— Послушай-ка, любезный господин чародей, — осторожно обратился Годрик к Элазару. — Куда это мы идем? Ты гляди, знаю я эти ваши ведьмовские штучки. Вы, конечно, в колдовстве известные умельцы, но я тоже не лыком шит: моя волшебная палочка при мне, да и верный меч никогда еще меня не подводил. Помнится, в сарацинских землях кровь колдунов вроде вас не раз обагряла мой клинок.
Бени испуганно спрятался за Реувен.
— Твои опасения напрасны, господин мой рыцарь, — сказал Элазар через плечо. — Мы идем всего лишь на постоялый двор. Там у меня припрятаны повозка и лошадь; там и заночуем, а с рассветом двинемся в путь.
Реувен ненадолго очнулась от горестных дум.
— Разве не лучше выйти из Лондона прямо сейчас? Я ни мгновения более не хочу оставаться в этом злосчастном городе.
— Ну и глупость же ты сморозила, ведьмочка, — хохотнул Годрик. — Где ж это видано, чтобы из города ночью выходили? Ворота-то уже закрыты. Теперь уж, хочешь не хочешь, до утра придется тут куковать.
Элазар завидел огни постоялого двора и замедлил шаг, опасливо оглядываясь по сторонам.
— Наш приятель рыцарь прав: до рассвета город нам не покинуть, — подтвердил он. — Но у сарая, что я снял на постоялом дворе, хорошая крепкая дверь и железный засов, и, если хочешь, мы попробуем наложить поверх защитные чары. Даст Бог, переночуем в безопасности; поедим и наберемся сил перед дальней дорогой. Тебе не о чем тревожиться, Реувен.
— Ровена? — не разобрав, переспросил Годрик (имена чистокровных магов были для него в новинку). — Знавал я одну леди Ровену, хорошая была женщина, жена лорда, добродетельная и благочестивая. Бросила мне свой рукав, когда я выступал на турнире в замке ее супруга…
Элазар быстро сказал, чтобы не дать Реувен возразить:
— Да-да, Ровена — так зовут мою спутницу, и, могу тебя уверить, сэр рыцарь, она не менее добродетельна и благочестива, чем та знатная госпожа, которую ты знал.
— Вот как, — сказал Годрик, посмотрев на Реувен уже с большим интересом — правда, ничего толком не рассмотрел, потому что она низко опустила на лицо край своего покрывала. — Ну, а я, стало быть, Годрик Гриффиндор, младший сын доблестного сэра Вульфрика Гриффиндора, дружинника батюшки нашего доброго короля. А не знаю ли я тебя случаем, господин чародей? Что-то лицо твое больно знакомое… Хотя, может, я и спутал тебя с кем-нибудь: я ж, пока ходил с паломниками в Святую землю, таких как ты, чернявых, ух как навидался.
Элазар благоразумно промолчал. Они уже приблизились к тому самому сараю на постоялом дворе, о котором он говорил. Хозяина, к облегчению Элазара, было не видать — верно, прислуживал гостям в трактире, расположенном тут же, на постоялом дворе — и Элазар, достав палочку, легонько прикоснулся ею к тяжелому висячему замку на двери. Замок открылся и упал на землю, а дверь сарая отворилась.
— Вот так да-а-а, — не сдержал своего восхищения простодушный Годрик. — Видать, силен ты, господин чародей! Мне бы так любые двери отворять!
Бени тихонько хихикнул: ему показалось забавным то, что рыцаря настолько поразило простенькое заклинание, которым купцы с Косого рынка запирали и отпирали свои лавки каждый день.
Засветив крохотный огонек на конце волшебной палочки («Ну, это и я умею», — похвастался Годрик, донельзя довольный, что кое в чем не уступает чистокровным магам), Элазар вошел в сарай, и за ним вошли остальные. Сарай оказался небольшим, но сухим и теплым, убранным; пол был земляной, чисто выметенный, на полу лежали соломенные тюфяки; душно пахло скотом, соломой и навозом, но не смрадно, а, наоборот, даже как-то уютно. Похоже, постоялый двор и впрямь был хорош. У стены, противоположной той, у которой лежали тюфяки, дремали, опустив головы к яслям, крепенькая лошадь Элазара и чей-то мохноногий, густогривый одер. Дальше, за кругом света, темнела крытая промасленным холстом, стянутым веревками, повозка.
— Вот и славно, — крякнул Годрик, плюхаясь на один из тюфяков, — славный рыцарь даже и не заметил, что никто из колдунов вовсе не предлагал ему заночевать вместе с ними. — Хороший сарай, стены не сырые и с крыши не каплет. Доводилось мне ночевать в местах куда поплоше этого, — он развалился на тюфяке и принялся возиться с сундуком, пытаясь его открыть: Годрику не терпелось узнать, что же там внутри.
