— Как говорится, дома даже стены лечат, — снова раздался голос из камеры. — Проводите экскурсию новому сотруднику? Должно быть, вы впечатлили директора, раз уж он сам занялся этим. Обычно он скидывает новичков на санитаров и даже не помнит их имена. Спросите его, кто сейчас на смене, и сами увидите. Ваша память уже не та, доктор. Может, это последствия травмы, которую я вам нанес? Вы так не думаете?
Уилл заметил, как Чилтон непроизвольно коснулся своего костюма в районе живота.
— Хрестоматийный социопат. Если будет вести себя вызывающе, можете использовать любые дисциплинарные наказания, Тернер. Мое личное разрешение. Не будем здесь задерживаться. — Он указал на камеру напротив, где в темноте другой заключенный лежал на койке, сжавшись под одеялом. — А это Ирвин Миггз. Местные его прозвали Многосторонний Миггз.
— Почему? Он талантлив?
— Не в тех сферах, о каких можно упомянуть в приличном обществе. — Уиллу показалось, что Чилтон кого-то цитировал. — Мочится на посетителей, кидается спермой, как-то прокусил себе руку насквозь. Очень проблемный пациент. Шизофрения, галлюцинации, приступы.
— Вы пытались его лечить?
— Без толку. Любой внешний фактор может спровоцировать у него агрессию, после чего еще неделю не разговаривает, а только скулит от страха. Ни один врач не любит задерживаться возле его камеры, так что мы даем ему аминазин или галоперидол, если начинает дебоширить.
Чилтон прошел дальше, и конец коридора существенно отличался от всего, что видел Уилл: с одной стороны обычная стена и шкаф под халаты, а напротив — камера в два раза больше обычной за пуленепробиваемым стеклом с небольшими, размером с хоккейную шайбу, отверстиями. В дальнем углу — железный, закрытый лоток. Камера была пуста.
— Впечатляет, — наверное, впервые за весь разговор с Чилтоном искренне произнес Уилл.
Вызывающая стерильно-белая комната, будто вырезанная из чьего-то дома и помещенная сюда, в подвал темницы. Похожая одновременно и на аквариум, и на стекло, за которым хранится редкий вид бабочки. Очень-очень редкой бабочки.
— Чтобы принять такого гостя, как Ганнибал Лектер, нам пришлось существенно пересмотреть все возможные меры безопасности. Как видите, мы справились. Шесть лет он пребывает в нашей больнице, и лишь раз мы были беспечны. Три года назад Лектер пожаловался на боль в груди, и, пока охранник отвлекся, а медсестра расстегивала ему смирительную рубашку, чтобы установить датчики, он напал на нее. Вот, что он с ней сделал.
Уилл взял замусоленную фотографию на автомате, и, прежде чем успел закрыться, изображение хлынуло в разум. Он услышал писк кардиомонитора, ощутил вкус крови во рту и мякоть кожи под зубами. Ни ярости, ни боли, только спокойствие. Безбрежное, сильное течение. Сила и могущество. Он медленно закрыл глаза и произнес:
— Обманул раз — позор тебе, обманул два — позор мне.
— Лектеру больше меня не провести, — кивнул Чилтон, забирая фотографию. — И, надеюсь, это послужит вам уроком. Он может казаться сколько угодно вежливым и интеллигентным, но, стоит вам зазеваться, Тернер, он вырвет ваши гланды прямо через шею. Не забывайте об этом, когда будете на смене.
— Не забуду. Где он?
— На прогулке. Его адвокат снова выбил ему одну в день. А теперь вернемся в мой кабинет, нужно подписать последние бумаги.
========== Часть 2 ==========
Нэшнл Тетлер от 12 января 1977
Мой дорогой Пан,
Прошу прощения за задержку. Мою почту отложили на неделю за «отсутствие сотрудничества» с моей стороны к Ф. и его попыткам препарировать мой мозг с деликатностью тупой ножовки. Кажется, моя статья имела больший успех у публики, чем я ожидал, за что меня и попытались наказать. Однако дорогой Ф. забывает, что «наказание» — это мера, применяемая, чтобы человек изменил свое поведение, а я по-прежнему не намерен ему помогать.
Я подумал, что с моей стороны будет так же правильным ответить любезностью на любезность.
