Возвращайтесь ко мне, когда будете готовы.
искренне Ваш,
Г.
25 сентября 1981 год
К десяти утра он вернулся из Балтимора домой. Раньше, где бы он ни жил, его встречали собаки — его собственный источник радости и счастья без лишних социальных реверансов. В Вулф Треп его ждала лишь тишина, шелест деревьев и холодный ветер с реки. Он вынул пакеты с заднего сидения и зашел в дом.
— Привет, Гейб. Я купил овощей, мяса на ужин и для тебя — детское питание. — Уилл закрыл за собой дверь и сгрузил пакеты на кухонный стол. — Оказывается, сейчас это жутко популярная диета, ты знал? Не то чтобы меня заботил твой вес, но хорошо, что ты сможешь питаться этим месяц и не сдохнуть.
Он оглянулся на привязанного к кровати полного мужчину с залысиной на макушке. Тот смотрел на него с ненавистью, кляп во рту снова пропитался кровью.
— Снова беспокоит челюсть? Надо было сказать.
Уилл достал из шкафчика аптечку и подготовил инъекцию с трамадолом. Гейб несчастно промычал, как только игла вошла в вену. Его шумное дыхание с клокочущими в горле слюнями заполнило комнату, а затем успокоилось.
— Сегодня видел твоих коллег и пациентов, — произнес Уилл, сидя на кровати все еще в пальто. Он одел на шприц колпачок и убрал его на прикроватный столик. — Не нравится мне Мэтью. Думаю, это он убил прокурора, который пытался перевести Лектера в общую тюрьму. Ты как думаешь?
На глаза Гейба навернулись слезы, он сжал толстые пальцы в кулак, на запястьях алели следы от наручников.
— Согласен. Я тоже думаю, что надо навестить его дом, пока он на смене. Как хорошо, что я подружился с Джессикой. Ты помнишь Джессику, Гейб? Десять минут болтовни, и адрес у меня в кармане. Молли всегда говорила, что моему очарованию сложно сопротивляться. Ты как, голоден? — Гейб прикрыл глаза, отключаясь под действием обезболивающего. — Нет? А я сейчас готов съесть даже чью-нибудь ногу. Отдыхай, Гейб. — Уилл похлопал санитара по колену и пошел готовить завтрак.
Он разбудил его еще два раза перед уходом: чтобы покормить с трубочки детской смесью, и еще раз, чтобы сменить подгузник и повязку вокруг рта. Когда челюсть заживет, Гейбу придется обратиться к хорошему стоматологу, чтобы тот сделал ему хорошие импланты. Не то чтобы Уиллу было обязательно вырывать ему зубы, просто его грязный рот Уилла порядком достал.
— Пока-пока! — он попрощался с ним и, проверив часы — до конца смены обоих санитаров было еще предостаточно времени, сел в потрепанный бьюик и поехал в сторону города.
Барни жил в старушечьем доме. Уилл прошел через деревянную лоджию с внутреннего двора и, отодвинув стеклянную створку, оказался внутри захламленной комнаты. Он насчитал семь или восемь светильников и абажуров различной формы и размера. Коробки, статуэтки, поделки, позолоченные вещицы — беспорядок напомнил ему логово бандитской группировки, ворующей из магазинов все подряд.
Уилл заглянул за диван и обнаружил стопку картин с авангардной живописью, больше смахивающей на обычные пятна краски. Он покачал головой и осторожно перешагнул через свернутый в трубу ковер. Барни промышлял воровством и, скорее всего, облегчал дома стариков, за которыми присматривал, подрабатывая вне психиатрической больницы.
Он открыл шкаф в спальне на втором этаже и удивленно охнул. Полки были заставлены дорогими вещами. Не просто дорогими, а изысканными, которые сам Барни вряд ли бы купил. Книги в кожаном переплете, горизонтальные часы в золотом обрамлении, лакированные двойные рога. Чьи это были вещи? Уилл открыл вторую створку, и вопрос отпал сам собой.
На него уставилась маска-намордник. На прутьях, которые должны были закрывать губы, осталась запекшаяся кровь. Вместо завязок на маске крепились ремни шириной по два сантиметра. Словно в трансе Уилл протянул руку, но остановился. На нем были кожаные перчатки, и снимать их он не собирался, а, значит, и касаться маски не было смысла.
Он закрыл шкаф.