Элазар, стоило ему только войти, кинулся к своей повозке — проверять, все ли его книги и магические инструменты, заблаговременно вывезенные им из лаборатории в замке лорда, в целости. Бени, озябший в своей куцей курточке во время их бегства по ночному Лондону, подсел к огню, который Годрик развел в очаге заклинанием, а Реувен, прикрыв за собой дверь, села чуть поодаль. Ей не хотелось ни видеть кого-либо, ни говорить; перед глазами всё еще стояли клубы пыли, полетевшие им в лицо, когда они с Элазаром попытались подняться обратно в иешиву, и потом, когда они выбрались на поверхность другим ходом, — развалины того, что было ее домом, обломки стен и кровли, погребшие под собой отца Реувен и всех, кто был тогда вместе с ним в иешиве. Тоскливый ужас и мучительное, жгучее горе сжимали ее горло. Реувен думала о том, как это случилось, как вообще могло случиться нечто подобное с ними, богоизбранными магами, наделенными чудесной силой; почему они, все эти почтенные купцы, ростовщики, ученые книжники, вдруг оказались беспомощными перед кучкой фанатичных монашков и толпой городской черни.
И еще один вопрос не давал ей покоя: что за заклинания, которые не узнал Бени и никто из них, были ведомы Ноэлу из Лонгботтома? Что за тайное знание, неизвестное им, чистокровным магам, открылось этому деревенщине-самоучке? И почему ни Эшбаал Блэк, ни другие маги не смогли себя защитить?
— Скажи, рыцарь, ты видел, как Ноэл из Лонгботтома творил заклинания? — спросила Реувен, нарушив долгое молчание.
Годрик и так и этак вертел сундук, тщетно пытаясь его открыть.
— Видел ли я? Хо-хо! Еще как видел! Еле ноги унес, — ответил он со смехом. — Этот треклятый юродивый убил подо мной боевого коня и едва не убил меня, чтоб его черт унес в самую Преисподнюю. Насилу я отбил его заклинание.
Реувен насторожилась.
— Чем отбил?
— Известно чем — чем всегда отбивают в бою, пратегой, — сказал Годрик. — Тоже мне, чистокровная ведьма, а таких простых вещей не знаешь.
— Какой еще пратегой, — нахмурилась Реувен. — Ты, верно, имеешь в виду «Протего»? Защитное заклинание?
— Ну да, я и говорю. Как же этот сундук открывается? Проклятье… — пропыхтел Годрик.
— В таком случае, почему Эшбаал Блэк и остальные не отразили магическую атаку этим же заклинанием? — задумчиво пробормотала Реувен себе под нос.
— Я же рассказывал: они будто потеряли дар речи, дедушка Эшбаал и остальные, — подал голос Бени. — Этот монах сказал что-то — и у всех будто языки отнялись. И у меня тоже. Я даже думать почти не мог, вот как.
Реувен прижала пальцы к вискам.
— Я не понимаю, — простонала она. — Я просто не могу постичь, каким образом Ноэл из Лонгботтома узнал то, чего не знаем даже мы. Неужели в соборных и монастырских школах учат чему-то, что нам неведомо?
— Не думаю, — хмыкнул Годрик. — Этот длиннорясый, Невилл или как там его, когда махал палочкой, кажись, орал всё, что взбредет ему в голову: и на латыни, и по-нашему, всё вперемешку. Я слышал, как он вопил: «Остолбеней!» Остолбеней, представляешь? Ну и заклинаньице, курам на смех. Я, понятное дело, в ваших книжных премудростях не шибко разбираюсь, да и ни к чему они мне, но и то соображаю, что не может быть таких дурацких заклинаний. И если вопить что ни попадя и размахивать палочкой во все стороны, то ничего не выйдет. Надо особые слова знать, латинские, — только в них есть сила. Недаром же и Священное Писание на латыни придумано.
Реувен фыркнула, поразившись такому наивному невежеству.
— Священное Писание всего лишь переведено на латынь, — начала было она, но тут дверь сарая распахнулась, и на пороге появился грузный багроволицый мужчина, в котором Элазар узнал хозяина постоялого двора.
— Эвон, сколько вас, — проговорил он, хмуро оглядывая постояльцев. — Набились, как тараканы. Ты, черномордый, — он ткнул толстым пальцем в сторону Элазара, — я брал с тебя плату за одного, а ты притащил еще троих! Да вдобавок и сумки какие-то, и сундук, — он воззрился на сундук, с которым сражался Годрик. — Что это у вас там? Уж не скупщики ли вы краденого? — хозяин прошествовал в сарай, сверля Элазара недобрым взглядом из-под клочьев бровей. — Я сразу заподозрил неладное, как твою нехристеву рожу увидел, — сообщил он. — Знаю я вас, христопродавцев, — с вами держи ухо востро.
