— Почему ты так думаешь?
— Он сказал кое-что совсем недавно. Я сначала не понял, но вспомнил после убийства судьи.
— Что? — за не дрогнувший голос Уилл в другой вселенной потребовал бы Оскар за выдающиеся актерские способности.
— Он спросил: Барни, у тебя когда-нибудь был в жизни человек, существование которого уже наполняло смыслом твой день?
Уилл почувствовал, как сердце пропустило удар. Он мог ошибаться. Лектер мог говорить о ком угодно, почему он думал, что о нем?
— Звучит несколько… романтично? — он прикрыл паузу глотком кофе, собираясь с мыслями. — А ты не думал, что это он про Мириам Ласс?
— Нет, на Рождество он послал ей крем для лица «Эвиан».
— И?
— И если доктор Чилтон разрешит ей прийти, то увидишь.
Два часа спустя Лектера снова вызвали в общую допросную. Барни как раз подготавливал подносы с едой, так что Уиллу досталась обязанность сопроводить его в зал.
— Добрый день.
Лектер что-то писал за столом, и Уиллу показалось, что он подошел не к камере, а к его рабочему кабинету.
— Здравствуйте, Уилл. Как ваши дела?
— Спасибо, хорошо. Простите, что отвлекаю, с вами хочет увидеться Мириам Ласс.
Доктор задумчиво приложил кончик карандаша к губам.
— Тогда не стоит заставлять леди ждать. — Он поднялся, взял из ящика приготовленные Уиллом наручники и маску и застегнул цепи на ногах и руках, причем так спокойно, будто одевался в дорогой костюм.
— Маску, доктор, — напомнил ему Уилл, и во взгляде Лектера впервые мелькнуло нечто опасное.
— Мы же договорились не соблюдать формальности.
— Будьте добры, оденьте маску, или я не открою эту дверь.
Выражение лица доктора оставалось спокойным, лишь глаза задержались на нем чуть дольше обычного. Снова эта растянутая, глубокая интонация в голосе, будто его слова имели подтекст:
— Все ради вас.
А может, и имели. Уилл дождался, пока Лектер затянет ремни на затылке и отойдет к столу, сам же открыл дверь и завел в камеру тележку. Ремней на смирительной рубашке и креплениях подставки, на которую встал доктор, было так много, будто он связывал не человека, а бешеное животное. Последние ремни были у Лектера на груди, и, пока он их застегивал, тот слегка наклонился.
Заметив движение, Уилл замер, сердце забилось быстрее.
— Вы меня понюхали?! — спросил он, от удивления встретившись с ним глазами.
— Должен признать, что меня не в первый раз удивляет выбор средств гигиены местным персоналом. Вы купили свой лосьон в магазинчике на заправочной станции?
— Вас оскорбляет запах моего лосьона?
— Приносит ощутимые сенсорные неудобства. Если будете хорошо себя вести, сделаю вам подарок. Любите подарки, Уилл?
— Зависит от подарка.
Он подхватил тележку за ручки и покатил доктора на выход под электрический шум колесиков, стараясь не думать, что точно так же мог катить его где-нибудь в загородном доме, чтобы вскоре убить.
— Дети в этом плане намного честнее взрослых, вы не находите? У них нет моральных условностей, которые мешают им получить то, чего они хотят. Они выражают желание обладать в его чистом, незамутненном понимании. Они требуют. Говорят «дай». И им все равно, кто и зачем им желанное дает.
— Не все подарки даются безвозмездно.
— Вы хотели сказать — все подарки не даются безвозмездно. Боитесь, что я попрошу что-нибудь взамен?
— Кроме того, что я больше не буду бесить вас ужасным запахом?
— Вы бы доставили мне удовольствие.
Они остановились посередь огромного пустого зала с клетками, и Уилл обошел Лектера, остановившись прямо перед ним.
— А почему я должен доставлять вам удовольствие?
— Потому, что со мной будет гораздо приятнее иметь дело. — В темно-красных глазах доктора появился странный блеск, его голос глухо звучал под маской.
Уилл облизнул губы, нисколько не боясь и даже слегка улыбаясь.
— Вы угрожаете?
— Даю профессиональный совет.
— Буду иметь в виду.
