Они всегда мыли Гарри под душем, в специальном кресле, и огромная ванна сиротливо торчала в углу, бесполезно занимая место. Эггзи подтащил Гарри к ней и осторожно усадил на бортик, придерживая за спину, дотянулся, прижимая к себе одной рукой, и отвернул оба крана. Вода ударила в белую эмаль, над ванной поднялся пар, растаял, когда температура сравнялась. Эггзи набрал воды в ладонь и выплеснул на лицо Гарри. Тот мотнул головой, как собака, хрипло закашлялся.
Эггзи выругался и выбрался из кроссовок, наступив на пятки, обошел Гарри сбоку, придерживая за плечи, и закинул ногу в ванну, затем другую, сел и потянул Гарри на себя, затаскивая следом.
Гарри тяжело упал на него, Эггзи придержал его голову, не дав удариться о бортик, устроил у себя на плече, раздвинул ноги, опуская Гарри на дно ванны, усадил, прижал спиной к своей груди. И, дотянувшись пяткой, заткнул слив.
Они сидели, слушая, как шумит вода, поднимаясь в ванне. Одежда тяжелела и обвисала, прибивая их намертво, и Эггзи замерз бы, если бы Гарри не лихорадило. Он чувствовал его горящую щеку у своего лица, горячую безвольную тяжесть на себе.
Гарри глотал ртом воздух, запрокинув голову, Эггзи видел, как надуваются жилы на шее, он стер рукавом рубашки каплю пота с виска Гарри.
Когда вода достигла груди, Эггзи вывернул вторую ногу и закрыл вентили, расплескивая воду вокруг. Гарри задышал ровнее и легче. Его пижама вздулась на груди пузырем и плавала перед ним. Эггзи поморщился, мокрые джинсы и рубашка противно облепили тело. Он откинул голову на бортик ванны и прикрыл глаза. Гарри перекатил растрепанную голову по его плечу и тихо пробормотал:
— Спасибо. Намного лучше.
— Я бы не стал лезть в ванну с тобой, но так надежнее. Я буду знать, что ты не утопишься, стоит мне зазеваться.
— Спасибо.
Эггзи зажмурился и разрешил себе медленно и протяжно выдохнуть.
— Ты перепугал меня. Я решил, что ты умираешь.
— Я проживу до ста. В этом-то и проблема, Эггзи. Я не умираю. В такие моменты я, напротив, как никогда чувствую себя все еще живым.
— Ты…
— Я чувствую свое тело. То есть, я думаю, что чувствую его, конечно, нет. Боль в голове, Эггзи. Я помню, что у меня есть тело, и что оно чертовски хорошо может болеть.
— Фантомные боли, — Эггзи закашлялся. — Я читал. Что можно сделать?
— Ударить меня по голове, чтобы я отключился и перестал бредить.
— Тебя нельзя бить по голове, — тихо пробормотал Эггзи, скосив глаза. Он видел волосы на виске Гарри, вьющиеся от воды. Под кожей билась синяя вена. — Тебе и так хватило.
— Ты залез в мою историю болезни.
— И не только. Я залез в твой сортир на первом этаже.
— Что же, — Гарри с трудом сглотнул. — Спасибо за честность.
— Я еще не начинал быть честным, — Эггзи набрал полную грудь воздуха. — У тебя была собака. И ты сделал из нее чучело. Очевидно, чтобы она всегда была рядом. Типа… очень любил.
— Он был славным, — согласился Гарри и странно улыбнулся. Эггзи затошнило.
— Но если бы я хотел, чтобы любимая собака была всегда на виду, я бы не стал запирать комнату с ней. Даже если это туалет. Кстати, какого черта это туалет?
— Возможно, я не хотел, чтобы ты испугался.
— И поэтому я совсем не испугался, спасибо, Гарри, ты душка, — фыркнул Эггзи. Он осторожно потряс Гарри за плечи:
— Мы можем всплывать?
— Я бы не отказался посидеть так еще, если начистоту, — выдохнул Гарри совсем беззвучно, и Эггзи обреченно выдернул пятку из слива и дотянулся, чтобы долить горячей воды.
Дыхание Гарри окончательно выровнялось, Эггзи смотрел за тем, как поднимается и опускается его грудь под мокрой пижамой.
— И так всегда?
— Нечасто, но случается.
Эггзи отказался думать о том, сколько раз в такие приступы он спал и не слышал хрип в гарнитуре.
Он надеялся, что при нем Гарри выкидывает такое впервые.