— Я добрый христианин, — подчеркнуто-учтиво возразил Элазар. — Мы с моими почтенными спутниками отправляемся в дорогу, вот почему и взяли с собой столько…
Хозяин перебил Элазара:
— Добрый христианин! — расхохотался он. — С такой-то рожей! Да у тебя, приятель, на лбу написано, что ты из этих, из магов, тьфу, пакость, — хозяин сплюнул. — Ну-ка, покажи, что там у тебя в сумках. Сдается мне, давеча я продешевил — вон у тебя сколько добра. Делись давай — не то кликну ночную стражу, вдруг вы разбойники какие, притащили сюда добычу, награбленную у честных людей.
Элазар забегал глазами. Он понял, что хозяин почуял поживу, и теперь так просто от него не отвяжешься. Элазар раздумывал, каким бы заклинанием его обезвредить, — но пока он медлил, Годрик приподнялся, быстро достал волшебную палочку и запустил в хозяина Петрификус Тоталусом.
— Ну, теперь он уж точно не побежит за ночной стражей, — ухмыльнулся Годрик. Он взялся за ноги обездвиженного хозяина, оттащил его в угол и закидал соломой. — Пускай полежит тут, — удовлетворенно сказал Годрик. — Утром расколдуем. А если не бросит свои козни, так я его вон — поленом пристукну, — Годрик кивнул на поленницу, стоявшую неподалеку, — после такого он еще долго не очухается. Эй, парень! — крикнул Годрик в дверь проходящему мимо слуге. — Принеси-ка нам вина и еды! Да гляди, неси всё самое лучшее: твой хозяин так распорядился.
Элазар убрал свою палочку обратно и окинул Годрика заинтересованным взглядом.
— Сэр рыцарь, — произнес он вкрадчиво, — верно ли то, что ты владеешь магическим искусством?
— Не, в искусстве мне надобности нет, — ответил Годрик. — А вот пару-другую полезных для моего ремесла заклинаний знаю; и если что — могу и мечом себе подсобить. Он у меня тоже волшебный, из чистого серебра самим королем гоблинов откованный. Может, кто и скажет, что я его у гоблинов украл — так вы не верьте, мало ли что брешут.
Элазар пропустил разглагольствования простоватого рыцаря мимо ушей. Подождав, пока слуга — он оказался на удивление расторопным — оставит им еду и питье и скроется за дверью, Элазар подступил к Годрику:
— Как ты уже, верно, слышал, доблестный сэр Годрик, мы отправляемся в дальнюю дорогу, — сказал Элазар. — И в нашем долгом, многотрудном и опасном пути нам весьма пригодился бы такой человек, как ты — сильный и отважный рыцарь, да еще и владеющий магией. Лорд, который взял нас на службу, — к нему-то мы и идем — щедро одарит тебя в конце пути, а я со своей стороны могу обещать хороший стол и ночлег в дороге.
Годрик свел к переносице светлые брови, раздумывая над предложением Элазара.
— Послужить можно, — ответил он. — Я не раз охранял паломников в пути на Восток к святым местам, да и с купцами из ваших имел дело, так что мне не впервой продавать свой меч и волшебную палочку — лишь бы в цене сойтись. Только вот что… Из квартала волшебников мы сбежали вместе, вместе нам и награбленное делить, — Годрик поднял с пола сундук и протянул его Элазару. — Открывай. Поделим по справедливости: половину — мне, половину — тебе; баба и малец не в счет. Я честный человек, не чета тому прощелыге, — Гриффиндор презрительно пнул хозяина постоялого двора, укрытого соломой, — я обирать тебя не стану.
На тонких темных губах Элазара зазмеилась улыбка.
— О, сэр рыцарь, боюсь, ты сам откажешься от своей доли, когда увидишь, что в этом сундуке, — заверил он и, достав палочку, проговорил: — Аллохомора!
Крышка сундука откинулась, и глазам Годрика открылся ворох испещренных неведомыми знаками, прямо-таки рассыпающихся от старости свитков. Горькое разочарование отразилось на простодушном лице Годрика.
— Ну и ну, господин чародей! — воскликнул он. — Ваш квартал так и нашпигован золотом, дорогими тканями и пряностями, а вы ухитрились вытащить оттуда только этот ни на что не годный сор? Ты гляди, гляди, они ж даже не новые!
Элазар отобрал у него сундук.
— Эти магические тексты, сэр рыцарь, стоят больше, чем всё золото и драгоценности Косого рынка, — заявил он.
