— Вы думаете это… разумно… доверять Хагриду что-то настолько важное?
— Я бы доверил Хагриду свою жизнь, — сказал Дамблдор.
«Гарри Поттер и Философский Камень», глава 1
Когда Рубеус Хагрид был еще маленьким, отец говорил ему, что маг всегда должен стремиться к чему-то большему (и после этого смотрел на фотографию мамы Рубеуса и своей бывшей жены — великанши Фридвульфы, но этот факт Рубеус осознал уже много позже).
Несправедливость окружающего мира тоже быстро дошла до Рубеуса, потому что он фактически оказался вне этого самого мира, любого из них. Он не мог жить в мире магглов, так как был чрезмерно огромен, и не мог жить с мамой, так как был слишком мелок для великанов. Общество магов тоже было, мягко говоря, предвзято — великанов считали тупыми и агрессивными убийцами, и часть этого отношения переносилась на Рубеуса. Из-за такого отношения его и отца и покинула мама, но это Рубеус тоже осознал не сразу.
Огромную роль в осознании сыграли дети других магов и сами маги, зачастую не дававшие труда скрывать свое отношение к «ребенку великанши». При этом сам Рубеус унаследовал живой и пытливый ум отца-мага и устойчивость великанов к магии от матери. Поддержка отца помогла ему не сломаться под давлением окружающих, не стать тем, за кого его принимали — чересчур большого и тупого, не слишком способного к магии полувеликана.
Это не значит, что Рубеус воспринимал все равнодушно, совсем нет. Отношение окружающих, разлука с матерью, положение, в сущности, изгоя глубоко ранили его, но при этом — благодаря окружающим же — он рано понял, что его страдания волнуют только его отца. Всем остальным было глубоко плевать, не говоря уже о тех, кто намеренно издевался над Рубеусом, чтобы довести его до слез.
В результате Рубеус замкнулся в себе, предпочитая на людях придерживаться маски, отвечающей, что называется, ожиданиям толпы: тупого и недалекого ребенка. Также он пришел к мысли, что мир вокруг никогда его не примет, но не остановился на ней и пошел дальше в своих выводах: раз мир его не принимает, значит, такой мир нужно изменить.
Оставалось только понять, как это сделать.
***
Рубеус подробно расспросил отца, как ему стать умнее, и засел за книги: взялся за самообучение. И пока другие дети беззаботно играли и веселились, он, преодолевая себя, учился и учился, и такое положение вещей дополнительно ожесточало его. Отец тревожился, видя такое поведение сына, но Рубеус быстро успокоил его, заявив, что, мол, не хочет подвести родителей в Хогвартсе, и вообще, хочет показать всем ум, отвагу и прочие достоинства великанов и магов.
***
— Учись хорошо, сынок, — напутствовал его отец.
— Разумеется, папа, — ответил ему Рубеус, который уже был выше его на голову.
В Хогвартсе учат магии, маги меняют мир вокруг себя, значит, там должен быть и ответ, как изменить весь мир.
***
В Хогвартсе повторилась та же самая история, с той лишь разницей, что Хагрид был к ней готов. В разговорах экал и мекал, неправильно произносил слова и говорил с акцентом, плохо колдовал (для вида) и делал вид, что не понимает оскорблений. Разумеется, он мог ударом превратить голову обидчика в лепешку или даже победить его на дуэли, но что это дало бы? Общество просто возмутилось бы, что «этот тупой полувеликан не знает своего места», и Хагрид ничего не добился бы, только показал свои возможности. А так все считали его именно тем, кем он притворялся.
Разумеется, с таким подходом Рубеус не обзавелся друзьями, но это было ему на руку. Пытавшиеся дразнить, обзываться и наседать быстро отстали, поняв, что эффекта не будет, и фактически вне уроков Хагрид был предоставлен самому себе. Учеба и прогулки по Запретному Лесу, магия и волшебные существа, с которыми он ощущал в каком-то смысле душевное сродство, заполняли его досуг.
Все это было тяжело и вдвойне обидно, когда Рубеус понял, что магия не даст ему ответа на вопрос: как изменить мир. Не было какого-то могучего и древнего запретного заклинания, осуществляющего любое желание мага. Чтобы изменить мир, нужно было изменить тех, кто его населял, и в первую очередь самих магов.