— В следующий раз я буду готов, — пообещал Эггзи. — Будем хранить тут пакетик эм-джей и папиросную бумагу.
— Под ванной, — внезапно закашлялся Гарри. — Опусти руку, справа.
— Да ты полон сюрпризов, — Эггзи неуклюже завозился, оставляя на полу лужицы натекшей с рукава воды, зашарил рукой под ванной, фыркнул, когда пальцы наткнулись на холодное стекло. Он выудил из-под днища бутылку с янтарной жидкостью и захохотал, откинув голову.
— Гарри! Это…
— Знаешь, это одно из самых неприятных последствий. Ты знаешь, где сделал тайник, и не можешь до него добраться.
— Спасибо за доверие, — Эггзи отвинтил крышку и поднес горлышко к губам Гарри, помог ему приложиться, придерживая бутылку. Гарри сделал глоток и мотнул головой, отстраняясь, хрипло вздохнул, морщась. У него покраснели губы и глаза. Эггзи усмехнулся и тоже отпил, тут же давясь и задыхаясь.
— Ни хрена себе!
— Один мой друг умер за этот виски, — поделился Гарри, улыбаясь и повернув голову, чтобы посмотреть на покрасневшее лицо Эггзи. Эггзи хватал ртом воздух.
— Пиздец какой. У тебя есть стороны жизни, где бы кто-нибудь не умер?
— Ни у кого из нас нет, боюсь, — Гарри прикрыл глаза. Эггзи предложил ему бутылку, и Гарри с благодарным кивком поймал горлышко губами. — У тебя есть?
— Как сказать, — Эггзи поморщился. Он чувствовал, как от горла по телу расползается тепло, сворачивается в животе комком. Руки и ноги потяжелели, остывающая вода показалась горячее. Голова поплыла, и Эггзи подумал, что виски и правда крут.
— В День В меня переводили в колонию общего режима. Смягчали приговор. Должны были отпустить за хорошее поведение. Мы были в фургоне. Я и еще трое. И двое конвоиров. Плюс водитель. Мы… нам еще повезло, мы были на трассе, нас везли через такие ебеня, что встречки почти не было, и…
— Компания была не очень большой, — тихо договорил Гарри. Эггзи кивнул:
— Да. Я все думаю — наверное, моя жизнь, жизни всех тех, кто там был, зависели от того, какая у кого статья. Или от умения наших сопровождающих обращаться с табельным. Я до сих пор не уверен, почему мне так повезло.
— У тебя есть военная подготовка, если не ошибаюсь. Вероятно, это спасло тебе жизнь.
— Я сломал шею двоим. Цепью от наручников. Одному вбил кадык в горло. За пять секунд, — Эггзи зажмурился до боли и сделал глоток из бутылки, на этот раз даже не чувствуя вкуса. — Мне, оказывается, повезло, что на меня успели направить пистолет, а мой сосед попытался отгрызть мне ухо. Иначе потом это не никто не назвал бы самообороной.
— Все люди в тот день занимались этим.
— Гарри, я вытолкал шофера на дорогу, проломил ему колено скамейкой и переехал его, сев за руль, пока он пытался встать. Проехал по его голове колесом, и она лопнула, как детский мячик, — Эггзи отпил еще. — Ты уверен, что взял на работу того человека?
— Эггзи.
— Я беру на руки свою сестру каждый вечер. Брал. И думал — где гарантия, что я не захочу в следующую секунду свернуть ее крохотную шею?
— Этого больше не повторится. Валентайн мертв. Официально признан погибшим. Устранен спецслужбами.
— Да. А я не мертв.
— Теперь ты каждый вечер берешь на руки паралитика. Твоя сестра в безопасности. А я… я бы пытался свести счеты с жизнью, с тобой или без тебя.
— Я смотрю, не я один надрался, — Эггзи невесело хмыкнул и приложил ко рту Гарри горлышко бутылки. Гарри глотнул — по лицу потекла струйка, — кивнул, показывая, что хватит.
— Я трезв, Эггзи. Все еще слишком трезв, раз помню, как прошел мой День В.
— Ты был в коме. Я читал. С тобой случилось что-то накануне. Тебе стреляли в голову, так?
— Да. Но не думай, что я пропустил все веселье, лежа в палате.
Эггзи замер, разглядывая его, приметил покрасневшие от алкоголя щеки и блестящие глаза. Он рассеянно потянулся, чтобы снова открыть горячий кран. Не хватало еще им обоим простудиться.
Эггзи старался не думать о том, как они выглядят со стороны. В его жизни и без того было достаточно странного.
— Медсестра взбесилась и попыталась отключить тебя?
