— Сколько вам лет? — вырвалось у Эггзи. Харт пожал плечами:
— Наверняка даже больше, чем вы думаете, Эггзи. Но поверьте мне, возраст не имел для меня значения.
Почему-то Эггзи поверил. Он опустил глаза на ноги Харта, его неподвижные руки, бледные кисти, сложенные на подлокотники кресла и пристегнутые ремнями.
Наверное, он потерял подвижность недавно. Его тело не выглядело как тело человека, который давно не пользовался своими конечностями. У Харта были крепкие руки и плечи, подтянутый живот и сильные на вид ноги.
Эггзи должен был заметить раньше. У инвалида было тело тренированного военного. Оружие, которым никто не пользовался.
— Почему-то у меня ощущение, что вы сказали лишнего, — пробормотал он, осторожно поднимая взгляд на лицо Харта. Тот улыбнулся краем губ:
— Почему, как вы думаете, контракт требует, чтобы вы жили здесь?
— Ха-ха, — Эггзи скрестил руки на груди. Харт поднял брови и невинно похлопал глазами:
— На выходе Рокси выдаст вам мешок для тела. На нем вы напишете свое имя, фамилию и информацию о ближайшем родственнике. И если вы хоть когда-то…
— Я понял, — Эггзи хохотнул уже по-настоящему, изображая затянутую петлю вокруг своей шеи. Мистер Харт был из тех людей, которые могли ему понравиться, если их хорошее настроение совпадало с хорошим днем Эггзи.
Учитывая последний год, Эггзи никто в принципе не мог понравиться.
— Я не буду вытирать вам задницу, — заявил он, упрямо поджимая губы. Харт вежливо покивал:
— Надеюсь на то, что однажды вам просто надоест моя грязная задница, и…
— Бросьте, вы найдете кого получше для этого. И чулки… что за сраный пункт с чулками?
— Если в сосудах от застоя крови в силу моей неподвижности образуется сгусток, он может попасть по кровотоку в сердце, и я умру. Поэтому я ношу одежду, стимулирующую кровообращение, — оттарабанил Харт как по написанному, внимательно наблюдая за лицом Эггзи. Эггзи закатил глаза:
— Найдите надевателя чулок.
— Я вычту его жалование из вашего?
— Шиш вам. У меня же должна быть прибавка за ваш…
— Что?
— Чувство юмора, — дернул плечом Эггзи. — Или ищите полный боекомплект в службе нянь и сиделок.
— Вы умеете вести переговоры, — с неудовольствием заметил Харт. Эггзи ослепительно улыбнулся:
— Ставьте галочку. Я еще нехуево пою.
— Охотно верю. Пожалуйста, не пойте, Эггзи.
— Колыбельные? Нет? Ну как хотите…
— Ты сошел с ума, — заявил Мерлин с порога. — И Ланселот тоже. Не ожидал от нее подобного…
— Потом поноешь, — отрезал Гарри. — Ты выяснил то, что я просил?
— И прислал данные на твой компьютер, — кивнул Мерлин, сбрасывая пиджак и вешая его на спинку стула. — Это в твоем кабинете. Том, где газеты по стенам. Такой еще все время запертый.
Они церемонно помолчали. Наконец, Гарри тяжело уронил:
— Очень смешно, Мерлин.
— Я уже сказал тебе, твой компьютер слушается твоих голосовых команд. Все, что нужно, это войти в комнату и скомандовать.
— Вот именно. Войти. Мерлин, прошу, хотя бы не сегодня.
— Это еще почему? — Мерлин присел на спинку дивана и скрестил руки на груди. — Ты позволяешь себе все, что хочешь, почему бы мне наконец не получить то, что хочу я?
— Тебе нужен координатор, который не может нажимать на кнопки. Чтобы ты мог отойти на другую должность.
— Да, я хочу узурпировать трон и перестать с тобой нянчиться. И спустя год я решил, что ты достаточно самостоятельный человек, чтобы хотя бы выбрать себе нормальную сиделку. Я погорячился.
— Мерлин, — тихо пробормотал Гарри. — Ты сам читал данные, которые ты собрал?
— Гарри, — Мерлин тяжело сполз на диван, перекидывая ноги через спинку. Он сам не знал, почему совершает столько лишних движений, может, потому что рад был покинуть свой пост у координаторского стола, а может, беспомощность Гарри заставляла беспокоиться за себя, хотеть стряхнуть это передающееся оцепенение.
