После завтрака парни занялись разгрузкой машины, прихватив с собой Тома, а я расстелила на травке за кухней «пенку», утащила у шефа ноутбук и углубилась с составление плана отчета. А то Палыч потом с живой не слезет. Солнышко начинало уже ощутимо припекать, когда я заставила себя разогнуться и похрустеть шеей. Знаю, что неправильно и даже опасно, но так после этого хорошо…
- Даша, все нормально? – голос Тома, раздавшийся из-за спины, заставил меня оглянуться и разогнуться окончательно, поднявшись на ноги.
- В смысле? Шея? Да, нормально – она всегда так хрустит.
- Я не отвлекаю тебя от работы? Я…
- Том, е-мое, ну, чего ты как неродной? Не отвлекаешь! А даже если и отвлекаешь – тебе можно, - я прищурилась, поднимая на него глаза. Солнце стояло у него за спиной, создавая вокруг головы светлый ореол и нещадно слепя глаза. – Меня даже полезно отвлекать.
Я собрала коврик, вернула ноут шефу, заодно отпросившись до вечера – в конце концов, мне положен полноценный выходной! Но, ввиду скорого приезда практики, придется ограничиться хотя бы сегодняшним днем…
Оставив Тома собираться в первый выход «в местные люди», то бишь в деревню, я быстренько сбегала на реку – отмываться от дорожной пыли и дождевой грязи. Ледяная вода быстро согнала с меня пелену усталости и привела мозг в боевую готовность. Ох, лучше бы она этого не делала… Голова тут же заполнилась мыслями, которые заскакали со скоростью укуренных тараканов.
Том в лагере. Я о таком мечтать не могла. Точнее, могла, конечно, но мечта и реальность – две большие разницы. И реальность оказалась куда интереснее мечты… Том приехал в отряд. Он живет в моей палатке. Более того, я сейчас потащу его в магазин за красным вином и сладостями – по старой отрядной традиции возвращение из разведки сопровождается небольшим банкетом. А потом самые стойкие идут смотреть на звезды над рекой. И тут главная задача – дойти до реки и не собрать ничего в зарослях папоротника.
Я забросила свежевымытые волосы за спину, инстинктивно дернувшись от их холода, и потянулась за висящим на ветке полотенцем. Краем глаза я заметила высокую фигуру, стоящую у края леса. Вот епт твою мать, а! Откуда ты тут взялся, я же не сказала, что на речку иду!
Том вышел из тени деревьев и направился в мою сторону. Я почувствовала себя безумно неуютно и быстро завернулась в полотенце, покраснев до кончиков волос. Да почему я так реагирую?! Сколько раз с нашими парнями на одном пляже вместе купалась – и пофиг было! Интересно, он долго там стоял до того момента, как я его заметила?..
- Даша, извини, что мешаю…
Вот это номер! А у тебя-то почему уши пылают?!
- Что-то случилось? – я подоткнула полотенце, придумывая, куда бы спрятаться, чтобы натянуть рубашку и шорты. Не в лес же бежать, честное слово!
- Андрей Павлович тебя искал, вот я и… - Том отвернулся, давая мне возможность быстренько натянуть на себя белую мужскую рубашку, спертую мной у бати и больше смахивающую на платье, и шорты, сделанные из обрезанных джинсов. Рубашка тут же намокла и сквозь нее стал отчетливо виден купальник. Что одевалась, что не одевалась…
Поймав на себе взгляд Тома, я покраснела еще сильнее и отвернулась, быстро собирая вещи в пакет. Мы пересекли лес, причем я шла впереди и старалась не оглядываться – я жутко смущалась, ловя на себе его взгляды. Давно меня так не накрывало, ой, давно…
Шефу я понадобилась исключительно для того, чтобы вручить мне список «необходимых мелочей», заглянув в который, я почувствовала себя ломовой лошадью. Даже если я Тома нагружу по полной программе, мы столько не утащим! Не машину же гнать, да и вода еще не сошла – вон как хлюпает замечательно, почти по щиколотку сапога! Придется идти не по лесу, а по дороге, а это дальше почти в два раза…
В итоге мы прихватили с собой Алису и отправились на охоту за вкусностями. Вернувшись в лагерь, я перетащила свои вещи в Алискину палатку и самым наглым образом завалилась спать. Ни Том, ни перспектива схомячить чего-нибудь из принесенного не могли по привлекательности сравниться с крепким сном после буйной дороги и неожиданной встречи.