— Нет, моя палата была под надежной защитой. Да и есть ли смысл покушаться на полуживой труп?
Они помолчали. Эггзи поймал себя на том, что ему совсем не хочется задавать вопрос, который прямо напрашивался, и именно тогда, когда Гарри мог бы ответить.
Он встретился взглядом с абсолютно трезвым взглядом Гарри и неловко улыбнулся:
— Если тебе лучше, то, думаю, пора поднимать якорь. У нас свидание с медсестрой в восемь утра. Если ты к тому времени не протрезвеешь, у нас будут проблемы…
— Спасибо, Эггзи, — негромко пробормотал Гарри. Эггзи почувствовал, что краснеет:
— Гарри, ты платишь мне достаточно, чтобы я носил платьице и фартучек домработницы. Серьезно, не выдумывай…
— И тем не менее, Эггзи. Спасибо тебе.
— Да не за что, — усмехнулся Эггзи, отводя взгляд.
Во второй запертой комнате, за маленькой дверью в конце коридора, обнаружилась гардеробная. Эггзи готов был ловить выпавшие на него скелеты, но на него приятно пахнуло лавандой, на перекладине гостеприимно качнулись навстречу запаянные в полиэтиленовые чехлы костюмы на плечиках. Эггзи опустил взгляд на одинаковые обувные коробки, педантично составленные одна на другую. Задрал голову, разглядывая шляпные картонки, аккуратные тугие мотки разноцветных галстуков. Коробочки с запонками. Футляры для очков. И висящий на двери с обратной стороны зонт-трость. Эггзи зачем-то взял его, покачал на ладони.
Зачем прятать все это?
Одежда подходила хозяину, Эггзи вряд ли надел бы это сам, но легко мог представить в этом Гарри. Тот на его памяти всегда был одет в удобные вещи для дома — свитера, рубашки и домашние брюки. Но вообразить Гарри, разодетого как на бал, было очень просто.
Эггзи фыркнул, провел рукой по ряду костюмов, выбрал темно-серый и перекинул чехол через руку.
Со смешком прихватил коробку с обувью, заглянул туда, и так зная, что увидит начищенные оксфорды. Выбрал рубашку и подцепил один из галстуков, не заморачиваясь выбором. Какая разница?
Сунул в карман джинсов первые попавшиеся запонки, отогнав мысль, что содержимое крохотной коробки наверняка стоит больше, чем его жалование за полгода на этой работе.
Шла третья неделя, и Эггзи, кажется, привыкал.
Гарри уставился на сброшенные на кровать трофеи так, как будто Эггзи вкатил в комнату каталку с трупом. Эггзи присел рядом с ним и отстегнул фиксирующий ремень, развязал пояс домашнего халата, спустил его с плеч.
— Что это?
— Это одежда, Гарри.
— Я не ношу их уже год.
— Но оксфордам ты верен.
— Это не…
— Гарри, без обид, но какая тебе разница? — Эггзи поймал его неодобрительный взгляд и усмехнулся. — Нет, правда? Не все ли равно, что надеть?
— Мне некуда их носить, — ровно произнес Гарри. Эггзи поднял брови, складывая халат.
— Кончай заливать. Ложка в тебе должна точно указать, куда можно двинуть в такой сбруе. Встроенный навигатор, Гарри. Театры, оперы, филармонии, ну?
Он присел у кресла, потянул за тесемки на пижамных брюках. Гарри разглядывал его сверху вниз, потом перевел взгляд на кровать с разложенными на них вещами.
— Стой.
— Мы стоим, — пожал плечами Эггзи. Гарри тяжело вздохнул:
— Галстук. Нужен другой. Там должен быть черный в горох.
Эггзи рывком встал, сдерживая смех.
— У нас есть курс?
— Оденься приличнее, — неожиданно Гарри вернул ему усмешку, и у Эггзи вдруг появилось дурное предчувствие.
— Да ладно, — протянул он, оглядываясь по сторонам. — Гарри, серьезно?
— Тихо, — вполголоса отозвался Гарри. — Эггзи, прошу, сядь.
Эггзи поймал неодобрительный взгляд сидящего через сиденье от него старикашки, к боку которого ластилась тощая грудастая блондинка. Он поморщился и заглянул за спину Гарри, там парень его возраста обхаживал немолодую тетку, увешанную жемчугами.
Эггзи медленно опустился в мягкое кресло, радуясь, что в ложе полумрак. Он почему-то покраснел.
— Гарри, — он кашлянул, и на него зашикали с двух сторон. — Напомни мне, как называется этот спектакль?