Уилл ушел в комнату для посетителей, чтобы позвать агента ФБР в комнату, и, увидев ее, тут же вспомнил слова Барни. Мириам Ласс выглядела так, будто вернулась с войны: усталые, серьезные глаза, поджатые губы, зализанные в хвост темно-русые волосы, деловой костюм и коллоидный шрам на правой щеке, начинавшийся от челюсти и заканчивающийся под самым глазом, будто кто-то пытался раскроить ей лицо. И был в шаге от успеха.
— Он вас ждет.
Ласс деловито кивнула, перекинула пальто через правую руку, взяла со стула папку и с гордо поднятой головой отправилась в клетку льва. Стоило ей уйти, Уилл помедлил возле двери, прислушиваясь.
— А-а, агент Ласс. Какой приятный сюрприз. Вы получили мой подарок?
— Здравствуйте, доктор Лектер. Спасибо, получила. А затем переехала. Уже в третий раз, благодаря вам.
— Мне очень жаль, что я принес вам столько неудобств.
И Уилл мог поклясться, что в голосе Лектера не было ни капли сожалений.
========== Часть 5 ==========
Университет Северной Дакоты. Абигейл Хоббс
Мой дорогой,
Кажется, вас можно поздравить с обретением нового друга. Будьте добры, передайте юной мисс Хоббс мои наилучшие пожелания. Очень за вас рад.
А так же за Абигейл, чья жизнь постепенно входит в привычное русло. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что, помогая ей, вы принимаете роль ее суррогатного отца со всеми вытекающими последствиями. Она уже рассказала вам, что помогала своему биологическому отцу охотиться на девушек? Я думаю, да. Ждете ли вы ее помощи в своем ремесле, или вам достаточно знать и хранить секреты друг друга?
Что бы вы ни решили, сперва помогите ей принять произошедшее полностью: свою роль в убийствах, обратную зависимость, ощущение «избранности», которое ей давал отец, а теперь и вы. Помогите ей принять любовь своего отца и ее любовь к нему. Абигейл ждет долгая дорога самопознания, вам ли не знать ее извилистость, так что будьте с ней рядом, когда она примет свою природу. Хищники тоже держатся стаей, мой дорогой друг, и наша с вами обязанность помочь юным созданиям в начале их становления. Я чувствую в Абигейл потенциал, обращайтесь за советом, если понадобится.
Я слышу зов, неслышный вам,
Гласящий: — В путь иди! -
Я вижу перст, невидный вам,
Горящий впереди.
Ее границы нормального еще свежи, еще держатся христианских принципов, присутствие ее матери удерживает ее от свободы. Помогите Абигейл сломать оковы и воспарить, ей больше не на кого положиться. Кто, если не вы? Ей необходимо стать сильнее, ведь люди не оставят ее в покое. Озлобленные, огорченные, погребенные своим горем, они придут за ней, и вас не будет рядом. Помогите ей открыть ее силы, ведь этот источник неиссякаем, и только он защитит ее. Она выжившая, и это клеймо останется с ней на всю жизнь.
Как вы сами, мой дорогой друг? Вы преступили новую границу, убив отца Абигейл и заняв его место. Полагаю, вы задушили его собственными руками, а затем повторили его ритуал. Вы разделили трапезу с Абигейл? За этим вы приехали к ней? Вы сказали ей, с чем пирожки в вашей корзинке, страшный серый волк Балтимора? Каков был Гаррет Джейкоб Хоббс на вкус?
Я очень жалею, что не смог присутствовать при вашем преображении. Уверен, вы были прекрасны. Расскажите, если будет возможность, как выглядел Хоббс, насаженный на рога? Что вы чувствовали, поедая его плоть вместе с его дочерью? Хотели бы вы повторить этот опыт? Я знаю, что вы попытаетесь закрыться, но не убегайте, прошу вас. Останьтесь со мной.
Где бы вы ни были, мои мысли всегда с вами.
искренне ваш,
Г.
П.С. Признайтесь, вы хотели получить от меня что-то личное, поэтому предложили услуги Абигейл? И вы знали, что я не смогу отказать вам. Будете ли вы хранить мое письмо, как я храню ваши? Можете не отвечать, я знаю ответ.
П.П.С. Дорогая Абигейл, вы также свободны писать мне в любое время, обещаю, я отвечу вам незамедлительно при первой возможности.