Или перебить их всех.
***
В тот день Рубеус долго бродил по Запретному Лесу, пинал листья и думал. Самому ему было не изменить магов — они просто отказались бы, не стали его слушать. Тратить сотню лет на признание в обществе? Том самом обществе, которое отвергало Хагрида? Ну уж нет, ответ был гораздо проще. Менять магов надо было руками и палочками самих магов, в идеале расколоть общество на две части, развязать гражданскую войну (подумаешь, станет меньше магов), причем в роли агрессора должна выступать та часть, что будет ратовать за полное превосходство магов.
Сторонники чистокровности идеально подходили на роль агрессора. Все остальные сплотятся против них и в противовес дадут существам и права, и возможности, и все остальное, надо только помочь победить противникам чистокровных. Мировая война, идущая у магглов, выступала отличным примером и образцом того, что требовалось Рубеусу, только в меньших масштабах — в мире магов.
Оставалось только понять — как это провернуть.
***
Помог случай. Когда Рубеус притащил в Хогвартс юного акромантула Арагога, тот уловил нечто нехорошее, внушающее страх, идущее откуда-то снизу. В магических существах к тому времени Рубеус уже понимал больше иного профессора и быстро сопоставил факты. Василиск и Тайная Комната! Постепенно в голове Рубеуса оформилась интрига, многослойный шедевр в стиле Альбуса Дамблдора, который вполне дружелюбно относился к юному Хагриду.
Крестражи, бессмертие, тайны Основателей, вкус власти и убийство, угроза закрытия школы, еще один слух, запущенный специально, но внезапно оказавшийся правдой. Рубеуса, конечно же, никто не заподозрил — преимущества ношения маски туповатого и косноязычного: можно ляпать, как бы невзначай, никто потом и не вспомнит, что слух запущен Хагридом. Так оно и получилось, и юный Том Риддл отреагировал именно так, как требовалось: свалил все на Рубеуса с его «чудовищем» — Арагогом, разумеется, продемонстрированным заранее и как бы ненароком.
Потом была самая опасная часть — обвинение в убийстве ученицы Рэйвенкло Миртл Уоррен (которая, разумеется, оказалась в том туалете совершенно не случайно, так что в чем-то обвинение было верно). Но расчет Рубеуса оказался верен — акромантул не мог убить Миртл так, как она была убита, и это поняли те, кто вел расследование. В то же время требовалось найти виновного, и Хагрид выглядел идеальной кандидатурой. Его исключили из Хогвартса и — самое главное! — сломали палочку и навечно запретили владеть таковой. Это было тем, чего добивался Рубеус: в мире магов никто не заподозрит человека (и уж втройне не заподозрит тупого полувеликана), если у того нет палочки.
То, что Дамблдор отстоял Хагрида и добился для него места егеря возле Хогвартса, было лишь дополнительной вишенкой на торте. К тому времени Рубеус уже изучил все необходимое за пять курсов школы (хотя и учился только на третьем), так что основы были с ним, а дальнейшим самообразованием — факультативами и углубленным изучением каких-то областей, то, чем занимались на шестом и седьмом курсах, — он мог заняться в свободное от работы лесничим время.
Самое главное — теперь он мог влиять исподтишка, и его никто не заподозрил бы.
***
Единственное, что омрачило успех, — гибель отца. Не выдержал он новостей об отчислении сына и запрете владеть палочкой, ведь Рубеус не посвящал его в суть своих планов. На могиле отца Рубеус принес самому себе страшную клятву, что не допустит повторения трагедии отца, жизнь положит, но добьется и изменит мир, общество, всех вокруг.
***
Победа Дамблдора над Гриндельвальдом обозначила новую веху в плане Рубеуса. Нет, к победе он не имел никакого отношения, но внезапно нашелся предводитель условных сил Добра. Гриндельвальд выступал за идеи чистокровных и был другом Альбуса Дамблдора, но тот победил и сокрушил его. И при этом не стал убивать, лишь запер в тюрьме. То есть, если устроить побег Геллерту, то можно было развязать новую войну, как раз примерно в нужном Хагриду ключе. Альбус Дамблдор пожалел Рубеуса, и так далее, и так далее. При этом маски Хагрида он не разгадал, и это позволяло и дальше играть роль егеря, преданного Дамблдору телом и душой, и соответственно находиться поблизости, узнавать новости и влиять — при необходимости.
