Чарльз смотрел на себя в зеркало. В голубых глазах отражалось недовольство, губы были досадливо поджаты… Еще одна веснушка на носу появилась сегодня утром. Чарльз всегда замечал, когда это случалось. Каждое рыжее пятнышко на коже сначала немного жгло, но это быстро проходило. Наверное, другие отметили бы появление у него новой рыжинки, но проблема в том, что у Чарльза была целая россыпь веснушек на коже. Одной больше — одной меньше… Уже неважно.
Он фыркнул своим мыслям и отвернулся от зеркала. Неважно! Каждая веснушка была чьей-то отнятой жизнью, и, судя по тому, что все плечи и лицо Чарльза были усыпаны маленькими солнечными пятнышками, его соулмейт был серийным убийцей.
Нет… Чарльз застыл на секунду, аккуратно складывая полотенце. Массовым серийным убийцей.
Восьмидесятые, в США мирное время. Но где-то за пределами страны идут войны, то тут, то там. Террористические атаки, гражданские волнения, борьба за власть и природные ресурсы… Казалось бы, человечество эволюционировало и смело шагает в светлое будущее! Ан нет… И солнечные пятнышки на теле Чарльза — доказательства тому.
Такое количество веснушек — большая редкость. В основном у людей кожа чистая… Конечно, почти у каждого есть родинки: у кого-то больше, у кого-то меньше. Пигментные пятна от бледно-рыжих до темно-бурых, которые обычно стараются скрыть косметикой или свести. Шрамы, если не повезло в жизни. Бородавки, прыщи или аллергическая сыпь… В общем, все что угодно, кроме веснушек. Например, сестра Чарльза — Рейвен — мутантка, и ее синяя грубая кожа покрыта чешуйчатыми наростами. И у нее нет ни одной гребаной веснушки. Ни одной! Потому что Хэнк — ее предполагаемый соулмейт — гений-тихоня, постоянно торчащий в лаборатории и мухи в жизни не обидевший.
И только Чарльз, как проклятый, подобен транспаранту: смотрите, на свете живет какой-то маньяк-убийца, толпами уничтожающий людей!
Скорее всего, он военный. И довольно исполнительный и меткий. Так думает Чарльз. По крайней мере, это звучит утешительно.
Не все считают так же. Общество с каждым годом становится все толерантней: черные, женщины, мутанты, секс-меньшинства… Все большие слои населения попадают под знак равенства в социуме. Но убийц никто не любит.
Веснушки как клеймо. Кто-то из твоего круга убийца, чьи-то руки в крови. Стоит держаться от тебя подальше…
И Чарльз не раз ловил на себе презрительные взгляды в толпе, опасливые в кафе или парке, недовольные на работе, испуганные в метрополитене. Телепатия никак не улучшала ситуацию.
«Бедняга, нелегко же ему…»
«Кошмар, стоит изолировать его и его соулмейта от общества!»
«Может, его соулмейт очередной Джек-потрошитель? Или нет, кто убил больше всего людей? Может, Гитлер? Нацист? Фу!»
«Никогда бы не подошла к этому типу, надеюсь, он не посмотрит в мою сторону. Не хочу, чтобы он запомнил мое лицо. Мало ли…»
«О боже, кто же его соулмейт? Не стоит ли сообщить об этом человеке в полицию?..»
Чарльз давно привык фильтровать большую часть внимания, направленного в его сторону. Игнорировать чужие страхи, злость или жалость. Но с последними особо активными параноиками всегда были проблемы. Он не мог контролировать мысли каждого, думающего о заявлении в специальный отдел полиции по поводу его веснушек. Когда около пяти лет назад те стали появляться на лице, к Чарльзу начал регулярно наведываться коп из местного участка. На каждого веснушчатого заводили условное дело и время от времени проверяли, не появился ли в поле зрения его опасный соулмейт. Чаще всего это было пустой тратой времени по той простой причине, что никакого подтверждения, что вот этот человек — твой соулмейт, по сути, не было!
— Я сразу поняла, что он — моя родственная душа! Это нельзя не заметить!
— Я с первого взгляда понял, что она — та, кто мне нужна…
— Сначала мы просто встречались. Ну, знаете, секс, романтика и все такое. А потом завертелось. Пять лет в браке, и только теперь я точно знаю: она — моя соулмейт!