— Это сын Ли, Мерлин. Ты отлично знаешь, что я хочу ему помочь.
— И поэтому он помогает тебе, — Мерлин прикрыл глаза. — Гарри, ты уверен, что хотел бы для него именно этого? Устрой его на нормальную работу, пусть он пойдет в университет, мы можем сделать его хоть магистром в Оксфорде!
— Он проходил военную службу и занимался спортивной гимнастикой. И сидел в тюрьме за угон… Я не думаю, Мерлин, что ему нужна поддержка сверху. Пусть он добьется чего-то сам. Если бы он искал легких путей, он бы набрал тот номер с медали.
— Может быть, он его однажды наберет.
— Может, однажды меня уже не будет на свете, Мерлин, — Гарри странно дернул головой, как будто хотел шевельнуться всем телом, рвался, и не мог. — Меня уже почти нет. От меня осталась одна голова с бесполезным придатком. Я хочу сделать для него что-нибудь сейчас. Или заставить его сделать что-то для себя самого.
— Ты сошел с ума, — повторил Мерлин, и Гарри вдруг засмеялся.
— Когда ты говорил мне это в последний раз, я еще мог делать глупости.
— Ничего не меняется, — Мерлин закатил глаза, — в этом ты по-прежнему профессионал.
— Как там, — Гарри кашлянул, — как там отбор в Галахады?
— Отложен на неопределенный срок. Слишком много работы. В Лондоне сейчас никого из действующих, и я заберу еще и Ланселот, боюсь.
— Забирай, я не думаю, что мне нужна такая тщательная охрана, — Гарри пожал бы плечами, если бы мог. За последний год его всегда невыразительное лицо обрело богатейшую мимику, но он все еще пытался оставаться бесстрастным. — Эггзи справляется.
— Кто будет охранять тебя от Эггзи?
— Я все еще кое-что могу, Мерлин, — сварливо отозвался Гарри. Мерлин заинтересованно поднял брови и медленно произнес:
— Я буду следить за ним. Стандартных средств должно хватить. Мои люди наблюдают издалека, Гарри, но ты понимаешь, что если что-то случится, то счет обычно идет на секунды.
— Это мальчик из семьи, которую я осиротил, Мерлин. Не убийца, не террорист, не злой гений со старыми счетами. Какого черта?
— «Мальчик». Это я хочу спросить, какого черта, Гарри.
— У тебя все?
Мерлин поднялся и потянулся за пиджаком. Набросил на плечи, никуда не торопясь, разглядывая лицо Гарри. А потом нагнулся, опираясь руками о спинку коляски, и пробормотал почти беззвучно:
— Может, Рокси и права. Если бы не эта чертова коляска, я бы поверил в тебя прежнего. Что с тобой сделал этот пацан за два дня?
— Тебе честно ответить? — Гарри дернул уголком рта.
— По возможности. Мое воспитание и протокол пока не позволяют мне взломать записи с твоих очков. Пока.
— Он сказал мне, что я мудак с серебряной ложкой в заднице, который думает о себе невесть что. Что у меня мерзкий характер и выправка самого блядского командира из его учебки, и даже хуже. И что я больной извращенец.
— Он нашел мистера Пиклза, полагаю.
— Нет, я просто попросил его побрить меня опасной бритвой. К мистеру Пиклзу он не заглядывает. Это странно, Мерлин, я думал, он будет более любопытным. Но он не залезает в комнаты, которые ему не показывают.
— Откуда тебе знать?
— Он все время рядом.
Гарри не лгал. Он вообще не имел такой привычки, напротив, он предпочитал правду прочим видам оружия, разве что делая иногда исключения для зонта. К зонту Гарри питал слабость.
Еще одной слабостью Гарри Харта всегда был алкоголь.
И тяга к риску, в конце концов.
Все три допущения Гарри своими слабостями не считал, но это был Гарри.
Наклевывалась четвертая, — подумал Мерлин, неторопливо отставив в сторону бокал с виски.
Он даже не мог вспомнить, когда завел привычку пить на работе что-то крепче чая, но подозревал, что это было как-то связано с недавним концом света.
Мерлин изменил своим принципам и воспитанию в тот же вечер, вернувшись к себе, с легкостью убедив себя, что делает это ради безопасности Гарри. Ну и вдобавок, Гарри нельзя было удивить слежкой, он привык к ней так же, как привык по утрам бриться, сам, а потом и с чужой помощью.