Также Альбус Дамблдор привез с собой Старшую Палочку, и Рубеус, почесав в затылке, починил с ее помощью свою сломанную палочку и надежно спрятал починенное у всех на виду. Тридцать дюймов добротного дуба, замаскированного под рукоять старого и потрепанного зонтика. Тот же принцип, что и с самим Рубеусом — создать видимость, выдать одно за другое. Не говоря уже о том, что зонтик теперь можно было, при надобности, использовать в роли короткой (для Рубеуса с его двенадцатью футами роста) дубинки.
Теперь нужно было подготовить врага и подготовиться самому.
***
Шли годы. Акромантулы под руководством Арагога наращивали численность в глубинах Запретного Леса. Рубеус тренировал магию, оттачивал умения, которые могли ему пригодиться в будущем, размышлял, чертил планы и готовился. Нельзя было делать ставку на одну лошадку, пускай и Темную, и Хагрид налаживал контакты, продолжая оставаться в маске туповатого полувеликана, лесничего Хогвартса. Только теперь на эту маску падал отсвет славы Дамблдора, победителя Гриндельвальда, и Рубеус умело пользовался этим фактом. Его считали «человеком Дамблдора» и полагали, что Рубеус действует по его указке, выступает орудием каких-то интриг Альбуса.
Продажа кое-каких растений и частей волшебных существ помогла ему наладить контакты в Лютном, деньги от продажи — подобраться к гоблинам, издревле обиженным на магов. С кентаврами он и так общался в Запретном Лесу, а домовых эльфов изучал, навещая кухню Хогвартса и поставляя туда свои тыквы. Главное было — не торопиться, и Хагрид не торопился, сдерживая сам себя, порывы молодости и желания действовать. Дамблдор помогал и в этом вопросе — общение с ним показывало, сколь много еще нужно выучить, понять, освоить, если Рубеус и вправду хочет изменить общество магов, пускай и оставаясь при этом в тени.
А затем Дамблдор стал директором Хогвартса — и вернулся Том Риддл.
***
Это была еще одна знаковая веха в плане Рубеуса. И то, что Дамблдор отказал Риддлу, и то, что тот в ответ проклял должность профессора ЗОТИ, и перемещение диадемы Рэйвенкло с крестражем в Хогвартс, и «приятели» Тома, которых Хагрид отлично рассмотрел в «Кабаньей Голове», куда заглянул как бы по дороге, пропустить рюмочку. Тринадцать лет назад Том Риддл был просто удобным кандидатом для интриг, но вот то, что выросло из того поступка, — о, оно превосходило все ожидания Рубеуса.
Сила, власть, влияние и то, что за Риддлом — полукровкой — беспрекословно следовали чистокровные из старых семей, причем маги вдвое старше Тома, — все это говорило о незаурядных способностях. Темные Искусства, конфликт с Дамблдором, крестражи — для которых требовались ритуальные убийства — все это подтверждало, что Том не сможет удержаться, будет действовать, и действовать кроваво. Также Риддл был британцем, практически своим, в отличие от того же Гриндельвальда, действовавшего на материке. При всей грандиозности замыслов Рубеус все же трезво оценивал свои силы — на войну в Британии он еще как-то мог влиять, но не более того. Не говоря уже о том, что Том был честолюбив, энергичен, молод, и за ним уже стояла какая-то организация, в отличие от Геллерта, которого мало того, что потребовалось бы освобождать, так еще и помогать потом с возрождением его могущества.
Поэтому Рубеус решил переключиться на новую цель.
***
И опять неспешно шли года, и так же неспешно развивались события. Рубеус не торопился и не вмешивался, ибо Том делал именно то, что требовалось — постепенно «подогревал» магическое общество. Все чаще раздавались возгласы о превосходстве чистокровных, организация Тома постепенно прибавляла в численности, Рубеус наблюдал и выжидал. Все шло по плану — организация сильных и умелых магов с харизматичным лидером, выступающая за права чистокровных и находящая все большую поддержку в определенных кругах общества. Тех самых кругах, к которым Рубеус с детства испытывал неприязнь, и которые, ну совершенно случайно, были наибольшими противниками задуманных Хагридом изменений.