Разбудил меня звук рынды. Три удара такой силы и звонкости, словно этот колокол висит у тебя над головой.
Я заставила себя подняться, завязать волосы в хвост и выбраться из палатки. Расчесать их еще надо бы, а то Том подумает, что мы совсем тут дичаем… Да, хотя, пусть думает! Потому как это недалеко от истины.
На ужин был плов. Вот хоть убейте, но я за восемь лет активной археологической практики не смогла освоить премудрость приготовления этого блюда на костре. Обязательно или сожгу, или не доварю. Так что за плов всегда отдувалась Алиса. К плову был салат из капустки, которым я с увлечением захрустела.
Спустя минут двадцать, когда по телу растеклась приятная сытость, я заставила себя оторвать пятую точку от лавки и помочь Лисе с посудой. Приведя кухню в божеский после набега голодного отряда вид, мы направились в чадыр, где мальчики уже разожгли костер. Несмотря на дневную жару, в темнеющем ночном воздухе висела влага, и я сгоняла до палатки, вернувшись уже с курткой и гитарой. Я - не я, если сегодня не буду петь до одури, пока не заткнут.
К уютно горящему огню постепенно подтянулся весь отряд. Мы с Лисой, как пока единственные девочки, вольготно расположились на женской половине чадыра и лениво наблюдали за тем, как шеф устраивает моральную головомойку Сереже за кривые фотографии раскопа. А я говорила, как камеру держать нужно, но я же женщина, чего меня слушать…
Потом был чай с травами и паленые зефирки, горящие, почему-то, ярко-голубым пламенем.
Слопав свою порцию, я потянулась к шестиструнной подруге и пробежала пальцами по струнам, проверяя звучание. Нормально, чуть-чуть совсем подстроить надо. Вытянув ноги в сторону выхода, я оперлась на Алискину спину и стала потихоньку подбирать мелодию. Хотелось что-нибудь уже спеть, но мысли не шли – прямо напротив меня сидел Том, поджав ноги, и наблюдал за моими действиями сквозь язычки огня и отбрасываемые им отсветы.
- Дашик, спой «Королевну»? – Лиса запрокинула голову, положив ее мне на плечо. Я ощутила приятную тяжесть и улыбнулась. Лиска-Алиска. Родная моя, хорошая моя девочка. Безнадежный ты мой романтик… Я пробежала пальцами по струнам и тихонько запела. Мне до Хелависы, конечно, как до Луны на велосипеде, но все же…
Выводя волшебные слова песни, я чувствовала, как она дышит, впитывая каждое слово. Это действительно волшебная песня – почему-то каждый раз, когда я ее пою, происходит что-то очень хорошее…
Я ощутила, как Лиса глубоко вдохнула, и в следующую секунду услышала ее голос, сливающийся с моим:
Где-то бродят твои сны, королевна;
Далеко ли до весны к травам древним…
Только повторять осталось - пара слов, какая малость -
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье…
Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Больно ранит твоя милость, как стрела над тетивою;
Ты платишь за песню луною, как иные платят монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…
Ты платишь за песню луною, как иные монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…
Я закончила мелодию и тоже запрокинула голову, укладывая ее на плечо Алисе. Так хорошо…
- Даша, мы требуем еще! – шеф протянул руку за чайником, но резко отдернул ее, заковыристо выругавшись. Правильно, а чего хвататься за чайник, стоящий на треноге над костром?!
- Ну, а чего требуете-то? – я подняла голову и прищурилась, оглядываясь на разливающего чай Палыча.
- А давай про того, чьи символы у нас на чадыре!
- Про Тамерлана, что ли? – я оторвалась от Алискной спины и подобрала ноги – от входа ощутимо тянуло холодом.
- Давай! – шеф широким жестом указал на кружки. – Налетайте!
Два раза просить не пришлось. Урвав каждый себе по кружке, мы принялись разорять чашку с мармеладками – теперь настало их время!