Вы упоминали частые переезды, но, я думаю, у вас есть тихое убежище. Где-то возле воды. Вы заядлый рыбак, кто-то научил вас премудростям рыбной ловли, и вы находите в этом процессе утешение и покой. Это был ваш отец?
Из всего дома вы используете только одну комнату, она служит вам и спальней, и кухней, и рабочим кабинетом. Вы гордый хозяин больше чем пяти собак. Вы одиноки и сублимируете на них заботу и любовь. Вы также искали свое предназначение в структурах правопорядка, но не прошли какие-то из психологических тестов. Не просто какую-то анкетированную ерунду, а серьезные тесты. Я ставлю на ФБР.
А теперь мой совет.
Если вы действительно взялись за это трудное ремесло, если вы уверены, что это то, чем вы хотите заниматься, чего жаждет ваша душа — причинять боль плохим людям, вершить правосудие, стать судьей человеческих страстей, вам следует стать гораздо осторожнее.
Избавьтесь от собак. Избавьтесь от дома. От той работы, которую выполняете сейчас. От близких людей или тех, кто считает вас другом. На этом пути вы будете один и только один. Ваши знания полицейского процедурала помогут обойти их ловушки и крючки, но, только создав себя заново, вы сможете охотиться среди людей безнаказанно.
Не бойтесь, вы не допустили никаких ошибок. Не жалейте, что написали мне. Вы не знали, что мое обоняние гораздо сильнее, чем у обычного человека, и ваши письма хранят гораздо больше информации, чем вы полагали. Но только для меня, а я этими знаниями делиться не намерен.
Удачи.
искренне Ваш,
Г.
Доктор Лектер,
Излишняя самонадеянность может сыграть с любым дурную шутку. Ваше письмо было как пощечина. Простите, что долго не отвечал. Я не мог найти слов, меня переполняла ярость и стыд, но сейчас я отрезвлен и понимаю, что отделался малой кровью. Благодарю. На этот раз абсолютно искренне.
Мне хочется тешить себя мыслью, что вас хотя бы отчасти волнует моя судьба, но я вполне осознаю, что реальность далека от желаний. Вам «интересно», как все обернется, и не более.
Также хочу отметить, что ваши манипуляции не остаются незамеченными, доктор. Если я откажусь от своего окружения, что у меня останется? Наша переписка? Чтобы я доверился единственному человеку, который меня по-настоящему понимает, и жил бы каждый день, представляя, как говорю с вами? Потому что письма показались бы суррогатом вместо настоящей встречи?
В эту игру могут играть двое, доктор. Конечно, ваш опыт не сравнится с моим, но у меня еще есть время отточить свои навыки.
И раз уж пока что у меня нет причин не подыграть вам, я хочу сделать вам подарок. Надеюсь, он придется вам по вкусу.
с уважением,
Любитель-рыболов.
Нэшнл Тетлер от 16 февраля 1977
Мой дорогой Пан,
Я рад, что вы решили возобновить нашу переписку, уверен, решение далось вам нелегко. Говорить о доверии между нами еще рано, надеюсь, со временем мы его достигнем.
Вы все еще злитесь на меня, не отрицайте. Манипуляции — естественный инструмент, которым люди пользовались от начала времен, чтобы заставить других делать то, что необходимо, однако способ действует, только если объект манипуляций ни о чем не подозревает. Теперь вы знаете. А значит, хотите быть направленным в той же мере, как и тот, кто хочет направлять. Какой смысл в гневе?
Судя по новому букету, которым богато это послание, вы нашли нового нарушителя спокойствия. И сменили декорации. Гамамелис весеннецветущий. Как вам Вирджиния в это время года? Богатый улов? Вы не выставляете свои жертвы напоказ, а мое любопытство к газетной хронике другого штата может вызвать нездоровый интерес у местного управления. Поделитесь. Используйте смывающиеся чернила, и я обещаю, что ваше признание умрет вместе со мной.
Боюсь, ничего в доказательство чистоты своих намерений принести не могу.
Акт чистой веры. Как вам? Можем быть, и не такой уж чистой, если вы найдете в доме моей третьей официальной жертвы оленью голову. Не забудьте захватить охотничий нож, он может пригодиться.
искренне Ваш,
Г.
П.С. Если переживаете за мое чувствительное обоняние, будьте добры, поменяйте свой лосьон после бритья. Такой мог выбрать только ребенок.