Барни не смахивал на фаната, слишком в нем чувствовался рациональный, практичный ум. На продажу, скорее всего. Сам Лектер мог подбросить ему эту идею в благодарность за уважительное обращение. Уж кому, как не Уиллу было знать, как легко доктор делал щедрые подарки. Или долгосрочные вложения с откатом.
В связях, которые держали не хуже поводка, доктор Лектер был мастером. Для Барни — деньги, для Мэтью — иллюзию власти. Уилл ухмыльнулся. Интересно, а что доктор предложит ему?
Он покинул дом и, развернувшись на шоссе, поехал на другой конец города, где его ждало кое-что поинтереснее. Самое вкусное, как десерт, всегда оставалось напоследок, и, подъехав к обычному, ничем не примечательному дому, Уилл уже знал, что это «оно».
Подрезанная лужайка, кусты, недавно крашенные стены, почтовый ящик с маленьким розовым фламинго вместо крючка. Уилл был уверен, что, спроси он соседей, те сказали бы, что жилец этого дома тихий, воспитанный молодой человек, готовый всегда прийти на помощь. И в лицах этих же соседей он увидел бы, что на помощь они позовут Мэтью Брауна, только если на планете вымрет все население разом.
Они скажут: «у него странные глаза», «какой-то он слишком тихий», «ни разу не видела его с девушкой», «работу ему бы сменить, в психушке не каждый выдержит», и все они будут правы. Интуиция предупреждает людей об опасности, главное — слушать.
Он понаблюдал за домом и улицей из машины и уехал, так и не попробовав забраться внутрь. В доме убитого прокурора полицию ждала растяжка со взрывчаткой, и что-то подсказывало Уиллу, что здесь его тоже ждала ловушка. Будь он убийцей, работающим в психбольнице с Ганнибалом Лектером, он бы точно устроил западню у себя в логове.
Потому что к дому это место имело столько же отношения, как и поле, начиненное минами.
Уилл поужинал в самой ужасной забегаловке, которую смог найти, попросив двойную порцию лука. В «Элевен Севен» он купил сендвичи с сыром на ночную смену, гель для душа, запах которого был ядреней, чем атомные отходы, запасную зубную щетку и мочалку. Ему пришла в голову идея, и перед уходом он захватил маленький термос по акции, чтобы, сделав крюк, попасть в кафе Мисс Ширли до закрытия и взять кофе на вынос. Уилл собирался завести нового друга.
— Картофельная запеканка с луком, глазированные дольки апельсина и Чесапикские куриные сосиски. Осторожно, кофе еще горячий.
Питер непонимающе моргнул и осторожно взял поднос.
— А, и еще. — Уилл достал из кармана салфетку. — Это для твоего маленького друга.
Тот побледнел и сделал шаг назад:
— Я… я не понимаю, о чем ты.
— О мышке. Ту, которую ты подкармливаешь по ночам. Не волнуйся, здесь просто сыр из моего сендвича. Он не отравлен. — Уилл положил сыр на поднос и пожал плечами. — Ну, или нам обоим не поздоровится. Приятного аппетита, Питер.
Он чувствовал его взгляд спиной, пока, толкая тележку, не скрылся из виду и не остановился возле камеры Абеля Гидеона. Раз начав ритуал, Уилл не стал его менять и снова вежливо постучался.
— Добрый вечер, доктор. Простите, что отвлекаю. Ваш ужин.
— Мистер Тернер, какой приятный сюрприз. — Мужчина забрал поднос с обычной тюремной едой.
— Сюрприз?
— После вчерашнего инцидента с Миггзом я думал, что вы найдете другую работу.
— И кто бы сегодня принес ваш ужин?
— Какой вы ответственный. Не такой ответственный, как доктор Чилтон. Вы знаете, что он задерживает мою почту уже на две недели из чистой мстительности?
— Возможно, у доктора Чилтона были на это причины?
— Возможно, — согласился Гидеон. — Кажется, я припоминаю, что в интервью в Нэшнл Тетлер назвал его порнографической пародией на врача.
Уилл кашлянул, скрыв смешок:
— Тогда его чувства вполне объяснимы. Как насчет последнего номера Татл Крайм, чтобы скрасить вечер?
— Вы предлагаете мне взятку, мистер Тернер? — его голос прозвучал фальшиво-встревоженно.
— Вам запретили почту, а не газеты, так что не вижу сложностей. Мне нужно будет снять скрепки, а затем номер полностью ваш. Как вам?
