы выбраться из проклятой камеры и сломать доктору шею. Приходила Эмма, одетая в медицинский халат, с самодовольной улыбкой вынуждавшая его послушно вытягивать руку для забора крови; приходил Янош Квестед, парень управляющий воздушными потоками, приносил еду, оттаскивал пленников в медотсек; иногда заглядывал и сам Шмидт, наслаждаясь бессильным бешенством и ненавистью в глазах Эрика…
Чего бы ни хотел добиться Шмидт, ему не стоило выбирать акулу целью своих экспериментов. Теперь Эрик знал, откуда у Квестеда были те жуткие шрамы на левой руке.
Стоило ему очнуться в мутной воде бассейна, расположенного на нижней палубе, как ощущение металлического корпуса яхты буквально обрушилось на него после стольких часов (дней? недель?) под действием подавителя. Он был не в себе во всех смыслах этого слова, заметался по тесному пространству, отбивая скользкие бока и вытянутую акулью морду о прочные борта. Разум пронзила алмазная боль, Эмма попыталась утихомирить его, но животные инстинкты, переплетенные с человеческими мыслями, вырвались из телепатических тисков. Эрик буквально разорвал металлический корпус бассейна, вываливаясь неуклюжим телом вместе с водой на пол. Помощники Шмидта что-то орали, но борт яхты уже пошел волнами, выгибаясь наружу, пока пластины металла, не выдержав напора, не лопнули, позволяя воде из бассейна и перепуганной акуле выскользнуть в открытое море.
Эрик хотел прикрыть глаза, чтобы отогнать воспоминания и успокоиться, но ничего не произошло. Ну конечно, у акул же не такое устройство век… И даже рук у Эрика теперь не было, чтобы потереть незримо ноющую голову!
От внезапно вспыхнувшей злости он извернулся и клацнул зубами, так что проплывающая мимо рыбешка еле унесла плавники.
Блеснувшая возле морды чешуя заставила дернуться в ее сторону. Акула учуяла добычу, раздражающе мелькавшую чуть поодаль, и рванулась за ней. Эрик не сразу понял, что произошло, но стоило запаху крови первой раскушенной жертвы коснуться его носа, как все мысли о Шмидте пропали за красным маревом. Сейчас он был акулой и должен был заглотить как можно больше этой вкусной серебристой рыбы.
И только тогда, когда не меньше сотни жертв оказалось в желудке, Эрик смог взять над собой контроль и отплыть в сторону.
Он был разумен, был Эриком Леншерром и помнил себя, как Эрика Леншерра, но мозг у него оставался акулий. Нельзя давать инстинктам брать верх над собой. Почему-то это казалось важным, ведь если Эрик потеряет себя в акульем теле, ему навряд ли удастся когда-нибудь выбраться…
Движения акулы стали более ленивыми и медлительными, на сытый желудок не хотелось быстро плыть. Море перестало казаться столь угрожающим и пустым.
И именно это, наверное, заставило Эрика потерять бдительность, потому что в следующую минуту на его тело набросили прочную веревку и потащили куда-то вниз.
Возле каменной арены, окруженной металлической клеткой, собрались почти все обитатели Багряной долины. Место акульих боев находилось в нескольких милях от долины, вниз по подводному течению, чтобы пролитая дерущимися кровь не привлекла морских хищников к их дому.
Большая часть русалок предпочитала держаться на расстоянии, чтобы в случае опасности быстро улизнуть в водоросли, за дюны или спрятаться среди скал. Самые смелые, в основном русалы, кружили рядом с клеткой. Акулья кровь будоражила их не хуже, чем кровь русалок прельщала хищников.
В клетке уже плавала парочка некрупных акул, и, насколько Чарльз мог судить, они были куда мельче, чем обычно. Молодняк… Русал нахмурился и постарался закрыть свой разум от мыслей и чувств других зрителей. Всех, кроме него, раздирали предвкушение и азарт: кто-то храбрился у клетки, что хоть сейчас голыми руками разорвет клыкастых хищников, кто-то делал ставки на жемчужины и затонувшие людские безделушки, кто-то скучал в ожидании начала. Рейвен кружила вокруг брата, выискивая глазами Алекса.
Хвостовой плавник Чарльза нервно подергивался, каждым движением поднимая со дна мутный песок. Солнечный свет, проникающий сквозь толщу воды, приятными бликами скользил по чешуе русалок, позволяя немного отвлечься от предстоящего.
— Чего они ждут? — Рейвен схватила Чарльза за руку, заглядывая ему в глаза.
— Еще одну акулу, — русал вздохнул: — Милая, может, нам лучше отплыть подальше?
— Нет, останемся здесь. Иначе мне будет плохо видно.
Вранье. Зрение у Рейвен было преотличное, получше, чем у некоторых русалок.
Она помахала рукой Алексу, наконец-то показавшемуся в толпе, и тот воинственно вздернул острое копье вверх под ободряющие возгласы и хлопки собравшихся.
У дальнего края арены стая заволновалась, и Чарльз повернулся туда, расстроено выдыхая. Трое взрослых русалов тащили в прочной сети, сплетенной из водорослей, еще одну акулу. Она металась в тщетных попытках вырваться, клацая зубами. Но русалки были слишком изворотливы, и ни один клык не коснулся и чешуйки охотников…