Мерлин просмотрел двадцать часов записей с очков Гарри, вскрыв старый канал, признанный нерабочим официально с момента отставки Гарри. Это было не совсем так. Канал был признан нерабочим, но не стал таким. За Гарри просто перестали следить через очки, оставив внешнее наблюдение на штатных сотрудников.
Но канал работал. Гарри исправно писал день за днем своей жизни, не прикрывая ничего, то ли по старой профессиональной привычке, то ли назло Мерлину и своему прошлому. На его рассеянность рассчитывать не приходилось — Гарри никогда не бывал рассеянным всерьез. Скорее, он просто оставил любезно приоткрытой дверь своей комнаты — взгляни, если желаешь. Как воспитанные люди не заклеивают конверт, передавая его через чужие руки.
Из расчета, что никто туда не заглянет — или точно сунет свой нос.
Мерлин тяжело вздохнул, ставя запись на паузу, и потер переносицу под очками.
Эггзи катал Гарри в коляске по дому, в какой-то момент презрительно фыркнул на пандус на лестнице и стал втаскивать Гарри наверх, взваливая тяжелое неподвижное тело на спину и матерясь в голос. Мерлин видел, как Гарри кладет голову набок, устроив ее на плече Эггзи, камера давала боковой вид и записывала тяжелое злое дыхание.
Эггзи забывал о Гарри, залипнув на экран телевизора, но потом, оправдываясь, устраивал его на софе перед ящиком, укутав во все одеяла, и очень долго бегал из кухни в гостиную, пытаясь приготовить правильный чай. Казалось, Гарри доставляло удовольствие командовать и — господи боже — капризничать.
Эггзи делал воду в душе слишком горячей, и Гарри шипел, когда струи касались его лица и шеи — там, где он еще мог чувствовать.
Эггзи постригал ему ногти, срезая слишком много. Гарри равнодушно комментировал выступившую на кончиках пальцев кровь, и уже не равнодушно протестовал против разноцветных детских пластырей, которыми Эггзи залепил его израненные пальцы.
Эггзи, поломавшись, встал на колени на второй день и натянул на Гарри компрессионные чулки. Наблюдая глазами Гарри за непокорной рожей парня, Мерлин хмыкнул.
И недостойно захохотал в голос, когда Эггзи приволок из гардеробной и напялил на Гарри коричневые броги. Гарри обливал Эггзи оскорбленным молчанием и сгущенным презрением весь день после этого.
Броги мальчишка с него не снял, мстительно затянув шнурки потуже. Пронять его зверским выражением лица у Гарри, судя по всему, не получалось.
Гарри отомстил ближе к полудню, когда Эггзи принялся причесывать его мокрые волосы после душа.
Волосы упрямо завивались, не желая ложиться ровной волной надо лбом, прическа, которой Гарри не изменял годами, не давалась с легкостью. Гарри молчал, как партизан, изредка поглядывая на полки ванной со стоящими на ней средствами для укладки, на которые Эггзи не догадался обратить внимание.
Эггзи рычал и сквернословил, сражаясь с расческой.
Кухарка, подавшая обед, с интересом поглядывала в окошко из кухни в столовую. Гарри пристально следил за тем, как Эггзи разглядывает сложенный перед ним строй вилок. Спустя напряженную паузу мальчишка решил, что лучшая защита — нападение. Он вскинул голову и хмуро пригрозил:
— Если вы мне не поможете, я помогу вам пережевывать пищу, Гарри.
Гарри помолчал для проформы, прежде чем с неохотой обронить:
— Манеры — лицо мужчины, Эггзи. Прошу вас помнить об этом. Неужели вы не знаете даже простого правила, что начинать следует с приборов, лежащих ближе всего к тарелке?
— К какой именно тарелке? Их тут пять, прикиньте!
Мерлин с ухмылкой прокрутил запись ближе к вечеру.
Эггзи укладывал Гарри в постель, упаковав его в полосатую пижаму. Гарри разглядывал потолок, не прерывая своего презрительного молчания. Мерлин сделал в планшете пометку с числом записи. На всякий случай.
Эггзи поправил под головой Гарри подушку и, нагнувшись, издевательски звучно чмокнул в лоб.
Гарри, не выдержав, выругался.
Мерлин прикрыл глаза, улыбаясь, и приложился к остаткам виски.