Доктор Лектер,
И отчего ваши просьбы больше походят на требования? Я не жалуюсь. Так гораздо честнее, чем если бы вы обходились бесконечными экивоками благовоспитанного общества. Мы оба знаем, что кроется за этим фасадом, как бы он ни был прекрасен.
Акт слепой веры? Вы переоцениваете мою религиозность, доктор. Я не верю никому, включая себя. Порой себе даже меньше всего, особенно сейчас, когда мои кошмары настолько реальны.
Сегодня я очнулся на крыше своего дома. Как вам? Я не страдал лунатизмом с самого детства, и сейчас не могу сказать, что это связано с тем, что у меня проблемы с принятием агрессии. Чужой или своей. Что скажете, доктор? Каков мой диагноз?
Я посетил охотничий домик Кристофера Уорда. Вы пытались меня подкупить? Нет, конечно, нет. Это было бы слишком вульгарно. Вы могли сдать ФБР информацию, где меня ловить, но не сделали этого. Я не переполнен благодарностью, однако принимаю ваш аванс доверия и утолю ваше любопытство.
Не так, как вы думаете.
Ищите в следующем выпуске Нэшнл Тетлер объявление о пропаже собаки по кличке Поганка. Вы все поймете.
с уважением,
Любитель-рыболов, который пахнет теперь Terre d’Hermès.
Нэшнл Тетлер от 25 февраля 1977
Потерялась собака. Кличка «Поганка». Рост средний, телосложение худощавое, последний раз видели возле аптеки Пиксвиль на Седьмой улице. Очень дружелюбна, страдает, если оставить в одиночестве, но быстро заводит друзей. Даже без их согласия. Если увидите, будьте осторожны, собака подлежит усыплению.
Нэшнл Тетлер от 2 марта 1977
Мой дорогой Пан,
Благодаря вашей откровенности и репортажу миссис Лаундс о грибных плантациях, картина произошедшего, наконец, сложилась. Вас можно поздравить, улов нынче вышел богатый. Теперь, когда мы обменялись любезностями и закрепили наше знакомство, как насчет первого шага на тонком льду дружбы? Я настаиваю.
У меня есть догадки по поводу ваших ночных блужданий. В знак честных намерений и того, что я действительно обладаю знаниями о вашем недуге, я опишу те симптомы, которые вы пожелали скрыть. Приступы жара, головная боль, потеря времени и ориентации, постоянная слабость, рвота и тошнота. Галлюцинации. Расскажите, что вы видите, и я с радостью помогу вам. Или о своем детстве, откуда вы родом, без лишних подробностей, если хотите, только общие факты, до остального я догадаюсь и сам.
искренне Ваш,
Г.
П.С. Ваше прошлое письмо, которое вы, обуреваемый сомнениями, несколько дней носили во внутреннем кармане пиджака, доставило мне гораздо больше удовольствия. Из всех ароматов дома Hermes я предпочту ваш чистый, настоящий запах. Пусть и со сладкими нотками болезни.
Доктор Лектер,
Дружба? Серьезно? Между нами?
Не смешите. В то время как вы пытаетесь выменять на мое здоровье доступ к моим мозгам, вы рассчитываете лишь хорошенько позабавиться. Причем за мой счет. Полагаю, выбор развлечений там, где вы сейчас находитесь, весьма скудный, но это не отменяет того факта, что я не намерен вестись на эту уловку.
Я не позволю разбирать себя на куски по коробкам и маркировать их на свое усмотрение. Я, может, и болен, но не выжил из ума.
И вы все равно скажете, что со мной, и не позволите мне умереть, ведь что может быть лучше, чем переписываться с убийцей, который однажды может прийти и за вами. Не думали об этом?
странно, но все еще с уважением,
Любитель-рыболов.
П.С. Или мои глаза меня обманывают, или вы что, заигрываете со мной, доктор?
Нэшнл Тетлер от 9 марта 1977
Мой дорогой Пан,
Головная боль делает вас грубее, чем обычно вы себе позволяете. Должно быть, она невыносима, а потому я вас прощаю. На этот раз.
У меня не было цели держать косточку возле голодной собаки, заставляя делать трюки для собственного удовольствия. Будь так, я бы и вовсе не стал упоминать вашу болезнь и лишь смотрел бы, как вы сгораете заживо в клетке из собственный костей. Вы знаете это.