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Тернер. Я начинаю понимать, почему Фредерик принял вас в свои фавориты.
— Быть фаворитом подразумевает быть любимцем влиятельного лица и получать за это выгоду. Боюсь, вы ошибаетесь.
— В том, что вы получаете выгоду, или в том, что Чилтон влиятельное лицо?
Уилл улыбнулся и покачал головой. Приехать в Балтимор, устроиться в психушку и найти здесь одного из самых приятных собеседников. Ну не ирония ли жизни?
— Приятного аппетита, доктор Гидеон.
— Вам тоже, мистер Тернер. Буду с нетерпением ждать вашего возвращения.
На этот раз он объехал камеру Миггза стороной, оставив его напоследок. Второй раз стоять облитым мочой перед Лектером он точно не собирался. Уилл вкатил тележку в конец коридора, уже заранее поглядывая краем глаза на стекло.
Лектер был занят. Он лежал на койке и читал книгу, удерживая ее в правой руке на весу, а левую закинув за голову, будто отдыхал где-то на итальянской вилле, и свежий бриз касался его шеи. Уилл одернул себя и вернулся к своим обязанностям.
Вчера они уже обменялись парой слов, поэтому сейчас игнорировать его было бы странно, поэтому он произнес ради приличия:
— Добрый вечер.
Он положил поднос в ящик для передач, тишина повисла между ними, как темное, душное покрывало.
— Добрый вечер, Уилл.
Чуть скрежещущий голос Ганнибала Лектера прошел как призрачный шершавый язык возле самого уха, и Уилл прикрыл на секунду глаза. Он не должен ничего спрашивать. Он должен заткнуться и вернуться на пост. Молча. Прямо сейчас. А, твою ж мать.
— Мы перешли на имена, пока меня не было, доктор Лектер?
Тот даже не пошевелился, и его лицо все еще скрывала книга.
— Вы против? Разница в возрасте у нас не так уж велика. Вы знали, что сейчас Тернеры в США в десятке самых популярных фамилий? Думаю, это изменится, учитывая политику нашего правительства в отношении Мексики. Обращаться к вам «мистер Тернер» будет все равно, что называть вас Джоном Доу.
— Вы хотите, чтобы я называл вас по имени?
— А вы хотите, чтобы мне хотелось?
Уилл прожег мягкую обложку взглядом, и она по мановению слегка отклонилась в сторону. Лектер дочитал абзац, а затем встретился с ним глазами.
Снова ничего.
Белесые брови, которых не видно над тяжелыми надбровными дугами. Физиогномисты прошлого назвали бы его крайне упрямым. А еще склонным к садизму из-за тонких, выразительных губ. Небольшие глаза, острые скулы, преломляющие свет — юношеская пухлость помогала ему выглядеть мягче и более располагающе в молодости, но не сейчас. Уилл нервно усмехнулся:
— Похоже, психиатр в вашем случае не профессия, а способ мыслить.
Лектер чуть склонил голову в сторону, явно довольный его замечанием.
— Профессиональная деформация.
— Нет.
— Нет? — Лектер освободил обзор, закрыв книгу и оставив вместо закладки палец.
— Профессиональная деформация в вашем случае — это излишний самоконтроль, навязчивая диагностика себя и окружающих и учительский тон, который вы постоянно используете. А вот про склонность манипулировать людьми я так сказать не могу. Очень сомневаюсь, что вы не делали этого до того, как стать психиатром.
Уже закончив предложение, Уилл понял, что совершил ужасную глупость. Лектер вытащил палец из книги, отложил ее на постель и поднялся.
— Тогда что это, по-вашему? — он медленно прошел к ящику.
Уиллу не стоило влезать в этот разговор. Он хотел лишь удостовериться, заглянуть за дверь, проверить, там ли монстр, а теперь оказался в середине лабиринта, каждый путь из которого заканчивался пропастью.
— Эмпатия.
Снова тишина и обмен взглядами, будто они оба вступили в неизвестный танец. Неизвестный Уиллу.
— Продолжайте.
— Большинство сопереживает людям, улавливая интонации, язык тела и микромимику. Пропуская ее через себя и отражая. Вы поглощаете и ничего не даете взамен.
— Вы пытаетесь анализировать меня?
Уилл приподнял брови и пожал плечами.
— Я уже это сделал.
Ганнибал достал поднос и прошел с ним за стол в центре камеры, расположившись к нему лицом.