Дожевав и допив, я уселась по-турецки и снова взялась за гитару. Странная какая-то у меня сегодня история про Тамерлана получилась… Как будто не я пою, слова как в пустоту улетали… Выведя последний аккорд я на секунду зависла, глядя на гриф, а потом заиграла снова. Я эту песню не играла с того момента, как развелась с Артемом – слишком много воспоминаний. А тут накрыло…
Ой, да на что, на что сдалась я ему? -
Словно нож, он остер и резок;
Вышивают небесную тьму
Пальцы тонких ветреных лезвий…
Я пропела эти слова и поймала на себе удивленный взгляд Алисы. Не смотри на меня так, не смотри! Не знаю я, какого дьявола! Просто хочу петь.
Замолкнув, я отложила гитару, залпом допила чай и под недоуменными взглядами народа выбралась из чадыра. Не надо за мной сейчас идти, не надо. Никому. Алиса не пойдет, она понимает, что к чему. Парни – тоже. Том… даже если пойдет, не найдет меня. Да и сомневаюсь я, что он пойдет среди ночи по мокрому лесу на реку. А я пойду.
Посоветуюсь с матерью-Катунью. Кто мне еще подскажет?..
Мокрый папоротник неприятно бил по рукам и мочил штанины, но я не обращала внимания. Выйдя на берег, я поплотнее закуталась в куртку и пошла по кромке воды. Катунь шумела, неся мусор в мутных водах, ставших после прошедшего дождя серыми. Сквозь резину сапог я чувствовала их холод, но не спешила выходить на берег, мысленно задавая реке так интересующий меня вопрос.
Набрав в легкие побольше воздуха, я тихонько запела не получившуюся сегодня песню. И сейчас, без гитары, под аккомпанемент Катуни, она вышла гораздо, гораздо лучше. Я снова, как и всегда, когда ее пела, увидела перед глазами кибитки и костры, коней и грозных воинов-степняков, прекрасного, сильного мужчину, с которым обручена костром…
- Обручью костра навеки верна - тебе не сестра, тебе не жена… - я выдохнула эти слова и улыбнулась сама себе, чуть опустив голову. Спасибо тебе, Великая река. Спасибо за то, что выслушала свою блудную дочь. Спасибо, что дала совет. Я постараюсь понять его.
Надо мной висели звезды. Огромные, близкие, яркие… Луна лениво вышла из-за тучки и нарисовала на кажущейся черной в ночной темноте глади воды серебристую дорожку, на которую мне неистово захотелось запрыгнуть и пойти туда, в небо, к звёздам…
Я вышла на берег и подняла голову, подставляя лицо лунному свету. Как же это потрясающе здорово – стоять в его лучах и смотреть, как ночная Небесная хозяйка рисует светлые дорожки на воде и камнях…
Я не слышала шагов, а как-то сразу, неожиданно обнаружила, что нахожусь в кольце знакомых рук. Том. Все-таки нашел. Первым желанием было вырваться и отскочить, но оно быстро схлынуло, уступив место другому, которое я и осуществила. Я откинулась назад, оперевшись головой и плечами ему на грудь.
- Зачем ты пошел за мной? – мой голос звучал глухо, как-то незнакомо. Не таким голосом я песни пою…
- Я не хотел, чтобы ты оставалась одна. Алиса сказала, что это бывает, и тебя не нужно искать, но…
- Я бы сама вернулась – я тут каждый куст знаю, - развернулась к нему лицом и внимательно посмотрела в глаза. Мы стояли в полосе лунного света, и я отчетливо видела каждую чёрточку его лица, казавшуюся еще четче и резче. А руки он так и не опустил. Да и мне этого не хотелось бы, честно говоря…
- Не важно. Я же к тебе сюда приехал, - голос Тома отдавался у меня в голове, словно гитарный аккорд. Какой же ты все-таки…
- Вот вы где! Дашка, давайте кончайте секретничать, там вино стынет!
Я убью этого человека. Своими руками.
- Сережа, с каких пор тебе нужно мое присутствие, чтобы открыть выпивку?! – я нехотя высвободилась и вышла навстречу стоящему у кромки леса мужчине. – Открывайте, мы сейчас.
- А фонарь?
- Сережа, вали давай в лагерь! Мне фонарь не нужен! – я ни с того ни с сего разозлилась не на шутку. Твою мать, почему этот человек вечно отравляет мне жизнь?! Вот за каким хреном он сюда притащился? Ну, явно не для того, чтобы позвать на вино, из которого, кстати, мы глинтвейн варить собрались!