Ганнибал,
А. передает горячий привет, но слишком занята подготовкой к экзаменам, так что напишет немного позже. И я очень надеюсь, что это не была попытка разделить со мной отцовство. Я не имел в виду, что твоя помощь будет лишней, просто я не настолько безнадежен, правда, и как-нибудь справлюсь, имей немного веры.
Я скажу тебе то, что уже рассказал А. В ночь охоты я еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Его убийство было… личным. Я задушил его голыми руками, и до последнего вдоха он сопротивлялся и смотрел мне в глаза. Мои руки дрожали еще двое суток, словно река жизни разбила во мне живой ключ, и меня потряхивало от некоего «откровения». Ты знаешь, я не особо верующий, но в ту ночь я открыл для себя культ жизни — великой, всемогущей и бесценной, и я чувствовал, как моя кожа горит под луной, будто под лучами солнца.
Будто я стал чем-то большим.
Знаю, звучит как бред сумасшедшего, но, ха-ха, я никогда и не был нормальным.
Да, нормальность определяется статистически ничем не выдающимися людьми. Или свиньями, как ты их называешь. Видишь, я слышу тебя на расстоянии, как будто ты сидишь рядом, или мы идем плечом к плечу. Слишком долго я был один, а потому это чувство — единения — новое для меня. Я не привык, что могу открыться хоть кому-то полностью, и меня не отвергнут. Что кто-то меня поймет.
Ты ведь тоже знаешь, каково это. Есть человеческую плоть в том числе.
Я все еще недалеко, так что можешь прислать письмо по прежнему адресу еще раз. Конечно, я сохраню твои письма, зачем бы я еще просил А. о помощи?
твой
Друг.
Я повторяю прежнее опять,
В одежде старой появляюсь снова.
И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово.
Мой дорогой друг,
С детства нас учили не преступать законы Божьи. Нам показали табу — запрет на действия, которые приведут к сверхъестественному наказанию. Не убей. Не укради. Не ври. Не желай чужого. Не создай себе кумира.
Я преступил все. Чтобы выжить в этом мире, который создал бог, я преступил их все. Один за другим. Несмотря на то, где я родился и что со мной происходило, я всегда выбирал жизнь. Шаг за шагом во тьму, где она зародилась, где прозвучал ее первый крик, я прозрел, что никакой Бог человеку не нужен. Мы были созданы по его облику и подобию. Так чем мы хуже? Где молния с небес, которая должна пронзить меня, обратив тело в прах? Он не может? Или не хочет? Или ждет того, кто станет равным ему?
И кто станет равным мне?
Между нами могут быть тысячи километров, но это не преграда, когда мой разум говорит с твоим разумом напрямую. Я выбрал тебя, мой дорогой друг. Я могу направлять, советовать, нашептывать, но твой окончательный выбор за пределом моего влияния.
Освободись от остатков вины за отнятые жизни, они разбили твои цепи — поблагодари их. Теперь ты не просто большее, ты тот, чью тень я когда-то разглядел во тьме среди отчаянных строк. Среди шума других голосов твой голос тронул мое сердце. Было бы растратой не помочь столь прекрасному существу освободиться. Теперь ты по-настоящему свободен.
Перед тобой весь мир.
Лети же и не беспокойся обо мне. Со мной все будет порядке.
Лети, мой друг. Попутного ветра.
твой,
Г.
Ганнибал,
Довольно нечестно писать подобное, точно зная, что эти строки будут преследовать меня, как собственная тень, на задворках сознания. Что я буду…
Что я уже чувствую тебя рядом. Теперь я не один, никогда, даже в собственных мыслях.
О, я благодарен всем, кто погиб от моей руки. Поэтому я пишу из Огайо, где Элиот — тот самый Ангел Смерти, наконец-то, с моей небольшой помощью вознесся к небесам. Перед смертью он сказал: «Я вижу, кто ты есть, и не смогу помочь тебе. Никто не сможет. Пути назад нет.» Я видел себя его глазами, мое лицо пылало, но этот огонь никак не был связан с божественным.
Перед смертью Элиот рассказал мне о себе. Ему диагностировали рак мозга тогда же, когда я болел энцефалитом. Он любил рыбачить. Любил свою жену, но она оставила его наедине с тьмой. Он решил бороться так же, как и я, охотясь за чудовищами. Он был рад, что в конце своего пути он был не один.