— У меня есть близкая подруга. Вот она — мой соулмейт, и никакой любовью тут не пахнет. Я не лесбиянка, если что. Нет, не подумайте, ничего не имею против лесбиянок. В общем… Просто, это ведь не обязательно любовь и брак, да? Никто же точно не знает до сих пор…
— Мой брат-близнец — мой соулмейт. Не представляю, как может быть иначе. Мы ведь — одинаковые, одно целое, семья. Даже и смысла не вижу искать какого-то другого соулмейта. И да, я женат и у меня трое детей. И мы счастливы!
Однако встретили те люди соулмейтов или нет, но друзья разбегались, а браки распадались. Женщины оставались матерями-одиночками, мужчины женились заново, надевая на пальчик новой дамы очередное кольцо «истинной любви».
Многие вовсе не верили в существовании соулмейтов, считая это религиозной выдумкой. Другие же посвящали годы своей жизни поиску второй половинки, зачастую оставаясь одинокими.
Когда Чарльз был подростком, как и многие в его возрасте, он мечтал жениться на той самой — одной-единственной, что пленит его сердце и останется с ним до конца дней своих. Но время шло, подруги менялись, пламенные чувства проходили и вспыхивали снова. И когда Чарльз достиг двадцатисемилетия, оставив юношество позади, он понял, что смысла искать свою родственную душу просто нет. Веснушки, обсыпавшие его плечи, нос и щеки за последние несколько лет, и вовсе отбили какое-либо желание встречаться со своим соулмейтом. Тем более, Чарльз начал сильно сомневаться в том, что это прекрасная дива из снов его молодости…
Он весь день был погружен в мрачные мысли, ужасно рассеян и раздражен больше обычного. Так что Хэнк, бывший его коллегой в лаборатории, вовсе предпочел избегать его общества. А больше с Чарльзом и так никто не стремился общаться.
— Встал не с той ноги?
Чарльз молча ткнул пальцем в новое рыжее пятнышко на своем носу, и Хэнк понимающе кивнул.
Рейвен принесла брату в обед утешительные пирожные из его любимого кафе неподалеку.
— Не хандри, братишка. Может, твой соулмейт работает на скотобойне, например.
— Ты же знаешь, что это не считается, дорогая. Исследования проводились многие годы, учитываются только человеческие жертвы. И потом… — Хэнк уже настроился на занудную речь о статистике, но жена ткнула его локтем в бок.
— Ты вот сейчас ничуть не помог, любимый. Ой, — она вздрогнула, хватаясь за живот, и Чарльз с Хэнком тут же подались вперед.
Как-никак Рейвен была на восьмом месяце беременности, и в их небольшой семье ожидалось пополнение. Мысли о веснушках тут же были забыты Чарльзом, а Хэнк засуетился и занервничал. Вместо заветной радости будущего отца еще нерожденный малыш вызывал в том волну неконтролируемой тревоги.
— Ты в порядке? — Чарльз осторожно прикоснулся к руке сестры.
— Все нормально, просто он так сильно пинается, — Рейвен улыбнулась, довольно поглаживая живот.
— Это значит, что все хорошо. Все в порядке. Ох, мне надо отойти! — Хэнк вскочил со своего места, заламывая руки, и умчался в коридор.
Брат с сестрой проводили его скептическим взглядом.
— Он так переживает… — Рейвен закатила глаза, ее всегда смешило то, как Хэнк нервничает из-за предстоящего отцовства.
— Ничего, это пройдет после пары месяцев бессонных ночей. Ему просто будет не до того, — Чарльз со смехом сжал пальцы Рейвен. — Я рад, что ты счастлива, дорогая.
— Спасибо, Чарльз. Пора и тебе уже подумать о семейной жизни. Сколько можно комплексовать? — она шутливо щелкнула его по носу.
— Я не комплексую! Но ты же знаешь, как люди относятся к этому… — мимолетный хороший настрой тут же пропал, и Чарльз снова вернулся к серой унылости сегодняшнего дня.
— Тебе надо развеяться. Сходи в клуб, выпей, потанцуй. Может, подцепишь кого-нибудь непривередливого!
— Я не настолько в отчаянии, чтобы спать со шлюхами. Спасибо, Рейвен.
— Я не то имела в виду. Как с тобой сложно! — она ударила его по плечу сумочкой. — Пойду лучше поболтаю с Энджел! До вечера!