- Чего орешь-то? Оглашенная!.. – он обиженно дернулся и исчез в темноте леса.
Я злобно посмотрела ему в след и снова ощутила тяжесть руки на своем плече.
- Даша, может, и правда вернемся? Холодно, ты замерзнешь…
Голос Тома каким-то невообразимым образом заставил мою злость сначала ослабнуть, а затем и совсем улетучиться. Я оглянулась и кивнула, улыбнувшись против воли. Ну, невозможно просто на него смотреть иначе!
- Давай руку! А то кувыркнёшься еще в темноте… - я протянула Тому ладонь.
- Я? С чего бы? – он усмехнулся, беря меня за руку.
- С того, что я тут каждый камень знаю, а ты нет. Я вообще не понимаю, как ты меня так быстро нашел!
- Интуиция!
Мы как-то дружно рассмеялись и скрылись в темноте леса, в той самой темноте, которая недавно поглотила Серегу.
========== 8. Народная медицина и ее последствия. ==========
- Том, прекрати выпендриваться и надень рубашку! Обгоришь же – солнце в зените! – я разогнулась и откинула со лба упавшие волосы. Том, сегодня стоящий на отвале, воткнул лопату в рыхлую, свежеразровненную землю и улыбнулся мне.
- Даш, все хорошо. По такой жаре в рубашке работать – самоубийство!
- Блин, ты через полчаса сгоришь! – я спрыгнула с каменной насыпи кургана и подняла сброшенную Томом рубашку с треноги нивелира. – Надень!
- Даш, да не хочу я! Или тебя что-то смущает? – улыбка Тома становится хитрой, и я чувствую, как во мне растет гнев и смущение одновременно. Да, смущает! Во-первых, через полчаса он реально сгорит и будет мучиться с обгоревшими спиной и руками, а во-вторых… Блин, не могу я спокойно на него смотреть! И если бы только я!
Том уже больше недели обитает в нашем лагере. Позавчера приехали девчонки-старички, и он стал главной достопримечательностью экспедиции. И Анка, и Юлька тут же начали строить ему глазки, но он игнорировал их с поистине аристократическим спокойствием и вежливостью. А вчера отобрал у меня треногу от нивелира, заявив, что она слишком тяжела. Твою мать, восемь лет таскала, даже на обожженных плечах, а тут резко тяжелая стала! Девчонки, естественно, тут же решили, что у нас с Томом роман, и прилипли с вопросами почище банных листов. Пришлось посылать подальше не самым корректным образом. Теперь еще и рубашка эта. Вот нафига ты меня провоцируешь?!
- Меня смущают скорые последствия такой вот твоей работы. Это я уже обгорела и шкуру скинула, а ты у нас…
- Успокойся. Может, я тоже хочу почувствовать себя змеей? – в глазах Тома танцевали искорки смеха.
Зараза. Ты прекрасно понимаешь, как я себя чувствую под взглядами отряда, так еще и провоцируешь ситуацию!
- Сгоришь – лечить не буду!
- Договорились!
Я кинула рубашку обратно и демонстративно повернулась спиной, возвращаясь на свое место на раскопе. Закончить бы зачистку насыпи до обеда – немножко осталось совсем, отфотографировать и разбирать уже эти камушки. Интересный курган, очень интересный! Во-первых, здоровенный – почти пятнадцать метров в диаметре. Во-вторых, вершина у него внутрь не провалена, значит – не грабленый. В третьих, он покрыт крупными круглыми камнями, что является признаком женского захоронения. С учетом размеров - или это очень знатная женщина, или у пазырыкцев* не хватило грубообломочных** камней, что очень навряд ли. В любом случае будет интересно посмотреть, что там внутри.
Вопль Юльки, возвещающий начало перерыва перед последним предобеденным рывком, заставил меня разогнуться и широким шагом двинуться в тень стоящих неподалеку деревьев. Солнце нестерпимо жгло, добираясь до кожи даже сквозь ткань футболки. Я плюхнулась на траву и растянулась на ней во весь рост, прикрыв лицо бейсболкой. Все. На десять минут меня нет, а потом дочистить, и на речку – смывать пыль веков, осевшую на меня с утра и продолжающую оседать с каждым взмахом кисточки.
- Тут свободно?
Мою бейсболку бесцеремонно сдвинули с места и уложили рядом на траву.