Сходите к неврологу, выберите врача по своему усмотрению. Настаивайте на МРТ, не уходите, пока они не найдут очаг энцефалита. Кстати, до этого вы могли догадаться и сами, уделяй вы своему здоровью чуть больше внимания.
Вы могли прекратить писать мне, а не горячо обвинять во всех грехах, так что это дает мне надежду. Аппетит приходит во время еды, так что начнем с чего-то более легкого? Как насчет имени? Вы знаете мое, будет справедливым, если я буду знать, как зовут и вас, мой дорогой друг. Фамилия меня не интересует.
Вы вряд ли сможете отправлять письма из больницы так же часто, как и раньше, но и я никуда не тороплюсь. Все время вселенной у наших ног.
искренне ваш,
Г.
П.С. А вам бы хотелось, чтобы я с вами заигрывал? И что вы будете делать, если ответ на ваш вопрос «Да»?
Приложение №2. Больничная салфетка
Я вижу мертвых и разговариваю с ними.
24 сентября 1981 год
— Тернер, спишь с открытыми глазами?
Уилл моргнул и перевел взгляд на чернокожего санитара. Барни Мэттьюс. Тридцать восемь. Главный дежурный в отделении для особо опасных. Книга на столе, которую санитар читал до этого, оказалась Фаустом.
— Чаще, чем бы хотелось, — он невесело улыбнулся.
— Если собираешься отключаться во время смены, лучше перевестись в другое отделение. Без обид. Здесь пара секунд может стоить тебе жизни.
— Я знаю, это не повторится, — он вздохнул. — Раз здесь так опасно, почему ты сюда устроился?
Барни сложил свои огромные руки на столе и сцепил в замок.
— У черного с бывшей судимостью меньше альтернатив, чем может показаться. Зато я использовал свое время с пользой и закончил курсы психиатрии. Ночью здесь тихо, я мог заниматься без помех. Иногда мне даже помогали.
— Доктор Лектер?
— В том числе. Если будешь относиться к нему уважительно, он будет уважителен к тебе. А ты?
У Барни был мягкий, спокойный взгляд, и Уилл встретил его без страха.
— Честно? Сам еще не знаю.
— Если ты ищешь сенсацию для газеты, не стоило заморачиваться. Здесь были сотни до тебя и ушли ни с чем.
— Сенсации меня не интересуют. Деньги тоже.
— Скажи еще, что и не из-за доктора Лектера.
Уилл улыбнулся шире:
— Не только.
— Я вижу, что ты умнее, чем хочешь показаться доктору Чилтону, но предупреждаю. Везде, кроме этой комнаты и нашей комнаты для переодеваний, стоят микрофоны и камеры. Если он заподозрит, что ты ведешь двойную игру, последствия тебе не понравятся.
— Обещаю, от меня не будет проблем. Отработаю этот месяц и вернусь домой.
— Хотелось бы верить. На чокнутого фаната ты вроде не похож.
— Спасибо, — Уилл подавил смешок.
— Через час моя смена закончится, и ты останешься один. Если что, не стесняйся звать охрану. Лучше прослыть трусом, но остаться в живых. В семь раздашь ужин, посуду заберешь еще через час. Не забудь заполнить журналы наблюдения, пиши все, что покажется тебе странным. В основном, со всеми можно перекинуться парой слов…
— Но не с доктором Лектером, я знаю.
— Не рассказывай ему ничего о себе. Без шуток. Ты знаешь, как образовалась вакансия, на которую ты пришел?
— Нет.
— Гейб повздорил с доктором и исчез, не оставив следов. Думаю, он уже мертв. ФБР допрашивало Лектера в течение четырех часов, а он сложил им курочку, которая, если дернуть ее за хвост, качает клювиком. Он, может, и сидит за пуленепробиваемым стеклом, но руки его длиннее, чем у дьявола. Будь осторожен.
— Спасибо, Барни.
Он услышал, как Мэтью, второй санитар, провез тележку с доктором обратно по коридору, сработал электронный замок, и снова настала тишина. Оставив тележку в конце коридора, он вернулся вразвалку на пост.
— А ты, значит, новенький.
Уилл почувствовал себя, как на досмотре. За несколько секунд молчания Мэтью взвесил, измерил и разобрал его по частям. Нет, не частям. Они встретились глазами, и Уилл едва удержался от зеркальной ухмылки. По косточкам. Шестое чувство подсказывало, что с ним нужно быть настороже.