Мне остается только желать такого конца. Ганнибал, будет ли странно, если я скажу, что перед смертью хотел бы увидеть тебя хотя бы раз? Что моя кровь на твоих руках — то, что снилось мне последние недели? Ты ведь тоже видел это. Моя кровь на твоем лице. Смешанная с твоей собственной.
Знаешь, что самое странное? Я понятия не имею, стал бы я сопротивляться.
твой
Друг.
Мой дорогой,
Несмотря на всю мою любовь к шекспировской литературе, я все же надеюсь на менее драматичное воссоединение, если уж нам когда-нибудь выпадет шанс организовать личную встречу.
И если уж совсем серьезно, я настаиваю на том, чтобы ты даже не думал в этом направлении. Место моего заточения, хоть и не отвечает моим вкусовым предпочтениям, хорошо охраняется, и я слишком хорошо тебя знаю — наставить пистолет на невинного человека вывернется тебе боком, боюсь, твоя рука дрогнет, а я не готов так быстро с тобой попрощаться. И уж тем более впервые увидеть твое лицо на фотографии возле посмертной статьи.
Поэтому, будь добр, береги себя для более удачного стечения обстоятельств.
Я ни в коем случае не сомневаюсь в твоих отцовских способностях. Уверен, ты позаботишься об Абигейл, и лишь предлагаю любую помощь, которую могу предоставить. Ты против нашего с ней общения? Если да, то я, уважая твое мнение, прекращу нашу переписку. К моему сожалению, ибо мне уже давно не удавалось поговорить со столь молодым, восприимчивым и открытым для знаний умом. Мне не нужно объяснять причины, твоего нежелания будет вполне достаточно.
Будь это в моих силах, я бы дал тебе гораздо больше. Тебе не пришлось бы даже просить.
Хотя, должен признать, эта часть нашего общения доставляет мне много удовольствия.
Как насчет подарка? Ко мне заходили из ФБР, спрашивали о новом маньяке, чье МО, как им показалось, схоже с моим. Они нашли окровавленного мужчину в отеле, здесь, в Балтиморе, лежащим в ванной. Но, судя по следам после операции, убийца точно не собирался его убивать. Возможно, не рассчитал дозу анестезии, и его жертва очнулась раньше. Швы неаккуратные, большая потеря крови — работа студента, не более. Думаю, он работает на одной из частных скорых в городе, ты легко сможешь его найти.
Мне нравится думать, что ты будешь где-то неподалеку.
искренне твой,
Г.
1 октября 1981 год
Целую неделю лил дождь, и только к четвергу, наконец, вылезло солнце. Темно-коричневый бьюик GTX держался на дороге хорошо, движок кашлянул лишь пару раз, но стоило Уиллу заправиться 85-ым, как тот сразу набрал мощности. Ричмонд встретил его зелеными лугами, парками и странной смесью стилей архитектуры: от федеральных зданий, больше похожих на прибежище агрессивных республиканцев, до римских колоннад.
Первым делом он купил в магазине телефонную карточку и телефонный справочник и расположился в ресторане с амбициозным названием «У Рузвельта». Под горячий ароматный кофе и свежие булочки с корицей Уилл пролистал справочник до нужной буквы. Стокфилдов в городе проживало шесть человек, и у троих из них были инициалы на Д. По одному номеру ответила женщина, оказавшаяся Джессикой Стокфилд, очень милой домохозяйкой, которой он наплел про купоны на починку машины. По другому — Дэвид Стокфилд, семидесятилетний бывший морской пехотинец, пославший Уилла без долгих предисловий к «ебаной матери». Третий телефон не ответил. Он поблагодарил за телефон баристу кафе и ушел к машине.
«Валлей Сайд Драйв, 1308» гласила надпись на почтовом ящике возле двухэтажного дома. Белые стены, красная наклонная крыша, дом располагался на откосе возле лесополосы, и на дверной звонок дверь никто не открыл, так что Уилл оставил машину на соседней улице и вернулся к дому, на этот раз под прикрытием деревьев.
Он открыл заднюю дверь с помощью лома и, сняв туфли и спрятав их в сумку, огляделся. Количество зеркал поражало, этот парень просто обожал смотреть на себя — в каждой комнате, в ванной, даже в спальне. Одежда в ящиках была сложена аккуратно, и Уилл одобрительно хмыкнул. На прикроватной тумбочке лежал ежедневник. Уилл подцепил угол и открыл на закладке.
Четверг — обед с Луизой.