— Удачи.
Рейвен ушла, оставив Чарльза в одиночестве с остывающим чаем и наполовину законченным отчетом по исследованию реакции стволовых клеток на экспериментальный препарат.
По возвращении домой Чарльз обнаружил у дверей своей квартиры детектива МакТаггерт. Он закатил глаза на секунду, но все-таки выдавил из себя приветливую улыбку. В конце концов, работа была у Мойры такая: скучная и дотошная. Проверять «веснушчатые» дела, как она это называла.
— Здравствуй, Чарльз, — детектив улыбнулась в ответ.
— Здравствуйте, детектив МакТаггерт, — он полушутливо поклонился ей и открыл дверь, пропуская женщину внутрь.
Они с Мойрой знали друг друга последние полтора года. Раз в месяц, если не чаще, она наведывалась к нему с проверкой, потому что кто-то снова позвонил в участок и оставил его приметы. Раньше на месте МакТаггерт работал старик Ли Уоррен. Он был кошмарным унылым брюзгой и ужасно бесил Чарльза своими дотошными беседами и визитами во внеурочное время. Старикашка любил заявиться с утра пораньше в дежурный выходной или прийти поздно вечером, когда Чарльз уже готовился развалиться перед телевизором и плавно отойти ко сну. Конечно, он мог бы повлиять на Уоррена с помощью телепатии, но знал, что такие вещи сейчас серьезно контролируются правительством и полицией. Воздействие мутацией на стражей порядка считалось незаконным, и Чарльз, будучи порядочным гражданином, был вынужден терпеть его унылый треп.
Когда в один прекрасный день на его пороге вместо старика Ли появилась красивая дама не старше самого Чарльза, он был на седьмом небе от счастья. Мойра его восторга не разделяла. Подобная работа вызывала у нее скуку, и ее можно было понять. Насколько Чарльз знал, раньше она служила в армии и по возвращении сразу же устроилась в их участок. Мойра не очень любила обсуждать свое прошлое. Но в любом случае военная выдержка сделала ее довольно сдержанной в эмоциях. МакТаггерт предпочитала держать дистанцию…
Она была не так скрупулезна, как ее предшественник, ей хватало проницательности и такта, чтобы слышать в ответах Чарльза больше, чем тот говорил. И все же она была исполнительна и ответственна, каждый раз заполняя специальную анкету, предназначенную для таких опросов, и составляла протокол. Дело Чарльза наверняка было самым толстым среди прочих таких же, он был уверен…
Но вскоре регулярные визиты стерли некоторые границы. Мойра заходила все позже положенного, а Чарльз все чаще угощал ее чаем с бисквитами. Они позволяли себе поговорить о чем-то большем, чем «веснушчатое» дело. И хотя эти встречи были коротки и нечасты, кажется, оба получали от них удовольствие.
— Ммм, божественно, — Мойра отпила горячего чаю и откусила от восхитительного пирожного небольшой кусочек. Если бы она заглядывала к Чарльзу чаще, пришлось бы распрощаться с красивой талией… — Сегодня была кошмарная суета с самого утра, налет на наркопритон, несколько убитых, еще больше задержанных. В участке все ходят на ушах. А как прошел твой день?
Чарльз все еще гремел тарелками на кухне, варганя себе поздний ужин, от которого Мойра отказалась. Сегодня он был не в духе, и визит детектива больше расстроил его, чем порадовал.
— Достаточно отвратительно. Лаборатория не получила финансирование на продолжение моего проекта, Хэнк — это муж моей сестры — так переживает из-за рождения сына, что лажает в серьезных вещах через раз. Будто одного меня мало… — последнее он пробубнил себе под нос, размешивая в чашке сахар.
— Понимаю. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я вынуждена буду задать тебе несколько вопросов сам знаешь на какую тему? — женщина сочувственно посмотрела на усталые плечи Чарльза.
Его лицо было хмурым, когда он обернулся.
— О чем ты, это ведь твоя работа. Никто из нас не виноват в сложившейся ситуации, кроме моего неведомого соулмейта.
Чарльз сел в кресло напротив, заливая дурное настроение сладким чаем и слушая, как подогревает микроволновка его макароны с сыром.