Годрик посмотрел на Элазара взглядом, каким смотрят на блаженных — с презрением, смешанным с жалостью.
— Может, оно и правда, — наконец согласился он. — Когда я учился в соборной школе святой Авроры (куда меня папаша, чудак старый, определил), то видал в библиотеке ветхие такие книжищи, над которыми братья-аврориты тряслись, будто они из чистого золота. А по мне так глупости всё это, баловство. Что проку от этих книг да свитков? Ты не подумай, господин чародей, я не то что иные невежды — я грамоте обучен: имя свое начертать умею и «Отче наш» наизусть прочесть могу без запинки. Но всё ж-таки не спорь: книгами ни голод не утолишь, ни от врагов не отобьешься. Хотя… — тут Годрик задумался, — иными такими книжищами если кого шандарахнешь — точно прибьешь, — он от души рассмеялся. — Так что, господин чародей, забирай свои свитки себе, а мне за службу платить будешь звонкой монетой да добрым элем.
— По рукам, — легко согласился Элазар, большой мастер давать пустые обещания.
========== Глава 5. В дороге ==========
— Разве ж это конь? Это не конь, а какой-то боров, — ворчал Годрик, ведя за собой в поводу одра — расчетливый Элазар прихватил его с собой, когда с первыми лучами солнца они покидали постоялый двор. — Не таков был наш уговор, господин Слизерин, — попенял ему Годрик. — Ты обещал раздобыть мне доброго жеребца, а этот коняга, кажись, даже под седлом ходить не умеет.
Элазар скосил глаза. Пока они шли, он старался держаться поближе к Гриффиндору, без устали льстя легковерному рыцарю и терпеливо выслушивая его однообразные воинские байки.
— Я непременно приложу все усилия, чтобы достать для тебя настоящего боевого коня, достойного такого славного воина, как ты, сэр Годрик, — пообещал Элазар. — А одер нам пригодится: будем подменять им мою кобылу, чтобы та не уставала и чтобы нам не приходилось часто останавливаться; а если будет нужда — сможем выручить за одра хорошую цену.
— Так-то оно так, — со вздохом согласился Годрик. — Ты, господин чародей, как я погляжу, человек сметливый и оборотистый. Но всё же тоскливо мне топать на своих двоих. Сам посуди, что я за рыцарь без скакуна? Эх, чтоб его черт удавил своим хвостом, этого Ноэла из Лонгботтома, его и всю его шайку! Мало того, что жеребца моего погубил, так еще и без седла меня оставил, и без сбруи. Напомни-ка, господин Слизерин, рассказывал ли я тебе, как я отбил это седло у сарацина в честном поединке? — и, не дожидаясь ответа, он начал: — Ну так слушай. Дело было так…
Элазар изобразил на своем лице живейший интерес. Реувен осуждающе покачала головой: она видела, что Элазар бессовестно хитрит, очаровывая простодушного рыцаря так же, как еще недавно очаровывал ее саму, и это ее коробило. Разумеется, Реувен понимала, что намного безопаснее путешествовать под защитой опытного воина, да еще и боевого мага, и Элазар прав, делая все возможное, чтобы удержать Годрика Гриффиндора рядом с ними. Но вместе с тем Реувен ничего не могла поделать со своей совестью: ей претила сама эта способность Элазара находить подход к кому угодно, будь то ученый книжник, как ее отец, или невежественный магглорожденный рыцарь. В глазах Реувен в необычайном и поистине полезном таланте Элазара всё-таки проскальзывало что-то бесчестное. Она убеждала себя, что учитель Абигдор, ее отец, желал бы, чтобы Элазар принял участие в создании их бейт-мидраша; на первых порах — это признавала даже Реувен — они не обошлись бы без человека, умеющего учтивым обхождением и красноречием склонять нужных людей на свою сторону, способного раздобыть любые средства и оставаться на плаву даже в самые трудные моменты, когда у самой Реувен или у ее отца уже опустились бы руки. Но, несмотря на все ее старания, Реувен не удавалось восстановить мир в своей душе. Ее не покидало ощущение, что и она сама — так же, как сейчас этот рыцарь, — была соблазнена и обманута Элазаром, задумавшим использовать ее для каких-то своих, одному ему известных целей. Куда Элазар ведет их? Где он, этот неведомый Хогвартс, этот Аргайл, о котором не слышал никто, кроме Элазара? Не слишком ли хороша далекая земля, где маги живут в довольстве и благоденствии, чтобы быть правдой? Пускай Реувен и не желала признаваться в этом самой себе, но ее обижало равнодушие, с каким Элазар, заручившись ее поддержкой, теперь обходился с нею — и в душе Реувен невольно поселялись сомнения.