— Я бы предложил вам стул, но об этом вам придется позаботиться самому. Эмпатия, — он достал пластмассовую ложку и деликатно взял пальцами, — подразумевает наличие у меня чувств. А если вы читали последнюю статью Фредерика, которым так восхищаетесь, я социопат, и эмоции мне неведомы.
— О нет, у вас есть чувства. И вы отлично понимаете, что чувствуют люди вокруг вас.
— Доктор Чилтон с вами бы не согласился. Почему вы пришли к такой мысли?
— Ваши жертвы.
— М? — Лектер прожевал пересоленный салат, полный жирного майонеза. Уилл знал это, потому что ел его вчера.
Он сжал переносицу, пытаясь себя остановить.
— Мне не стоит с вами разговаривать.
— Смена долгая, и вам, как и мне, больше нечем заняться, так почему нет? Не дай бог, еще и подружимся. Тем более, что вы не хотите идти к камере Миггза, чтобы получить еще одну порцию мочи в лицо. Или спермы. — Ганнибал повернул голову, будто к чему-то прислушивался, прожевал салат и добавил. — Но сегодня вам не стоит за это переживать, он спит. Мэтью вымотал его душевым шлангом, так что мы вполне можем позволить себе небольшой разговор. Вы упомянули моих жертв.
— Органы. То, как вы вынимали их, пока они еще были живы. Я думаю, они даже оставались в сознании, пока вы проводили операцию.
Глаза Лектера полыхнули красным, но это могло быть лишь его буйное воображение.
— Зачем бы это мне?
— Удовольствие было бы не полным. Вы, — Уилл скривился, будто что-то скрипучее попало ему на язык, — делали все, чтобы они мучились как можно дольше. Сходили с ума от отчаяния, беспомощности и страха. И именно поэтому Психиатрическое общество назвало вас монстром. Потому что вы точно знаете, что такое боль и страдания, и наслаждаетесь ими в других, как…
Лектер перестал есть, смотря на Уилла чуть исподлобья, практически не мигая. Его голос был нежен.
— Как чем, Уилл?
Как амброзией.
Если он произнесет это вслух, прикрытию конец.
— Не знаю, — он пожал плечами как можно естественнее. — А что вам нравится, доктор?
— Нет-нет-нет, — разочарованно вздохнул тот. — Вы были безупречно вежливы, открыто поделились своими мыслями, а теперь так грубо пытаетесь залезть ко мне в голову. Вам повезло, сегодня я в хорошем настроении. Попробуйте еще раз.
Уилл сделал глубокий вдох и выдох и выпрямился.
— Нет, я и так задержался. Прошу прощения, если обидел.
Увидев, что он собирается уйти, Лектер повысил голос:
— Пока вы читали бестселлер Чилтона, вы были согласны с его выводами?
— Нет, — тихо ответил он, стоя вполоборота. По крайней мере, ему не приходилось смотреть Лектеру в глаза.
— Почему же вы считаете, что вы не правы?
— А я прав? — он бросил удивленный взгляд через плечо.
— А вам хотелось бы?
— От моего хотения тут мало что зависит.
— Напротив. От веры в свою правоту зависит если не все, то очень многое. Вы ищете объективности или одобрения, Уилл? Если я скажу, что вы правы, разве это не будет еще одна субъективная точка зрения? Наш мозг устроен так, чтобы находить связи между происходящим. Вы видите картину: человек с руками в крови и труп рядом. Любой сделает вывод, что это и есть убийца. Наука позволяет нам подтвердить или опровергнуть наш вывод, но психология сейчас, как научная дисциплина, не больше младенца, только начавшего познавать мир.
— Допустим. И если доктор Чилтон уверен, что вы социопат, так и есть?
— А он уверен? — в ответ спросил Лектер, слегка ухмыльнувшись. — Или использовал первый попавшийся знакомый термин, чтобы блеснуть своими знаниями? Точнее, их отсутствием. Чем, кстати, и занимается до сих пор, публикуясь в Психиатрическом Вестнике. Но он точно уверен, что я считаю его врагом и с удовольствием убью, если когда-нибудь окажусь на свободе.
— И вы убьете его?
— Лишь закончу то, что начал наш дорогой Абель, вырезав парочку его не жизненно важных органов. Пока Фредерик будет верить в это, он выживет. Как выжил древний человек, который, увидев пятна в высокой траве и услышав шелест, не успокоил себя, что это цветы и ветер, а испугался, что это тигр, и бросился наутек.