— Подозрительные личности? — вопросы Мойры были в основном одни и те же, Чарльз покачал головой. — Письма на почту? Пополнение в семье? Имею в виду, конечно, не твоего будущего племянника. Новые соседи? — Чарльз отрицательно качал головой на все вопросы детектива, напоминая себе китайского болванчика. — Участвовал в каких-нибудь мероприятиях?
— Ммм, поход в магазин за распашонками считается? — Чарльз усмехнулся, вспоминая зеленоватое лицо Хэнка, когда они возвращались в их с Рейвен квартиру с кучей пакетов детской одежды и пеленок.
— Разве что там тебе приглянулась какая-нибудь продавщица-консультантка, — улыбка Мойры была мягкой и печальной, и Чарльз настойчиво отгонял лучи ее сочувствия от своего разума.
— Никак нет. Женщины были так поглощены распашонками, что мы с Хэнком успели проработать новую гипотезу по поводу стволовых клеток. И нет, предупреждая твой вопрос, — никаких новых деловых контактов, знакомств или сотрудников.
Мойра со строгостью учительницы начальных классов внесла крестики в свой блокнот, куда была прикреплена мини-анкета для «веснушчатых» дел. Она надела колпачок на ручку. Чай был выпит, ужин Чарльза погрелся.
— Слушай… Я, конечно, не твой психотерапевт, но… — Мойра теребила в руках блокнот. — Не стоит закрываться от всех из-за этого.
— Прошу, не надо, Мойра. Только твоих жалостливых речей мне сегодня не хватало, — Чарльз поставил чашку на блюдце чересчур резко, так что посуда громко звякнула друг о друга.
— Я просто знаю, что такое носить клеймо и быть в одиночестве. Не каждый родитель гордится дочерью на службе. Не думай, что ты один такой несчастный и никем не понятый, — она говорила спокойно, но в голосе чувствовались нотки раздражения, и Чарльз вскочил со своего места, чтобы достать ужин из микроволновки.
— Спасибо, это именно то, что я хотел услышать сегодняшним вечером.
Отчаянная злость, закипавшая в нем с самого утра, наконец нашла выход. Почему бы не сорваться на Мойре? Единственном человеке, кроме сестры и ее мужа, который не смотрел на Чарльза, как на прокаженного! Давай, Чарльз, отличное решение.
— Да что с тобой? Ведешь себя, как обиженный мальчишка! Я общалась с Рейвен по долгу службы, и она сказала, что последние три года ты один. Закрылся в своей скорлупе с этими веснушками и на всех огрызаешься.
— Вот значит как? — тарелка грохнула о столешницу. Лицо Чарльза пылало от стыда и злости. Он еще и стал предметом женских сплетен, отлично. — Может, я просто не хочу делиться с Рейвен подробностями своей личной жизни! И вообще, с какой стати вас, детектив МакТаггерт, волнует наличие у меня полового партнера? Больше полиции заняться нечем?
Мойра спокойно смотрела на него, хотя ее ноздри раздувались от злости. Но она была прекрасно выдрессирована: холодный разум прежде горячего сердца. Умение держать себя в руках наверняка не раз пригодилось ей на службе.
— Не хочешь принимать помощь — дело твое. Полиции плевать на таких, как ты, и их личные проблемы. Это факт. Их волнует поиск серийных убийц и террористов, а не чужое нытье. Мне казалось, что за полтора года нашего знакомства этап «полицейский-подозреваемый» остался в прошлом. Но если тебе проще сидеть одному в своей норе и дальше, то пусть так и будет. Я отслужила три года в горячей точке Афганистана и два — в убойном отделе не для того, чтобы чужие сопли здесь вытирать. Удачного вечера, Чарльз.
Мойра развернулась на каблуках, не дожидаясь ответа, и вышла прочь из квартиры, хлопнув дверью.
Чарльзу казалось, что это ему, а не дверному косяку дали пощечину. И заслуженную, если честно. Вывалил на Мойру свое нытье, попытался поругаться… Слова МакТаггерт каждое правдивей предыдущего. Он и в самом деле расклеился, погрязнув в жалости к себе и мыслях о своем неведомом соулмейте-убийце. Конечно, большинство людей относилось к нему предосудительно, но ведь не все. Чарльзу вдруг стало казаться, что основную часть чужого недовольства он и вовсе надумал сам, нарочито выискивая в головах окружающих именно самые негативные мысли. Те, что соответствовали его собственным мрачным настроям.