В искусстве «случайностей» и выжидания у Рубеуса был наилучший учитель из возможных, то есть сам Альбус Дамблдор. Том молод и горяч, ему нужны действия, тем, кто за ним идет, нужны действия, и тем, кто поддерживает Тома, тоже нужны действия. Если тут и нужно было вмешиваться, то совсем чуть-чуть: придержать Министерство и не дать уступить сразу (увы, Дамблдор, демонстративно воздерживающийся от политики, тут был не помощник). Можно было, конечно, и вообще не уступать, но Рубеус делал ставку на власть и влияние — когда вот они, на расстоянии вытянутой руки, только протяни и сорви, кто же откажется?
***
Война, честно говоря, разочаровала и утомила Рубеуса. Все чаще ему приходилось вмешиваться исподтишка, пускать в ход свою тридцатидюймовую палочку, чтобы Министерство не сдалось сразу. Дамблдора все же удалось растолкать, и он создал Орден Феникса, куда Рубеус сразу же и вступил, но деятельность Ордена была вялой и мало результативной. Что Орден, что аврорат реагировали постфактум, на уже свершившиеся налеты Пожирателей Смерти. Когда же Рубеус несколько раз подкидывал им адреса убежищ Пожирателей, авроры и Орден не рисковали сразу кидаться в атаку и биться насмерть, и Пожирателям удавалось скрыться.
Единственное, что тут шло по плану — эскалация насилия. Не получив власть сразу, Том не сдержался, и его сторонники все чаще прибегали к насилию, убивали, ставили Метки, использовали Непростительные, собираясь взять власть силой. Казалось бы, в борьбе против такого зла магическое общество должно было бы сплотиться, авроры и Орден вполне были в состоянии задавить Пожирателей, а Дамблдор — победить Тома, ставшего Волдемортом. Не говоря уже об эксперименте по интеграции оборотней в магическое общество, который затеял Дамблдор (сам, все сам, Рубеус совершенно случайно мимо проходил, бормоча что-то под нос).
***
Но вышло все совсем иначе, и план Рубеуса едва не рухнул. Страх расползался по Магической Британии, обессиливая, лишая решимости, и маги вместо того, чтобы дружно взяться за палочки, забивались по углам. Этот же страх и желание оказаться на стороне победителя, вкупе с Империусом и влиянием старых семей, поддержавших Тома, привели к тому, что его влияние на Министерство медленно, но неуклонно расширялось. Старания Хагрида помогали сдерживать распространение влияния, но не более — захват власти Томом был практически неизбежен.
Ответная эскалация насилия Министерством и указ, дающий правом аврорам применять Непростительные, не только опоздали, но еще и странным образом придали Пожирателям легитимности. Поставили их на одну доску с аврорами.
Можно было… да много чего можно было. Дать Тому забрать власть и перейти на нелегальное положение, партизанить вместе с Орденом несколько лет, пока общество не дозреет до перемен и свержения власти Пожирателей. Можно было выйти из тени и начать действовать самому. Можно было ударить в спину Дамблдору и, забрав Старшую Палочку на правах хозяина, просто перебить всех Пожирателей вместе с Волдемортом в рамках мести за Альбуса или просто оставаясь в тени. Проблема заключалась в том, что во всех этих планах были изъяны и недостатки, как правило, требующие для исправления прямого вмешательства Хагрида и раскрытия инкогнито.
Это был серьезный удар, но опять выручил случай.
***
Пророчество! Да какое!
Теперь оставалось только аккуратно все подготовить, обронить там и сям пару фраз, аккуратно подтолкнуть кого нужно (особенно Сириуса) и потом занять место в первом ряду, аппарировав в Годрикову Лощину заранее. Можно было, конечно, поработать и с Лонгботтомами, но Рубеус решил подстраховаться, учтя в своих расчетах признания Северуса о том, сколько тот подслушал из Пророчества и кому разболтал. Разумеется, Снейп не вспомнил этого маленького эпизода, зато, услышав о Лили Поттер и решении Волдеморта, примчался к Дамблдору с просьбой спасти «любовь всей его жизни», тем самым подав сигнал Хагриду по запуску остальной части плана.