— «Пигмалион», — Гарри невинно округлил глаза. — Ты же смотрел «Мою прекрасную леди»? Тебе должно понравиться.
— То, что эта хрень нравится моей ма, не значит, что мне тоже понравится, — Эггзи скорчил рожу и уставился на занавес. — Это же чушь собачья, про то, как девушку с улицы шутки ради отмыл богатый папик, и она, конечно, умыла его в ответ… у меня только вопрос, нахрена приводить на этот спектакль меня? Намеки?
— Нам нужно было выгулять мой костюм, полагаю? — Гарри поднял брови, все еще прикидываясь, что не понимает, куда Эггзи клонит.
— Да что ты? — Эггзи махнул рукой на соседей. — А ей, значит, силикон? А ему что? Жемчуга своей госпожи?
— Эггзи, — Гарри нахмурился, но Эггзи мог клясться, что про себя он ржал, как сволочь. — Манеры.
— Да ладно, — Эггзи широко улыбнулся уставившемуся на него старикашке с блондинкой. — Нахрена приглашать содержанку на спектакль про содержанку? Здесь все всё про себя сами знают, а?
— Ничего личного, Эггзи, — Гарри моргал с самым непонимающим видом. — Эта труппа впечатляет, тебе должна понравиться главная героиня, думаю. И Хиггинс сегодня мой любимый, так что…
Эггзи закатил глаза и стал смотреть на занавес, стараясь не замечать, как соседи по ложе вылупились на его толстовку и кроссы.
Он не собирался всем объяснять, что значит лучший наряд в его районе. По мнению Эггзи, выходной прикид и прикид для похода в суд не обязательно должны были совпадать.
Через полчаса он уткнулся лбом в перила и закусил руку, чтобы не заржать на всю ложу.
— Гарри! — он обернулся, смаргивая слезы. — Гарри, бля, ты видел? Ты специально?
— Эггзи, — мягко одернул его Гарри и покачал головой.
— Да ты глянь! — Эггзи прыснул, ныряя за балюстраду. — Ей же за сорок!
— Она актриса, Эггзи. У них нет возраста.
— Элиза, юная особа, — Эггзи давился хохотом в кулак. — Куда уж моложе!
— Молодой человек! — окликнула его тетка с жемчугами, и Эггзи все еще смеясь, обернулся:
— Простите, — выдавил он, пытаясь успокоиться. — Я от любви к искусству, мэм.
— Я вижу, — холодно отчеканила тетка. — Полагаю, просить вас проявить к искусству милосердие будет слишком неуместно?
— Милосердие — это не про меня, мэм, вы правы, — признался Эггзи, не в силах перестать смеяться, но внутренности как холодом обдало. Гарри вдруг подал голос:
— Простите моему юному спутнику его несдержанность, мадам. Полагаю, не его вина в том, что он единственный в этой ложе, кто искренне наслаждается спектаклем.
Эггзи недоверчиво оглянулся. Гарри доброжелательно рассматривал даму, но что-то в его голосе или взгляде было не так. Эггзи даже захотелось выпрямиться, он поспешно расправил плечи.
— Не сомневаюсь, что вы объясните своему юному спутнику, если что-то в этом спектакле ускользнет от его понимания, — тетка ослепительно улыбнулась Гарри.
И Гарри вдруг улыбнулся в ответ.
Так, что Эггзи передернуло, и по спине пополз морозец.
— Непременно, мадам. И не один раз за ночь, если этого потребует ситуация.
В ложе повисла гробовая тишина, которую прерывал только зычный голос Элизы на сцене.
Гарри, продолжая улыбаться, поднял голову:
— Пожалуй, искусства с нас сегодня достаточно, Эггзи. Мое почтение, мадам.
Эггзи кивнул и, быстро вскочив, выкатил его коляску из ложи, чувствуя, как горят уши.
Они покинули театр в торжественном молчании, и Эггзи заговорил, только когда они покрыли больше двух миль прочь в сторону Вестминстера:
— Я посмотрел «Красотку». Понял, почему у меня испытательная неделя. Дурацкие шутки, Гарри.
— Согласен, — устало вздохнул Гарри. — Иногда мое странное чувство юмора может мешать мне жить. Так говорит…
— Кто?
— А. Мэри. Старый друг.
— Мэри, — сладко протянул Эггзи, нагнулся к уху Гарри и жарко зашептал: — Ну надо же, у нас есть Мэри, вот это да, Гарри. Почему я ничего не знаю о ней? Надеюсь, она хорошенькая?