— Так, ну, на сегодня, кажется все. Ах, да. Колыбельная.
Мерлин открыл глаза, недоверчиво уставившись на экран.
— Вы свободны, Эггзи, я смогу обойтись без этого, благодарю.
— Ну что вы, Гарри, мне нетрудно!
Мерлин предусмотрительно сделал звук потише и зачем-то оглянулся на пустую операторскую за собой. Шел третий час пополуночи, и в этой части базы никого не могло быть, но все же.
Эггзи затянул «Приведи меня в церковь». Чуть сиплым, но в общем-то, неплохим голосом. Правда, слух Эггзи изменял.
Как и музыкальный вкус. Впрочем, чувство юмора с лихвой окупало огрехи.
— Дьявол, заткнитесь немедленно!
— Манеры — лицо мужчины, Гарри. «Мы рождены ненормальными, нам это все говорят…»
— Эггзи!
— «А-а-а-аминь!»
Мерлин закрыл окно видео и откинулся в кресле. Гарри, кажется, действительно был в безопасности.
Роксана покинула корабль спустя еще два дня, сославшись на основную работу, оказывается, она приглядывала за Гарри только по старой дружбе. Эггзи остался один.
Ну, не совсем. Дороти приходила каждый день, и если честно, Эггзи готов был молиться этой женщине, при условии, что об этом не узнает мама.
Дороти готовила стейк, за который можно было продать душу. Которому можно было продать душу.
И ела заказанный на дом фаст-фуд, трапезы ресторанного уровня вызывали у нее отвращение. Эггзи подозревал, что сам он тоже однажды наестся вдоволь снобской кухни и решит вернуться к истокам. Пока же он наслаждался.
Эшли, масажистка, приходила через день по утрам, и Эггзи обнаружил, что с ней можно поболтать кроме прочего, о футболе — муж Эшли был фанатом, — и о компьютерных играх. У Эшли был сын-подросток.
Нэнси, домработница, тоже была ничего, Эггзи был бы рад, если бы она заглядывала чаще, чем два раза в неделю. У Нэнси росла дочка того же возраста, что и Дэйзи, и Эггзи очень оценил пару советов о том, как успокоить ребенка, который не желает спать.
Также у Гарри Харта был поверенный, некий мистер Абрамс, с которым Эггзи как-то пришлось говорить по телефону. Роль секретаря Рокси предательски переложила на самого Эггзи.
В замке мистера Харта стало пусто.
На самом деле, дом Харта населяли миллиарды засушенных бабочек и странных звуков. В нем все время что-то шуршало, щелкало и попискивало электроникой, дом напоминал огромного робота, который сожрал людей. Все было оборудовано под нужды хозяина, и Эггзи иногда гадал, нахрена вообще нужен он сам.
Наконец, в доме были запертые комнаты, ключей от которых не было. Это тоже удручало, но не слишком, потому что с запертыми дверями-то Эггзи умел разговаривать по душам.
— Но Рокс! Моя единственная отрада в этом доме! — сокрушался Эггзи, протягивая Гарри ложку с овсянкой.
Шел пятый день его новой работы.
Мама не звонила, Эггзи не стал звонить домой сам. Он рассчитывал заявиться с первой зарплатой, как с белым флагом.
— Это было вероломство с ее стороны, — легко согласился Гарри и поморщился: — Горячо.
— Моя мама говорит: «Горячо — подуй», — мудро изрек Эггзи, держа ложку у рта Гарри. Гарри поднял брови:
— Я не буду дуть на кашу.
— Я тоже не буду, — пожал плечами Эггзи. — Не любите погорячее?
— Я начинаю подозревать, что Роксана сбежала от вас, — вздохнул Гарри. Эггзи пожал плечами и отправил ложку себе в рот.
— Нисколько не горячо. Вы что, проснулись с мыслью, что вы принцесса, Гарри? Это, кстати, обалденно вкусная каша, поверить не могу, что говорю это про овсянку. Дороти добавила туда яблок, как я советовал. И, по-моему, корицу.
— В вас умер повар, кроме прочих умерших в вас выдающихся людей, Эггзи?
— Нет, он жив и передает вам привет, — Эггзи зачерпнул еще каши, с тоской думая, что так и научится спускать с рук любой гнилой базар в свой адрес. — У меня есть сестра. Со временем учишься скармливать несъедобную еду под видом вкусной. Очень удобно.
— Поэтому вы едите мой завтрак сам?